Зачем? Зачем он делает это?

Растрепанная старушка прищуривается, в темноте коридора пытается рассмотреть лицо Дейва, чтобы убедиться, что парень не принес с собой с улицы пару синяков или разбитую губу. Он, хоть и подрался с какими-то упырками, но улыбается старой женщине, извиняясь:

— Прости, иди спать, — говорит, открывая дверь своей комнаты, и входит внутрь, тихо прикрыв. На часах полвторого ночи, лампы в большинстве домов уже не горят, как ни как, идет середина рабочей недели. Дейв сбрасывает куртку, встряхнув волосы пальцами, и рассматривает себя в небольшом зеркале, с каким-то удовольствием пересчитывая полученные синяки на лице. Завтра внимательнее изучит состояние тела. Уж больно устал.

Неяркий свет ударяет в край глаз. Дейв оглядывается, смотря в сторону окна. За ним, слишком близко стоит дом соседей, и парень не стыдится спокойно наблюдать за девушкой, которая только по ночам всего на пару минут раздвигает темные шторы. Ее родители всеми силами пытаются отгородить от Дейва, видя в нем самого настоящего отброса, который вульгарно себя ведет, приставая к их дочери. Но вряд ли они когда-нибудь узнают, что их робкое чадо с невинной душой и сознанием неиспорченного ребенка сама открывается парню. Нарочно. Дейв сует ладони в карманы джинсов, подходя ближе к подоконнику. Не улыбается, смотрит довольно серьезно на девушку, которая убирает пальцы от выключателя на настольной лампе, подняв сонный взгляд на парня. Она постоянно просыпается, когда слышит шум, несмотря на то, что Дейв ведет себя крайне тихо, когда возвращается домой поздно. На девушке слишком облегающая бледно-розовая майка с тонкими лямками и шортики в горошек. Парень невольно усмехается краем губ, рассматривая ее, и она смущенно щурит веки, руками обнимая тонкую талию. Слишком худая. Слишком. Медленно шагает к окну, разглядывая отметины на лице парня, который стоит неподвижно, продолжая с прежней наглостью изучать ее тело. Каждый раз, как в первый. Смотрит, постоянно отмечая что-то новенькое. Сейчас, например, он впервые разглядел на шее девушки небольшую родинку. Странно, но эта деталь кажется ему чертовски сексуальной. Не пошлой. Девушка пальцами сжимает плотную ткань штор, переминается с ноги на ногу, последний раз скользит взглядом по лицу парня, который прекращает улыбаться, видя, что она задвигает шторы, скрывшись от него.

Сегодня он ее больше не увидит.

Колотит дверь. Ругается. Просит объяснений. Говорит. Звук ее голоса выводит все функции организма из строя. Харпер лежит на полу, закрывает уши ладонями, влажное лицо продолжает выделять капли пота. Веки сжаты так же сильно, как и губы. Молчит. Пытается морально отгородиться от шума. От голоса, который твердил ей тогда: «Это была ты. Это твоих рук дело». Не верит. Ложь. Она помнит все детально, словно было только что, жалкие секунды назад. Скопившуюся во рту воду глотает, продолжая сражаться с внешним воздействием, чувствует, как тайна вот-вот может дать о себе знать.

Держись, Харпер.

***

Плыву сквозь толпу. В голове тяжесть, шар сдавливает виски, напоминая мне о моем внутреннем состоянии в самые неподходящие моменты: при заполнении журнала, при выпытывающем из меня слова разговоре с социальным педагогом, при общении со старостой, которому именно сегодня приспичило заметить меня, хотя одета я не так, как обычно. Немного мешковатые джинсы, что с болью в груди согласилась купить моя мать, какая-то старая зеленая футболка под темной кофтой, бегунок которой давно сломался. А, если честно, то сломать его мне посчастливилось этим утром. Я слишком резко дернула за него. С кем не бывает? Рюкзак за спиной, кроссовки на ногах и непонятные клочья вьющихся волос на плечах. В данный момент я воплощение маминого кошмара, но специально проспала сегодня, чтобы дождаться ее ухода. Не хотелось лишних криков. Все равно сегодня так или иначе перепадет за вчерашнюю проделку. Вообще произошедшее немного напрягает. Не хватало еще попасть в передрягу по вине этого типа. Почему он прячется на станции? Это мое место.

Смотрю перед собой, понимая, что в таком виде меня не замечают. В прямом смысле. Вновь подтверждаются слова моей матери о важности внешнего вида. Люди не видят тебя, если внешне ты не привлекательный. Если из-за бессонницы у тебя круги под глазами. Если от приевшейся боли трясутся колени. Если приходится прятать ладони в карманы, чтобы скрыть дрожащие пальцы.

Подхожу к своему шкафчику, одной рукой справляюсь с замком, открывая дверцу. Вокруг слишком шумно. Начинаю перебирать учебники пальцами, оглядевшись по сторонам, и нехотя останавливаю взгляд на парне, искоса смотрю на него, с какой-то скованностью. Испытываю странную злость в груди, когда ОʼБрайен хлопает дверцей, обращаясь к Фарджу, а тот смеется, скидывая небрежно свои тетради на полки из рюкзака. Моргаю, проглатывая ком в больном горле. Простудилась вчера. Прекрасно. Прижимаю учебник по экономике к груди, хлопнув дверцей. Да, после произошедшего между мной и Донтекю, я все равно иду на его урок. Если пропущу, то сама начну глубже копать себе яму. Тем более, не мне нужно избегать его, а ему меня. То, что он сделал, уже выходит за все рамки. И в случае, если подобное повторится, я не отступлю. Никто не смеет с таким неуважением относиться к другим людям. Я терпеть не могу такие принижения.

Руки вновь начинают трястись от злости. Мне нужно остановиться. Прекратить думать, иначе оно вырвется. Иду по коридору, слышу голос за спиной, но не оборачиваюсь. Опускаю взгляд в пол, глубоко вздохнув, когда меня обгоняет парень, перегородив дорогу, так что заставляю себя остановиться.

— Привет, Мэй.

Что он только что сделал? Причард сладко улыбается, от него тянет слишком резким одеколоном. Внутри меня что-то обрывается от неприятного ощущения в груди. Этот тип самовольно перешел со мной на «ты», а теперь решил, что имеет право обращаться ко мне по имени? Кто он такой? Он — никто. Человек, не занимающий места в моей жизни. Пустое место для меня, и многозначащая личность для других. От его улыбки тошно.

— Как дела? — интересуется. Не поднимаю взгляд, нервно моргая. Причард ведет себя странно. То не замечает меня, то наседает, будто хочет раздавить под тяжестью своего внимания. Думает, наверное, что тот факт, что он вообще говорит со мной, вызывает у меня восторг. Но вряд ли я реагирую на него так же, как люди вокруг.

— Нормально, — обхожу его, устремившись быстрым шагом вперед по коридору, надеясь, что намек будет понят, но нет. Причард следует за мной, продолжая попытки начать разговор. Кажется, рассказывает о своем настроении, но не слушаю, ведь опущенный взгляд скользит вверх. На ровный строй железных шкафчиков, и я всеми силами пытаюсь остановить это. Поднимаю глаза, пропустив мимо пару широких мужских спин, после чего резко врезаюсь взглядом в лицо парня. Он прижимается плечом и виском к стене, продолжая, по всей видимости, терпеть развратные шуточки Фарджа, на которые коротко отвечает: «Меня сейчас стошнит», — но все равно усмехается, качнув головой, и проводит рукой по волосам, задевая синяк на лбу. Поворачивается, теперь спиной прижимаясь к той же стене, но взгляд уже переводит на толпу подростков, идущих по коридору. Без интереса. И зрительно натыкается на меня. И взгляд не действует ударом по моему сознанию, я с такой же злостью смотрю на него, в ответ, делая большие шаги, чтобы оторваться от Причарда, о котором забываю думать в тот момент, когда ОʼБрайен прижимается затылком к стене, ладони по-прежнему держа в карманах кофты. Между нами словно происходит зрительное сражение. Ни мне, ни ему не нравится находиться под чьим-то наблюдением, но из-за чувства гордости не уступаю, сильнее хмуря брови, будто думаю, что внешняя суровость скроет под собой мою разбитость. Да, это самое верное решение. Звучит слюняво, выражение малолеток, которые стремятся выделиться из толпы себе подобных, но… Черт, ношение масок спасает жизни. Лучше придумать для себя роль, образ непоколебимой, пусть и сучки, стервы. Пускай тебя возненавидят, прекратят понимать, воспримут, как моральную уродку, как «нечеловека». Но, черт возьми, в таком случае ты выживешь. Как давно я начала воспринимать реальный мир, как поле боя?