Но как можно жить для человека, который сам отказывается от тебя?

Слезы текут по щекам. С отвращением выдаю эмоции, когда начинаю всхлипывать, сжимая пальцами свои предплечья. Дилан остается невозмутимым. Он принял решение. Он отпускает меня. Он…

— Ты убила брата, — повторяет. — И тебе нужна психологическая помощь, — делает шаг ко мне, а я… Я не хочу этого делать, но от урагана внутри мой контроль над словами пропадает.

— А тебя изнасиловал Донтекю, — моргаю, со страхом поднимая глаза на застывшего парня с замирающим в глотке дыханием. Открываю рот, трясусь от боли в животе, что скручивает органы, выворачивает их, выжимает всю кровь. Взгляд Дилана направлен на меня. Губы слегка приоткрыты. Он… Он выглядит загнанным, но это тот самый человек, который не только бьет первым. Последний удар так же за ним. О’Брайен хмурит брови, делая шаг назад, и гордо поднимает голову:

— Дейв! — зовет, не разрывая наш зрительный контакт. — Мы уходим, — сквозь зубы. Я сжимаю дрожащие губы, со злостью прорычав:

— Ты не уйдешь, — разрываю его взглядом, и с судорогой во всем теле наблюдаю за тем, как О’Брайен берется за ручку двери. Выражение его лица меняется, оно заметно слабнет, а рваный вздох с разбитых губ уж больно выдает его настоящее состояние:

— Прощай, Мэй, — он должен. Уйти. Я знаю, но…

Опускаю руки, непроизвольно шагнув за ним, но замираю на месте, когда слышу за спиной громкий крик Лили:

— Да пошел ты! — обращение к Дейву, который проходит мимо меня, так и не подняв головы. Мне тяжело удается воспринимать происходящее. Пелена из слез мешает видеть, как Дилан ждет, пока его друг переступит порог. О’Брайен хмуро смотрит в пол, сглатывает, выглядит замученным. Продолжаю смотреть на него, с диким желанием восстановить зрительный контакт. В голове хаотично носится простое: «Посмотри на меня». Начинаю нашептывать холодными губами слова, борясь с чувством осознания. Да, безумное осознание, черт возьми. Все мы. Все. Я. Лили. Дилан. Дейв. Мы будто жили, ожидая этот день. Мы знали, что это произойдет. Что нам придется разойтись. Каждый, своей дорогой, но я… Я не могу принять это. Они нужны нам, мы нужны им, это… Неправильно.

Черт, Дилан, просто остановись, скажи, что я нужна тебе!

Он отворачивает голову, закрывает за собой дверь. До щелчка.

И в эту самую секунду мы становимся чужими.

Людьми, не имеющими никакой связи.

Лили плачет позади. Я стою, морально врастая в пол ногами. Всем своим существом. Смотрю на поверхность двери, словно она сейчас распахнется. Хочется ударить себя, чтобы вырваться из кошмара. Одного из таких, которые сводят меня с ума.

Мой мозг пустеет. Мысли вытекают. Они уходят из головы, оставляя только болевые ощущения. Одни эмоции. Моргаю, понимая, почему глотку рвет от чувства потерянности. Хочется кричать, но молчу. Молчание. Оно такое громкое. Именно в данный момент я хорошо понимаю это. Молчание кричит. Оглушает. Тихий плач Лили никак не влияет на меня. Медленно. Медленно разворачиваюсь. Медленно шаркаю ногами по паркету, не опуская на подругу взгляд. Мои глаза смотрят только в пустоту. Осознание. Мне необходимо все осознать, чтобы… Чтобы принести ещё большую боль.

Дилан О’Брайен отказывается от меня. Черт, я должна понять его, но… Я…

— Мэй, — строгий женский голос сверху. Вскидываю голову, глазами, полными слез и боли, полными потери и наивного ожидания, что сейчас все просто исчезнет и станет, как было, смотрю на мать, которая стоит на втором этаже, жестко говоря:

— Я заказала билеты. Рейс ночной, — она видит, что я полностью разбита, что теперь я — не живой человек, значит, буду послушна, ведь… Не могу принимать решений самостоятельно. Приоткрываю губы, начав пытаться что-то ответить, попросить о… О чем-то, я даже не знаю, чего желаю, просто… Я… Я не знаю.

— Собирай вещи, — мать равнодушно и строго заявляет. — Ты едешь в Вайберри, — ее взгляд немного смягчается. — Там тебе окажут помощь.

Не верю. Не могу верить. Опускаю голову, взгляд, еле сдерживая крик, что рвется наружу из самых легких. Все эмоции, вся их гамма наваливается на меня. Одновременно. Моргаю, слыша громкий стук в дверь. Всё плывет, будто в тумане. Не воспринимаю происходящее, когда мать проходит мимо, словно тень, она плывет в пространстве, открывает дверь. Слышу голоса. До неприятия знакомые. Слышу, как ругается Лили. Продолжаю стоять спиной. Не двигаюсь. Не оборачиваюсь, когда Роуз зовет меня. Никакой реакции. Дверь хлопает. Все вокруг затихает. Мать что-то говорит. Не воспринимаю. Осторожно поднимаю тяжелую ногу, берусь за перила, поднимаюсь.

Тишина в сознании.

Тишина вокруг.

Молчание.

Только далекий шум воды.

Иду по второму этажу, смотря сквозь пустоту. Пальцами нахожу ключи в кармане, щупаю, пока перебираю ногами. Больной взгляд опускается на дверь ванной комнаты, из-под которой единым сильным потоком вырывается ледяная вода. Черная. Мутная. Грязная.

Как я.

Не реагирую на неё, встав напротив двери комнаты. Справляюсь с замком, чувствуя, как вода проникает в обувь. Переступаю порог. Не закрываю за собой, просто иду вперед. Иду, не сворачивая. К кроватке, накрытой простыней. Глотаю. Рывком открываю её, стягивая постельное белье. Взглядом врезаюсь в игрушечное, неживое лицо младенца, стеклянные глаза которого смотрят в потолок. Шум воды возрастает. Поток способен снести меня с ног. Уровень жидкости быстро поднимается, настигая колен. Не обращаю внимания, наклоняясь, и беру малыша, отходя от кроватки. Шаг назад. Второй. Не слышу его плача, поэтому пальцами вожу по резиновой коже. Вода касается бедер. Ледяная. Омертвляющая.

Моргаю, ощущая, как равнодушие покрывает меня, и поворачиваю голову, уставившись в зеркало. На себя. На свое безликое лицо.

У меня нет лица.

Хмурюсь, подходя ближе. Еле двигаюсь. Вода настигает живота. Не поднимаю малыша, встав поближе к зеркалу. Смотрю на ровную кожу. Без глаз. Без носа. Без рта и губ. Смотрю и слышу, как его плач проявляется среди шума жидкости. Черная вода настигает шеи. Судорога сводит мышцы. Стопы отрывает от пола. Вода поднимает меня выше. Сжимаю веки, но никакого напряжения не ощущаю. Только понимание, что мне придется уничтожить ложь, которая столько лет защищала меня. Которую я создала, чтобы выжить. Крик ребенка усиливается. Громче. Вода накрывает с головой, отчего морщусь, больше не имея возможности вдохнуть пыльный кислород. Пузыри воздуха спокойно поднимаются к поверхности. Сжимаю малыша, пальцами ощущая мягкость его кожи.

Я должна сделать это.

Я должна принять грех.

Взять на себя всю вину.

Еле открываю веки, неприятно жидкость касается глазниц. Смотрю перед собой. У меня нет лица. Предметы в комнате начинают подниматься к потолку. Невесомость дарит ощущение легкости, но только не в мыслях. Опускаю глаза на малыша. На его прекрасное бледное личико с пухлыми щечками. На этот здоровый румянец. На шелковистые короткие темные волосы, по которым провожу пальцами. Смотрю ему в глаза. Карие. Живые. Смотрит на меня. В ответ.

От нехватки воздуха начинает кружиться голова. Моргаю. Прикрываю веки, сжав их с болью, как и губы.

Меня зовут Мэй Харпер.

И я убила своего младшего брата.

Я бросила его в ванную, наполненную водой, поскольку завидовала и люто ненавидела. На то, что он портил жизнь мне и матери, которая на самом деле могла справиться с ним, несмотря на все свои срывы, ведь она давно хотела ребенка. Своего ребенка.

Я убила не только Джемми. Я убила свою мать. Я убила отца. Я убила их брак. Я убила семью. И я убиваю себя.

Сознание темнеет. Кислород. Головокружение охватывает. Чувствую, как малыш начинает шевелиться в руках, поэтому крепче прижимаю к груди, согнувшись, колени подтянув к себе.

Я убила тебя, Джемми Харпер.

И я прошу прощения.

Извини меня.

— Мэй?

Спокойно, без резких движений открываю веки. Стою на месте. У зеркала. Смотрю на себя. Ничего не слышу. Никакого плача. Никакого шума воды. Моргаю, шокировано хмурясь, и делаю шаг к зеркалу, рассматривая свое лицо.