Оказавшись в здании, лица молодых людей скривили недовольные гримасы. Запах, несмотря на стерильность помещения, больше напоминал ароматы свалки, чем запах химической продукции.

Повсюду трубы и огромные вентиляционные отверстия в стенах. Среди них в касках и в специальной форме копошатся работники цехов, энергично собирая детали воедино.

— Здравствуйте! — завидев у входа посторонних, руководитель предприятия встормошился и быстрыми шагами подбежал к пришедшим.

— Здравствуйте, — Тайлер протянул руку. — Шериф полиции округа Даллас, Тайлер Джозеф. И мои помощники.

— Эрнест Грокс, — седовласый мужчина пожал руку шерифа и добавил: — руководитель фабрики «Грокс».

— Вы-то нам и нужны, — начал говорить Джозеф. — Нам нужно знать о количестве ацетилена на вашей фабрике, о его применении и о том, кто может его использовать.

Мистер Грокс уже было успел позеленеть от волнения, а когда он услышал просьбу шерифа, ком в горле тут же исчез и дышать стало легче. «Всего-то!» — подумал тот.

— Для хранения ацетилена мы используем специальные баллоны, заполненные пористым материалом, пропитанным ацетоном, поэтому поступает ацетилен по специальным трубкам непосредственно в место применения — в нужный цех, — слова буквально слетали с языка Грокса, он был доволен собой.

— В каком агрегатном состоянии используете этот элемент вы? — вмешался Гарри, внимательно ожидая ответа.

— Смотря для чего. У нас два баллона, — тот показал на огромные баллоны похожие на вагоны грузового поезда, находившиеся за его спиной, — с жидким и с газообразным ацетиленом.

— Есть ли возможность перелить жидкость во что-нибудь? — вмешался Тайлер, нащупав разгадку на языке Эрнеста.

— Безусловно, есть.

Шерифу Джозефу хватило такого ответа. Теперь он не сомневался, что убийца достал ацетилен именно тут, ибо больше негде. Оставалось узнать, как он это сделал и знает ли кто-нибудь его.

— Мне нужна информация о количестве жидкости на 2 число этого месяца, а если можно, то и в конце прошлого, — сказал Тайлер и оглянулся по сторонам.

— С-сэр, — начал было Грокс. — Боюсь, сегодня это узнать не получится. Через два-три дня мы найдём точную информацию.

— Я оставлю свои контакты.

Как и догадывался Джозеф, с документами у фабрики действительно проблемы, но он не переставал надеяться, что учёт все-таки найдётся. Предвкушение чего-то столь близко подталкивающего его к разгадке преступления — ни с чем несравнимое ощущение.

========== Супермаркет ==========

Воскресенье — одно слово, а так много радости. И пусть без назойливых звонков мой единственный выходной был бы намного более приятным. Со временем привыкаешь к такому графику, когда работа плавно пересекает ту границу между деловой частью твоей жизни и между её личной частью. Ты уже не веришь самому себе, когда воскресным вечером сидишь за баночкой пива и куском пиццы в руках, и твоя рация не разрывается каждую секунду. Словно ты не в своём теле. Словно ты — не ты.

Как уже вошло в привычку, 18:00 — время для разговора по скайпу с семьёй. Ровно в шесть вечера я был при параде: принял освежающий душ, побрился и выпил очередной энергетик, чтобы казаться более живым, а не сонным и уставшим, каким я и являюсь по большей вероятности.

Чтобы найти более-менее стабильную сеть в этом во всех смыслах глухом мотеле, мне пришлось спуститься в холл. Кроме меня и престарелой женщины в очках, стоящей за стойкой ресепшена, в помещении никого не было. Это меня расслабило — я мог открыто говорить, не боясь, что кто-то будет подслушивать. Я был уверен — та старушка глуха.

— Привет, Тай-Тай! — показалось морщинистое лицо мамы, как только по ту сторону приняли вызов.

— Добрый вечер, — я скромно пробурчал, оглядываясь по сторонам. Все же не люблю, когда в мою жизнь кто-то сует свой нос.

— Мы очень по тебе скучаем, — мама мягко улыбалась, от чего появлялось еще больше морщинок на её лице. —

Я лишь скривил грустную улыбку на лице, чтобы удружить матери.

Больше месяца я нахожусь вдали от дома, вдали от семьи и знакомых. За этот короткий срок все кардинально поменялось в моей жизни: я уже не так уверен в себе, как раньше.

Через минуту неловкого молчания, мама робко начала говорить:

— Отец сегодня читал газету, в которой была статья про Гарленд.

«Дело плохо,» — подумал я и глубоко вздохнул, чтобы не выдавать свой отчаянный посыл.

— Дорогой, почему ты не рассказываешь нам все… — она смотрела на меня с жалостливым выражением лица, словно я какой-то тяжело больной в хирургии. — Как раньше?

— Я повзрослел, мам, — пытаясь держаться скалой, ответил я.

Я сразу понял, что мама не довольна ответом. Можно сказать, она даже разочарована.

— Мне уже не обязательно докладывать тебе о каждом своём шаге или о чем-то подобном, — продолжил я, скрестив пальцы, — о том, что не требует твоего внимания.

— Я понимаю, — та, заикаясь, согласилась. Я был готов поспорить, что слёзы вот-вот польются из её опухших глаз. — Но…

— Но это мои проблемы, — не успела она договорить, как я её перебил её односложный монолог. — Я должен справиться с ними сам!

— Хорошо, — мама попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось лишь жалкое её подобие.

— Не обижайся, но твой сын вырос, — послышался голос из-за спины. Та старушка за ресепшеном подала голос. — Отпусти его уже.

— К-кто это? — неуверенно спросила мама, внимательно вглядываясь в картинку на мониторе, когда я оглянулся на женщину позади меня, неодобрительно на неё пялясь.

— Не важно, — вмешался я.

— Просто знай, милый, что ты всегда можешь набрать меня. Или папу. Или сестру. Или брата. Мы всегда рядом с тобой. Хоть и за сотни километров от тебя…

Она расплакалась.

Я расплакался.

— Рассказывай все, что считаешь нужным, — протирая мокрые от слез щеки, мама улыбалась. Улыбалась сквозь слёзы.

— Я люблю тебя, — невнятно пробормотал я.

— Я люблю тебя тоже.

***

С горем пополам, но я все же собрался за покупками. Еды почти не оставалось, материалов для ремонта дома нет, а денег на проживание в мотеле мне оставалось лишь на две недели. Надо было действовать, а воскресенье идеально подходило для начала чего-то стоящего. Собственный, а главное уютный дом, мог бы придать мне уверенности. По крайней мере, так сказала мама.

Мои руки уже довольно умело держались за руль патрульной машины, дороги города стали постепенно запоминаться. Я практически освоился, чему моё эго было очень довольно.

«Хоть что-то ты освоил,» — смеялось оно.

Очень скоро я был на месте. Супермаркет. Небольшая вывеска и огромное количество припаркованных машин. Иногда удивляет, насколько масштабно думают руководители бизнеса…

Мне никогда не нравилось совершать покупки, потому что этому следует пересечение со множеством людей (да тут их тысячи), а это часто нагоняет на меня напряжение. Невозможно расслабиться, когда на тебя устремлены сотни взглядов. Другое дело, когда ты в полицейской форме. Многие просто боятся посмотреть «как-то не так» на тебя, поэтому пытаются игнорировать, а другие… А другим просто похуй.

Когда ты стоишь в огромной очереди за обычным молоком и ждёшь, когда та дамочка с пухлой задницей уже наконец выберет процент жирности, — пять или десять, — твои нервы на пределе. Ты понимаешь, что надо бы торопиться, чтобы успеть купить все, но, блять, это молоко тебе тоже необходимо, поэтому ты продолжаешь смирно стоять позади и ждать. Перестаешь обращать внимание на окружающих, смотришь только на жалкую упаковку молока, а когда какой-то проходящий мимо тебя человек, неоднозначно прячет от тебя своё лицо, ты начинаешь возвращаться в реальность.

Я оглянулся. Ускользающая из моего поля видимости фигура стремится к соседнему отделу. Мои ноги подсказывали мне усилить шаг, а руки готовы были оторваться и надавать мне по яйцам. Корзинка с продуктами была полная. Но я бежал.

«Ты ненормальный,» — повторяло моё подсознание, а я без вопросов соглашался. Я такой. Ненормальный.