— Т-ты, — сглатывает. — Дрожишь, — шепчет, желая разговором вернуть парню здравомыслие, ведь боится, что он может свалиться, начав биться в судороге.

Дилан знает. Он все понимает. Он в здравом уме. Да, его трясет. Да, боль тянущая. Да, ноги сводит. Да, ломит и шею, и ребра, и руки. Да, но… Он сдается.

Делает ещё один шаг к ней, большим пальцем водит по коже плеча, борясь с рвущимися легкими:

— Ты тоже, — ты тоже дрожишь, Харпер. — Давай, — хрипит, вызывая хмурую напряженность на лице Мэй, которая поддается, подняв голову выше. Дилан сжимает веки, немного опустив лицо, чтобы собраться, и громко вдыхает через нос, второй рукой касаясь её шеи:

— Ладно, — шепчет, нервно скользнув языком по губам. Харпер больше не пытается остановить его. Она осторожно поднимает руки, еле ощутимо касается его рукавов, чтобы потянуть на себя:

— Ладно, — в ответ, но готовится к тому, что Дилан может упасть от судороги, ведь его дрожащие вздохи опять касаются её губ. Парень наклоняется ниже, ладонью касаясь шеи. Сжимает, даже слишком сильно, отчего в грудь бьет боль. Новый удар, сильнее и резче, который пронзает, заставляя ноги немного согнуться. Мэй вздрагивает, невольно хватая его за локти, чтобы удержать:

— Дилан? — встревожено вырывается, но слова тонут в темноте, когда О’Брайен резко целует её, подавляя в груди болевой стон. Обеими ладонями берет за лицо, слегка покачнувшись на ногах вместе с девушкой, которая крепко сжимает пальцами его плечи, рвано выдохнув в губы. О’Брайен трясется. Черт возьми, он будто желает уничтожить эту судорогу, выбивая её прикосновениями, но делает только хуже. Мэй давит ему на грудь, но на поцелуй отвечает.

— Эй, — просит, подавляя рванные вздохи, когда парень одной рукой обхватывает её спину, прижимая ближе. Клин клином вышибают, так? Так он считает? Поэтому продолжает? Харпер выгибается, ногтями царапая его щеки, когда парень прерывается на сухой кашель с хриплыми попытками нормально выдохнуть. Задыхается. Черт.

— Подожди, — девушка прикрывает веки, противореча своему требованию остановиться, ведь сама начинает вновь целовать его, обхватывая руками шею, чтобы сжать пальцами волосы:

— Давай, остановимся, — на выдохе. Дилан морщится, хмурит брови. Мычит от боли в теле, делает шаг назад от Мэй, которая освобождается от его хватки, прижавшись спиной к стене. С напряжением смотрит на парня, а тот ладонью опирается на край стола, сутулясь. Отворачивается, дергаясь от судорожных позывов, и сжимает веки, громко дыша. Харпер делает шаг вперед, протягивая к нему руку:

— Дил… — замолкает, когда О’Брайен резко отшатывается от нее, быстро обходя. Спешит в коридор, не оглядываясь. Мэй смотрит ему в спину, чувствуя, как дыхание не восстанавливается, а наоборот глотать кислород тяжелее, будто вокруг неё водяное пространство. Девушка выглядит потеряно. Она только сейчас начинает осознавать то, что произошло, поэтому делает шаг к столу, опираясь на него копчиком. Смотрит куда-то вниз, еле поднимая руку, чтобы пальцами коснуться горячей нижней губы. И остается на месте. Не важно, сколько пройдет времени, Харпер не посмеет сдвинуться, пока не поймет, что её сердце нашло успокоение. Внутри сражаются два совершенно противоположных чувства. И побеждает одно, заставляющее её губы дрогнуть в слабой улыбке, а глаза засверкать с новой силой.

Дилан закрывает дверь ванной на замок, бросаясь к раковине. Крутит ручки, набирая в вспотевшие ладони ледяной воды, и умывает горячее лицо, продолжая хрипло задыхаться. Опирается руками на мраморный край, сгибается, опуская голову, и пытается восстановиться. Дыхание. Сердце. Весь он. Дрожит, кое-как держится на ногах, которые сгибаются в коленях, заставляя его с хриплым матом присесть на плиточный пол. Грубо и жестко хлопает кулаком по поверхности ванной, на которую опирается спиной, согнув ноги. Локтями опирается на колени, трясущиеся пальцы запускает в темные волосы, до боли дергая. И дышит. Громко. Быстро. Рвано. Дышит, потому что это все, что он может против судороги. Глотка горит. В голове полный хаос. Мысли путаются, совмещая желания со страхом. Вытирает пот с лица мокрыми ладонями. Нервно стучит зубами, начав кусать заусенцы.

— Черт, — шепчет на выдохе, после чего со злостью повторяет, стукнув кулаком по полу. — Черт! Черт! Черт! — запрокидывает голову, сжав веки с такой силой, что перед глазами начали блестеть белые круги. Вновь прячет лицо в ладони, согнувшись, и нервно покачивается из стороны в сторону, еле борясь с детскими воспоминаниями, что тут же начинают пролезать в мозг.

Отгоняй. Отгоняй. Отгоняй.

«Ты ничего не скажешь».

Сжимает уши, веки, качая головой, и мычит, с дрожью сражаясь.

«Ты будешь молчать», — первый грубый толчок.

— Блять, — он шмыгает носом, начав бить себя по голове жесткой частью ладоней. — Блять!

…Мальчик с паникой и безумным ужасом в глазах громко мычит в ладонь мужчины, что сжимает его рот, пока разрывает на части…

Дилан шмыгает носом, со злостью и отвращением к себе продолжает бить по лицу.

Сражайся. Терпи. Молчи.

Глава 42.

«Молчи», — жесткий шепот. Потная ладонь, сжимающая рот, чтобы задержать громкий детский вопль. Дрожание ног ребенка. Безумный взгляд мальчика носится по помещению, тонущему в темноте. Ещё одна попытка закричать. Сует свои грубые пальцы ему прямо в рот, отчего ребенок начинает задыхаться, давясь рвотными позывами. Сквозь слезы еле различает еще одного мужчину, который быстро скрывается за дверью.

Отец?

В голове только одна чертова мысль.

Какого хера он не помогает?

Ещё на тот момент слабые тощие руки пытаются избавиться от крепкой хватки.

Дилан О’Брайен должен навеки замолчать, поэтому Донтекю сделает самое страшное. Тем более, его этот процесс вовсе не смущает. Нанести травму — и ребенок заткнется навсегда.

Молчи. Молчи. Молчи.

Долбится, уничтожая человека изнутри. И физически. И морально.

Молчи

Смотрю в потолок домика, в котором старушка хранит садовые приборы, а мы с Дейвом оружие и травку. Бледный свет со стороны окна демонстрирует количество пыли, витающей в обездвиженном воздухе. Мое сердце быстро колотится, но лицо остается спокойным. Нет, мне не часто снятся кошмары. Эти воспоминания были вызваны событиями ночи. И в данный момент тяжело понять, что именно я чувствую, пока обдумываю свои поступки. Честно, никогда в чертовой жизни я не был настолько сильно сбит с толку своими же ощущениями. Всегда действовал с точным пониманием, выполняя поручения. Наверное, проблема в том, что за меня все решал Главный, но в этом вопросе, вопросе эмоций и даже чувств, меня никто никогда не консультировал. Блять, достаточно посмотреть на такого, как я, и все станет ясно. Чувства и я — это не смешно. Эта смесь нелепа.

Дейв сидит за столом, перебирая старое оружие, видимо, решил занять себя чем-то, пока я в отключке. Здоровым сном это назвать трудно.

Приседаю на диване, осторожно, чтобы не вызвать в теле боль, но с удивлением понимаю, что раны ноют не так сильно, поэтому чувствую себя свободнее. Ладонью начинаю мять затекшую шею, бросая взгляды на парня, который, видимо, успел изучить мои повреждения, поэтому без особого удивления устанавливает зрительный контакт, оглядываясь:

— Тебе не понадобится Джо, — полностью разворачивается, переставляя стул. В руке вертит старое, ни на что не годное оружие. Он знает, что я ничего не скажу, поэтому не спрашивает о поручении, но есть информация, которую необходимо донести, поэтому опускаю стопы на дощечный пол, без интереса разглядывая свою обувь:

— Он говорил о Программе, — Фардж хмуро и сосредоточенно изучает пистолет. — Времени осталось немного.

— Они официально всех соберут и объявят? — Дейв, наконец, поднимает на меня глаза, демонстрируя в них всю свою напряженность. Я смотрю в ответ, сдерживая вздох, и провожу ладонью по больному плечу, поправив мятый рукав темной футболки: