— Я не пялюсь на Игоря, — голос слегка сорвался, а мяч, до этого невинно лежащий на траве, полетел в пока ещё пустые ворота.

— Пялишься, — улыбка Дениса немного насторожила бдительность Артема. — Он тебе нравится, не отрицай.

— Ну и что я должен на это ответить? — с лёгким отчаянием сорвался Дзюба и, повернувшись к Черышеву, тихонько потряс его за плечи. Денис иногда был просто невыносим с этой его манерой лезть в душу и помогать заниматься самобичеванием. Хотя бы потому невыносим, что после таких занятий он безоговорочно выходил победителем.

— Артем, ты можешь просто ему рассказать. Хочешь, или я расскажу? — хитро повел его по скользкой дорожке Денис, пытаясь уловить настоящее настроение замершего рядом друга. Черышев был заметно меньше ростом, чем Артем, и оттого казалось, что Денис совершенно не представлял опасности для кого бы то ни было. Однако сейчас, когда Дзюба больше походил на замшелого валуна, который замер несколько веков назад в раздумьях и все никак не пришел к более-менее удовлетворяющему результату, а Черышев хитро улыбался, зная, что заранее выиграет эту битву, все было наоборот.

— С ума сошел? — испугался Артем. — Да он мне зубы повыбивает… У него жена есть; у меня жена есть! Этого недостаточно, чтобы я сказал ему что-то, о чем мы потом оба будем жалеть?

— Да чего жалеть-то, — беспечности Черышева можно было позавидовать. — Просто сделай и все.

Артем слегка завис, не желая на это ничего отвечать и упорно отгоняя шальную мысль о том, что рассказать вратарю, что происходит у него на душе, это довольно-таки спорная идея.

— Ну скажи мне, Тем. Я твой лучший друг. Он тебе нравится?

Молчание.

— Артем, он тебе нравится?

Нет ответа.

— Он тебе нравится, — последняя фраза прозвучала уже не как вопрос, а как утверждение.

Дзюба развернулся и медленно пошел к трибунам, где лежали бутылки с водой — ему сказать было нечего. Денис победно улыбался.

Ну, а что сделать-то? Когда сборы ещё только начались, Артёму было конкретно все равно, с кем ему там играть, кто ему понравится, а кто нет. Но начиная притираться к ребятам поближе, а в особенности к Акинфееву, он медленно замечал, как в душе распускались цветы. Игорь был… Игорем, и от этого Артем медленно плыл, теряясь в ощущениях. Вот их первая тренировка — Черчесов грубовато даёт указания и вталкивает вдохновение и уверенность в команду. Вот — одна из нескольких, где Игорь смеётся, закидывая руку на плечо Дзюбе, а последний едва ли держится на ногах от хохота. И ещё несчитанное множество «вот», где они шутливо дерутся, лежат на одном диване, поедая остывший ужин перед телевизором, где они случайно засыпают на полу, вымотанные после особенно интенсивной тренировки. И Артем немного скучает по этим воспоминаниям, потому что тогда он не боялся выражать Игорю свои настоящие чувства.

А сейчас все это куда-то исчезает, и Дзюба медленно начинает ощущать себя несчастным. Он хочет отдалиться от Акинфеева и, черт возьми, это делает — у ничего не подозревающего вратаря озадаченное выражение лица. Но он, кажется, находит для себя довольно убедительные причины, которые объясняют поведение Артема.

А сейчас, когда чертов Черышев начинает копошиться в его душе, побуждая принимать порывистые, необдуманные поступки, Дзюбе хочется закричать в голос. Но с другой стороны, где-то в подсознании доносится голос, который говорит:

Денис не желает тебе зла. Может, и правда попробуешь с ним поговорить?

Но Артёму чертовски не хочется заваривать эту кашу, которую потом вряд ли он съест сам. У Игоря немного другое видение мира, сомнительно, что он окажется рад такому повороту событий (Дзюба влюбился в Акинфеева, невероятно!). Поэтому Артем медленно, методично вдалбливает себе в голову что-то о том, что никто никогда не узнает о его чувствах.

Черышев постоянно все портит.

Говорит на ухо какие-то пошлые глупости об Акинфееве при полной команде — так, чтобы слышал только Артем. Подстрекает делать какие-то чепуховые вещи, чтобы Игорь либо считал Дзюбу «невыспавшимся», либо «слегка сошедшим с ума». И, как показала практика, Акинфеев в сердцах называл Артема психом гораздо чаще.

Черышев очень любит начинать эту незатейливую игру — щебетать что-то на испанском прямо перед командой или Фернандесом. И это «что-то» точно не описывает погоду за окном — голос у Дениса становится тягучий, как плавленая карамель, а Марио, Господи-сделай-его-ненадолго-глухим, Марио слушает в наушниках музыку и лишь иногда поднимает голову, чтобы проверить, что вокруг все хорошо.

Один раз Денис чуть не спалился — Фернандес снял наушники, а Черышев увлеченно мурлыкал что-то, сидя за обедом, на испанском языке. Марио прислушался, выхватил пару компрометирующих фраз и как-то странно глянул на Дзюбу, сжимающего в руках столовый нож. Черышев вовремя заткнулся, а в свободное время увел Дзюбу в тихий уголок и услужливо перевел все, что «мог услышать мой испанский друг».

Результаты оказались неутешительны.

Артем после этого случая старался проводить больше времени с Фернандесом, чтобы как-то мягко доказать ему, что он совсем не озабоченный идиот, коим его выставил Денис. К счастью, последний сам исправил ситуацию, проведя пару профилактических иностранных бесед с другом и больше не заводя таких опасных игр.

Короче говоря, Артем медленно слетал с катушек. И виной всему был этот «всепонимающий» взгляд Акинфеева, который он чувствовал даже спиной, когда отдавал пасы на тренировке или убегал на другую половину поля.

И сказать-то все равно было нечего.

End of flashback.

Несмотря на все заверения о хорошем самочувствии, врачи чуть ли не задушили Дзюбу своими проверками. Уведя его в больничные помещения, они долго ещё осматривали, тыкали, растирали, нажимали и делали совершенно непонятные медицинские вещи.

А потом повезли в районную больницу, обещая продержать его там до вечера.

Дзюба сидел на больничной койке, рассматривая неприятно режущие глаза белые стены и понемногу ощущая головную боль. Пережитый «кувырок» все-таки дал о себе знать — лёгкая тошнота, общее снижение привычного самочувствия — и вот в палату входит медсестра с какими-то таблетками. Насильно вливает их с неприличным количеством воды, после чего Дзюба медленно погружается в сон.

Просыпается, когда за окном непроглядная ночь, а в палате он один. Его грудная клетка крепко перебинтована и пахнет резкими горьковатыми мазями. Ключицы неприятно ноют, давая о себе знать через каждое неловкое движение, а все тело затекло и теперь неприятно колет.

В его палату никто не входит ещё около двадцати минут, и Артем, отчаявшись, решает заснуть до утра, когда в коридоре слышатся шаги. В комнату мягко входит медсестра, держа в руках поднос с ужином.

— Сколько я тут провалялся? — хрипло выдыхает Артем и неосознанно протягивает руки, принимая еду. Он и сам не понял, насколько сильно был голоден.

— Все не так плохо, около одиннадцати часов, — говорит она и спрашивает об общем самочувствии. Головокружение — это ожидаемо, несильное помутнение — тоже.

— Около одиннадцати часов? — Дзюбе кажется, что он сейчас выплюнет лёгкие. Дышать глубоко не получается из-за стягивающих его ребра бинтов, оттого он слегка жмурится и просить снять их.

— Завтра. Сейчас будет лучше, если вы обойдетесь без неприятных последствий, вроде сдвига костей или трещин в ребрах. Вам очень повезло.

Медсестра уходит, даже не желая отвечать на остальные вопросы вроде «Чем закончился матч?» или «Можете позвонить ребятам и сказать, что я в норме?». Дзюбе ничего не остаётся, как съесть свой довольно невкусный ужин (рис немного отдает картоном) и провалиться в сон.

***

На следующее утро его тщательно рассматривают, сняв бинты. На груди — сильные кровоподтёки и синяки на спине. Дышится теперь легко, с головой все в порядке, но врач настаивает на том, чтобы остаться хотя бы до обеда и не навредить себе ещё больше.

В часы посещений приходят Головин, Жирков, Кутепов и Игнашевич. Все радостные, рассказывают о том, что произошло после неприятного столкновения и как они отпраздновали матч. Медсестра выгоняет их примерно через двадцать минут после прихода, потому что от чересчур эмоциональных разговоров у Артема закружилась голова. Перед обедом пришел Черчесов, перебросился парой слов с подопечным, после чего попросил врачей отдать ему Дзюбу уже вечером. А в обед, когда Артем довольно неловко расправлялся с супом, в палату чуть ли не на крыльях залетел Черышев.