Двенадцатого мая две тысячи, мать его, восемнадцатого года от Рождества Христова Баки начинает верить в мстительного бога.

Именно в этот день он веселится над Клинтом Бартоном, который повсюду таскает в кармане миниатюрную упаковку бумажных платочков и каждые пятнадцать минут с трубным звуком в них сморкается.

— Ёбадая пыльца, — ругается Клинт, вытирая слезящиеся глаза. — Ёбадый кларитид. Ёбадый зиртек. Чтоб иб всеб пусто было!

— И что на этот раз случилось с твоими покемонами? — рассеянно спрашивает Баки, не отрывая взгляда от Наташи, которая очень медленно устанавливает на огромный, идеально сбалансированный карточный домик последнего джокера.

— Эдо не… эдо не бокемоны, — обиженно отвечает Клинт. — Эдо лекарсдва. И они не рабодаюд!

— Жесть, — говорит Баки — ему самому предписано принимать одиннадцать препаратов, ни один из которых ни в какой дозе на него не действует.

— Нед ничего хуже весны, — стонет Клинт, плюхаясь за стол. — Знаеде, чдо дакое пыльца? Эдо сперма расдений. Типа, расдения просдо взяли и всё обкончали. И из-за эдого я даже не могу жевать с закрыдым рдом!

— Ты и так этого не умеешь, — говорит Наташа, не сводя глаз с карточного дворца.

Клинт открывает рот — предположительно, чтобы отбрить её остроумной репликой — но вместо этого издаёт лишь громоподобный чих. Карточный домик разлетается. Наташа воет от негодования и утаскивает Клинта за диван, где, как предполагает Баки, сопливый нос становится меньшей из его проблем.

Баки искренне смеётся, поскольку всегда забавно наблюдать за Наташей, которая пытается совершить убийство при помощи вышитой диванной подушки; он не думает, что этот сладкий момент злорадства когда-либо ему отольётся.

*

— Стив, — кричит Баки из ванной неделю спустя, пока пытается извернуться так, чтобы разглядеть себя сзади при помощи зеркала. — Иди сюда.

— Что такое?

— Мне нужно, чтобы ты подошёл и взглянул на эту сыпь.

— Чего?

Баки перестаёт вертеться.

— Просто подойди сюда, Стивен.

Мгновение спустя в дверях ванной вырастает Стив.

— Ты сказал «сыпь»?

— Ага, — угрюмо отвечает Баки и демонстрирует оную.

— Ох ты господи, — говорит Стив. Он слегка наклоняется и упирается руками в колени. — Это… определённо… твоя задница. Что ты с ней сделал такого?

— Ничего, — говорит Баки. — Ничего такого, что не делаю с ней обычно. Ты смазку сменил, что ли?

— Нет, — отвечает, выпрямляясь, Стив. — Это не может быть… ну, ты понимаешь… инфекция?

— Нас невозможно ничем заразить, — напоминает Баки. — Ты в последнее время случайно не совал руки в ядовитый плющ?

— Мы больше не обитаем по кустам, мы живём в Парк-Слоуп, — говорит Стив. — Где я тебе тут ядовитый плющ достану?

— Это ты мне объясни! Я вот не знаю, в чём ты там валяешься на пробежках.

— Я не валяюсь в… Чем я, по-твоему, вообще занимаюсь, когда… — Стив обрывает сам себя. — Подожди, ты думаешь, это я с тобой такое сотворил?

— Ты суёшь туда свои руки чаще, чем я, — говорит Баки, указывая на свою задницу. — А эта сыпь держится уже целый день. Кожа регенерирует быстрее всего, а эта дрянь всё ещё не проходит!

— Ну… может быть, завтра заживёт? — предполагает Стив.

— И почему я вообще у тебя о чём-нибудь спрашиваю, — с отвращением говорит Баки, поворачиваясь к корзине для белья и ища в ней шорты.

— Понятия не имею, — жизнерадостно отвечает Стив. — Если сильно чешется, намажь тем розовым лосьоном, он в шкафчике на третьей полке.

В итоге Баки всё-таки мажется розовым лосьоном, потому что сыпь чешется как ёб твою мать, но, к счастью, на следующее утро практически выцветает, а к концу дня проходит полностью. Баки списывает её на некое странное взаимодействие с туалетной бумагой и вычёркивает этот эпизод из своей жизни. А потом случается что-то вроде праздника по случаю какого-то дня равноденствия, куда их со Стивом приглашает Тор и где наличествует эль, от которого они могут захмелеть. Так что, естественно, они выпивают примерно по галлону на брата, и Стив целует Баки в такси на протяжении всей поездки до дома, где они занимаются сексом трижды, а наутро Баки снова просыпается с алой и воспалённой, чтоб её черти взяли, задницей.

Он торопливо гуглит компоненты, напечатанные на задней этикетке бутылочки со смазкой, когда в ванную вваливается жутко растрёпанный Стив. Вероятно, он направляется к унитазу, но при виде Баки его лицо начинает сиять, как масленый блин, и вместо этого он обнимает Баки со спины. Это довольно близко к тому, чем они занимались прошлой ночью. Стив отдрочил ему через штаны, затем отсосал, затем вылил в задницу уйму смазки, хорошенько отжарил, а затем обкончал. И поскольку теперь самый эпицентр обнесло отвратительной сыпью, Баки отчаянно надеется, что во всём виновата смазка.

— Доброе утро, — бормочет Стив, целуя его в шею.

— Отдрочи на меня, — командует Баки, разворачиваясь в его объятиях и вопреки всему надеясь, что таким образом опровергнет закравшееся подозрение и обрубит его на полпути.

Стив отстраняется, недоумённо моргая.

— В смысле, сейчас?

— Да. Сейчас. Хер в руку и погнали, — говорит Баки. — Кончай прямо мне на живот. Вот сюда, — добавляет он, в качестве помощи двумя руками обрисовывая для Стива мишень.

— Ты мог бы хотя б позу красивую принять, — жалуется Стив, но всё же вытаскивает член из штанов. Ну, разумеется: для потенции суперсолдатская сыворотка — примерно как пятьдесят миллиграмм виагры каждый день на протяжении всей жизни. — Или сказать что-нибудь приятное о моих глазах.

— Ты пять минут назад елозил по мне своим утренним стояком, не нужна тебе помощь. Давай уже.

— Не торопи меня, — чопорно заявляет Стив, но, по крайней мере, начинает дрочить. — Смазку передай.

— Никакой смазки. Это контролируемый эксперимент, — говорит Баки.

— Ух ты, а ты знаешь, как приласкать словечком. — Голос Стива сочится сарказмом. К счастью, он немного отвлекается на член в руке. — И куда подевалась вся романтика?

Баки закатывает глаза.

— Вероятно, туда же, куда ты дел мою бритву.

Стив пялится на него во все глаза.

— Ты мне до сих пор это её припоминаешь? Я же купил тебе новую!

— После того, как посеял старую. И даже купил не такую же… эй, ты чего остановился?

— Ты хочешь, чтобы я дрочил, пока мы спорим о бритве, которая потерялась аж восемь месяцев назад?

— Ты делал и худшее, — пренебрежительно напоминает Баки. — Не пытайся меня убедить, что не можешь работать в таких условиях. Даже когда я выглядел как одержимый вампир в кожаных ремешках и активно пытался тебя убить, ты хотел меня отодрать.

— Я всё время хочу тебя отодрать, — рассерженно говорит Стив, но, по крайней мере, при этом начинает быстрее двигать рукой.

— Вот, вот, давай, — подбадривает Баки. — Об этом и думай. Помнишь, как однажды мы с тобой выступили в той хижине? Подумай о том, что мы можем повторить. Только, наверное, на сей раз оба снимем штаны. Ага, вот так. Подумай о… Чёрт, ты прицелиться-то не забудь…

— Н-н-нх, — стонет Стив и выплёскивается на живот Баки.

— Хм-м. — Баки опускает взгляд. Обычно он не то чтобы терпеть не может сперму, но предпочитает оттирать её прямо сразу же. Но сейчас он понимает, что её нельзя будет смывать минимум полчаса, и она уже начинает медленно стекать к паху, так что доставляет ещё меньше удовольствия. — Вот теперь я понимаю, что надо было выбрать предплечье или что-то типа того.

— Ух-ху, — соглашается Стив. Затем, когда в его голове рассеивается послеоргазменный туман, добавляет: — А зачем это всё?

Баки молча разворачивается к нему спиной и оттягивает рукой ягодицу.

— Ой, — говорит Стив. — Чёрт. Так оно… вернулось, значит.

Баки оглядывается через плечо. Стив, уставившись на его зад, щурится, словно ковбой, всматривающийся в пустыню в жаркий полдень.

— Может, это… геморрой? — рискует предположить он.

— Геморрой за одну ночь не появляется, — с отвращением отвечает Баки, отпускает ягодицу и разворачивается к Стиву лицом. — Похоже, это аллергия.