— Так, Донтекю, он… — Сжимаю рот, чувствую, как неприятно эта фамилия оседает на языке.
— Друг моего отца, — с не меньшим отвращением отвечает парень, встав у стола. Открывает верхний ящик, вынимая небольшой черный пакетик, и у меня не возникает сомнений по поводу его содержимого. Вижу, как Дилан достает из него прозрачный и поменьше. Таблетки. Моргаю, немного хмурясь, и дергаю ткань кофты внутри карманов:
— Что произошло между тобой и Донтекю? — Знаю, насколько опасно говорить и спрашивать об этом, но неприятный интерес берет вверх, правда, реакцию со стороны Дилана предугадать довольно просто.
— Не говори со мной, — движения рук еще жестче. Я вовсе не вздрагиваю, когда он громко задвигает ящик, открывая следующий. И, кажется, мои таблетки не работают, ибо ощущаю, как внутри разгорается возмущение вперемешку с нехарактерной мне легкой обидой. Ему удалось задеть меня? Но он не послал, не назвал ругательным словом. О’Брайен ничего не сделал. Просто отказался разговаривать со мной. Сжимаю зубы, отчего челюсть напрягается, и отвожу взгляд. Всего на секунду, ведь Дилан находит еще наркотики, заставив меня закатить глаза и грубо проворчать:
— Может, с тебя хватит? — Он стоит ко мне спиной, но я могу с легкостью определить выражение его лица. Раздражение исходит от него, заполняя комнату до самого потолка, и мне правда тяжело держать спину ровно, а голову гордо и высоко. Смотрю на него, не меняясь в лице, когда парень молча продолжает перекладывать в рюкзак пакетики. Не знаю, откуда эта горечь в горле, но стенки шеи сжимаются, ведь О’Брайен вынимает из одного пакета упаковку травки и берет сверток, грубо приказывая:
— Выйди из комнаты.
— Хватит уже, — отпираюсь, сжав ладони в карманах.
— Жди меня у машины, — заполняет сверток травой, сунув одну руку в карман джинсов, чтобы найти зажигалку. Сглатываю, часто моргая, и пальцами сжимаю нос, борясь с покалыванием в нем. Опускаю обе руки, напряженно, совсем немного, сгибая их в локтях:
— Серьезно, хватит, ты в последнее время много принимаешь, — хочу, чтобы он обратил внимание на это, но парень только касается ладонью лица, резкими движениями растирая кожу:
— Блять, — кажется, именно это он шепчет.
Сильнее хмурю брови, слегка приоткрыв рот, так как понимаю, что О’Брайен зол, но причина его злости мне не ясна. Знаю, что в последнее время он существует в бешеном ритме, и мне правда трудно поверить, что таков образ его жизни. С этими вечными бегами, со стрельбой и психически больными ублюдками. Я понимаю, но наркотики не помогут ему, а только угробят. Он должен что-то предпринять, чтобы помочь себе.
Выдыхаю. Понимание других, так? Нельзя срываться, злиться или возмущаться.
Понимание, Харпер. Попробуй помочь ему. Только не дави.
Делаю короткие шаги к человеку, который уже глотает дым, и мне не удается даже молвить слова, ведь О’Брайен кидает на меня резкий взгляд, с особой яростью прорычав:
— Выйди. Нахуй. Из моей. Комнаты.
Усталыми глазами смотрю в ответ, ощущая детально, как мои веки тяжелеют, желая вовсе закрыться, но сдерживаю себя, лишь немного сжав бледные губы:
— Хорошо, — пожимаю плечами, отводя взгляд. И больше мне нечего ему сказать, поэтому вновь прячу ладони в карманы кофты, повернувшись и двинувшись к двери. Тишина начинает давить. В конечностях стрелять. Холодно. Слишком.
Нет. Мне есть, что сказать.
Ладонью касаюсь дверной ручки, оглядываясь. Спокойно разглядываю О’Брайена, продолжающего дымить в комнате, и с чувством тревоги и непонимания спрашиваю:
— На кого ты так злишься?
И прежде чем я успеваю выйти, получаю в спину сильный укол взглядом.
Думала, что хуже уже быть не может. Но ошиблась. Глобально.
Вам когда-нибудь казалось, что молчание отвратительным образом заменяет весь кислород? Выжимает из вен всю кровь, высасывает, словно тишина — это живой организм, нуждающийся в постоянной подпитке. Она окружает, становится жестким пространством вокруг тебя. Ты пытаешься вдохнуть ее, но твоя голова покрыта прозрачным пакетом, так что именно его ты и вдыхаешь в губы.
Я ненавижу такое состояние. Оно граничит с неловкостью и лишает терпения. Пальцами рву клочок какой-то бумажки, найденной мною в салоне. Сижу позади, но уже за водительским сидением, чтобы лишний раз не смотреть на Дилана, а главное — не пересекаться с ним взглядом. От напряжения потеют ладони, давление в черепе вызывает новую волну головной боли. Духота сводит с ума. Скорее бы приехать, покинуть этот чертов салон. Господи, еще немного и начну дергать себя за волосы. Руки чешутся. Пальцы сводит неизвестная боль.
Мне… Мне хочется оказаться дома, в своей комнате, чтобы никого не видеть. Чтобы никто не видел меня. Изолироваться.
Наконец, узнаю улицы. Мы скоро приедем. Хмуро смотрю в окно, изучая прохожих. Совершенно неинтересные бледные лица. Когда все успело стать таким серым, безжизненным, уставшим? Кажется, сама природа лениво срывает остатки сухой листвы с деревьев. Так неприятно. Пусто. Отверженно. Неприветливо.
Машина сворачивает на парковку больницы. Замученные медсестры курят у ворот, и их лица вовсе не блистают дружелюбием. Сжимаю бумажку, заерзав на месте. Успокойся, не позволяй внешним обстоятельствам влиять на тебя. Помнишь, Харпер?
Дилан не тянет. Паркует автомобиль и выходит из него, хлопнув дверцей.
Хочу домой.
Вылезаю. Неприятно сырой темный асфальт. Не застегиваю кофту, позволяя холодному ветру немного покалечить меня, чтобы избавить от состояния опустошенности. Медленно перебираю ногами, следуя за парнем к главному входу в больницу. Отстаю специально, дав себе больше пространства. Именно рядом с Диланом меня обволакивает паника, ведь воздуха начинает не хватать. Не смотрю ему в спину, иду с опущенным взглядом. Силуэт парня все равно попадает в поле зрения, поэтому смотреть на него прямо не необходимо.
Светлые коридоры с запахом медикаментов. Глазам неприятно. Подходим к лифту. Дилан нажимает кнопку, спрятав ладони в карманах. Я молюсь, чтобы вместе с нами зашло еще пару человек, но нет, двери раскрываются, и мы опять оказываемся наедине. Поднимаемся на нужный этаж в полной тишине. Стою немного позади. Скорее бы оказаться в палате, где можно поболтать с Лили. О’Брайен совсем не похож на человека, который нервничает в присутствии других. Он, как и я, не демонстрирует это открыто, хотя руки держит подальше от лица. Обычно он выдает свое состояние, начав пальцами тереть щеку, скулу или переносицу. А если его нервозность на пределе, то он дергает ткань своей кофты, футболки, пытаясь оттянуть ее еще ниже.
Сейчас мы оба практически неподвижны. Только шевелим ногами, чтобы не стоять на месте.
Двери лифта открываются на нужном этаже — и я опять могу вдохнуть полной грудью. Идем по коридору, который местами забит людьми. Время посещения, как ни как. Складываю руки на груди, ускоряя шаг, обгоняю Дилана, ведь он как-то замедлил, что совсем не приветствуется мной. Дверь палаты Роуз. Слава Бо…
— Мэй, — я слышу его голос. Слышу, но лишь быстрее открываю дверь, влетая в светлое помещение. И натягиваю на лицо улыбку при виде Лили, которая пытается осилить завтрак в виде йогурта и яблока. Да, для нее это тяжелая пища.
— Привет, — говорю, подходя к кровати, и сажусь на край, видя, как подруга рада видеть меня с улыбкой:
— Ты выспалась сегодня?
— Ну, да, — лгу о своем состоянии, кивая на йогурт. — Это Дейв принес?
Девушка слишком мило улыбается, смущенно опуская взгляд:
— Ага, — ложкой водит по дну, немного хмуря брови. — Он выполняет мои прихоти… Мне даже неловко.
Теперь я уже тепло, искренне улыбаюсь, отводя взгляд в сторону:
— Это мило. Кажется, он без ума от тебя, — факт, заставляющий Роуз краснеть и скрывать от меня лицо. Смеюсь. По-настоящему. И оглядываюсь на дверь, понимая, что О’Брайен не зайдет сюда.
— Кстати, — решаю занять свои мысли другим. — А Дейв где?
***
Сложно найти нормальную воду на этажах больницы, что немного удивляет. Дейв бродил в поисках негазированного напитка, чтобы чем-то подпитать себя. Кушать ему не хочется, уж больно тяжело и долго его организм отходит от событий этой ночи. Даже удары сердца до сих пор отдаются легким давлением в висках. Но внешне он сияет, хоть и не подает вида. Ему легче? Намного, но подобное состояние лишь на какое-то время поможет забыть о проблемах.