Черт. Да пошло оно всё на…

— Ничего не было, — кажется, я произношу это, не дыша, и тут же ощущаю, как мои собственные веки расширяются. Что? Что я сказал? Блять, я…

Я принимаю невозмутимый и уверенный вид, ведь Мэй мельком смотрит в мою сторону, хмуря брови, но продолжая ронять слезы и заикаться от потери контроля:

— Ч-что? — она шепчет, не унимая дрожь.

— Он солгал, — вру, впервые ощущая, как от лжи у меня язык сворачивается в трубочку. Харпер поворачивает голову, слегка приподнимая её, чтобы взглянуть мне в глаза, и её взгляд пронзает сильнее, чем дикий смех Донтекю. Она… Она напугана, поэтому её рот слегка приоткрыт, а глаза широко распахнуты:

— Он солгал, — повторяет за мной шепотом, будто убеждая саму себя в этом.

Смотрю на неё в ответ, говоря тише, хотя для этого нет причин:

— Он, — сглатываю. Опять. — Всё подстроил.

Мэй нарочно опускает взгляд, следя за моими губами, будто утратила способность четко слышать, поэтому читает по ним, вновь взглянув мне в глаза, повторив хрипло:

— Он всё подстроил, — её обветренные губы растягиваются в нервную улыбку, но тут же девушка прикрывает их пальцами, громко промычав. Сжимает веки, опустив голову, и плачет. Громко. Моргаю, хмуря брови. Она ведь услышала, что я сказал, так чего продолжает ныть? Думаю, это стресс. Покусываю нижнюю губу, терпеливо жду, пока девушка вновь поднимает голову. Она смотрит вниз, пряча под руками голую грудь. У меня находится время рассмотреть её тело: да, вижу засосы, вижу синяки, но можно ведь опять солгать?

— Ты сильно напилась, и он воспользовался этим, чтобы запугать тебя, — говорю твердо и уверенно, когда Харпер переводит на меня заплаканные глаза, нервно кивая головой и давясь:

— Чтобы… Запугать меня, — повторяет. Ей это необходимо. Нужно дать сознанию понять, что всё в порядке.

— Тебе стоит вернуться в комнату, — говорю, ещё раз скользнув взглядом по её телу, и со скованностью и смятением откашливаюсь, начав снимать с себя куртку, под которой остается кофта и футболка. Мэй медленно моргает, еле сосредотачивая на мне свой взгляд, но всё равно опускает его, когда осторожно, предварительно взглянув на неё, набрасываю на её плечи куртку, стараясь надолго не задерживать на ней свои руки. Девушка молча натягивает рукава, двигается медленно, явно ощущая дискомфорт в теле, но, надеюсь, она запрограммирует свое сознание на ложь, которую я ей дал. Кажется, мне удалось помочь ей обмануть себя же.

— Тебе что-нибудь нужно? — спрашиваю. Черт возьми, не помню, когда в последний раз был настолько щедрым. Тошно.

Харпер моргает, глотая воду во рту, и хрипит тихо, боясь, что кто-то услышит:

— Душ, — шепчет, взглянув мне в глаза. Смотрю в ответ, ненадолго уходя в себя, чтобы понять, как мне действовать дальше, и выбираю самый очевидный, но не менее неправильный для себя вариант:

— Где твой номер? — спрашиваю, поднимаясь на ноги, и, хоть и грубо, беру девушку за капюшон темной куртки, потянув наверх. Харпер не сразу поддается. Она скрывает тело под одеждой, кое-как поднявшись на вялые ноги. Смотрит в пол, с явным дискомфортом в теле старается стоять прямо, но всё равно сутулится, пальцами вытирая слезы, что продолжают скапливаться в уголках глаз. По-прежнему дрожит, но, уверен, стресс скоро отойдет. После душа. Иду вперед, держа капюшон куртки, и Мэй приходится последовать за мной. Не смотрит на меня. Не смотрю на неё.

Выходим в коридор. Никого. Все ещё спят. После такой бурной ночки-то. Оборачиваюсь, взглянув на Харпер, и та отворачивает голову, медленно хромает вперед меня, поэтому отпускаю капюшон, следуя за ней. Девушка перебирает босыми ногами, поднимая голову только для того, чтобы посмотреть номер на двери. А мне удается какое-то время не думать о том, что сейчас происходит. Мне не нравится это утро. Мне не нравится данная ситуация, и самое тошное, что я сам себя загнал в этот чертов угол. Надо выбраться из него.

Но не сейчас.

Харпер, наконец, тормозит, находя свою комнату. Её дверь прикрыта. Девушка переминается с ноги на ногу, взглянув на меня, и без слов, без демонстративного закатывания глаз подхожу к порогу первым, толкая дверь. В комнате бардак. Но никого нет. Видимо, её соседки так же спят где-то в других номерах. Оглядываюсь, отходя к дверной арке, чтобы Мэй могла пройти в помещение. Девушка обнимает живот руками, подходя к своей кровати, и наклоняется, чтобы взять разбросанные вещи, которые может надеть. Вот только вариант у неё один — это пижамные штаны и майка, в которой она спит. Одежду, в которой она приехала, искать бессмысленно. Она может быть где угодно. Харпер нагибается сильнее, чтобы взять с пола майку, а я отвожу взгляд в сторону, сунув руки в карманы кофты. Пялюсь в стену, чтобы не пялиться на неё. Как бы отвратительно это не звучало, но я смотрю на неё. Иногда. Бывает такое хреново помутнение. Не больше.

Мэй поднимается, повернувшись ко мне лицом, и смотрит в глаза. Опять. Прямо в глаза. И мне некомфортно, поэтому киваю в сторону ванной комнаты, но девушка не шевелится, продолжая сверлить меня взглядом. Чего она хочет? Сжимает майку и штаны в руках, практически не дыша, ведь не вижу, как её тело двигается. Набираюсь моральных сил сказать первое, что приходит на ум, и, кажется, мне удается попасть в точку:

— Я буду здесь.

Харпер тут же отводит взгляд. После секундного молчания она отворачивается полностью, направляясь в ванную комнату, в которой скрывается, закрыв дверь.

Никогда бы не подумал, что такая, как она будет нуждаться в ком-то другом, и не скажу, что мне нравится сам факт её зависимости от моего присутствия в данный момент. Я не нянька.

Вздыхаю, ладонью вытирая со лба остатки пота, и оглядываю комнату, даже не пытаясь предположить, что здесь происходило. Хочется закурить, но в номерах установлены датчики, так что терплю, спиной прижимаясь к стене. Слышу шум воды. Мне не охота оставаться здесь, на эту гребаную выставку, но у меня нет возможности уехать. Вряд ли Харпер в восторге, что ей придется провести здесь ещё день. Затылком касаюсь стены, внезапно заморгав от мысли, что приходит в голову. Хмурю брови, кончиком языка касаясь ранки на губе, и опускаю руку, сунув её в задний карман джинсов. Роюсь, вынув телефон, и поднимаю к лицу, открывая список номеров. Долго. Слишком долго смотрю на один из них, сражаясь с внутренним противоречием. Знаю, что нельзя, но мне не к кому обратиться, так что…

Черт.

***

Комната Фарджа тонула в темноте всю ночь, тонула в тишине, в мыслях, от которых парень всячески пытался избавиться, и сейчас ему меньше всего хотелось бы покинуть стены холодного помещения, которые стали так близки за года жизни здесь. Дейв лежит на животе, лицом в подушку. Дышит медленно, иногда прекращая, чтобы дать себе надежду задохнуться, но быстро отбрасывает мысль о таком исходе. За окном светлеет, но свет бледный, безрадостный, безжизненный, не дарящий ему ни сил, ни надежд на то, что дальше будет легче. Жить таким, как Фардж, тяжело. Что он имеет? Что будет иметь? Что сможет иметь? Ничего, ведь ему нельзя. Просто нельзя. И эта фраза решает всю его жизнь. Ему нельзя, как и многим другим, таким же, как он. Остается только смириться, верно?

И Дейв всегда был таким, кто мирится, кто не высовывается, кто терпит, но именно сейчас ему тошно от этого, ведь ему наконец удается полностью ощутить на себе силу запрета. Его убивает одна мысль о том, что он никогда не сможет прикоснуться к человеку, который одним своим взглядом рушит в нем стены, тут же выстраивая новые, более крепкие.

Вибрация.

Фардж недовольно ворчит в подушку, громко ругаясь, и поворачивает голову, уставившись на мобильный аппарат, который рушит его тишину, лежа на тумбе. Парень тянет руку, уже готовясь облить нарушителя спокойствия грязью, но, взглянув на экран, на секунду замирает, после чего резко садится, с неуверенностью в движениях отвечает, поднося телефон к уху:

— Да?

Недолгое молчание на другой стороне, после которого слышится неуверенная хрипота: