– Все очень просто. Как и обычно одно маленькое поручение, из необходимых.

И обезьяна стала серьезней. Так в этот момент показалось Григорию. Сейчас вся мимика на ее морде стала более реальной и вполне читаемой. Затем она ловко сложила очки, запихнув их деловито во внешний карман пиджака:

– Ну что, мой друг, ты готов?

Григорий молчал, понимая, что все его планы и будущие дела будут непредсказуемо скорректированы на ближайшее, и главное, неопределенное время.

– Ну и прекрасно! Вперед. Я приготовлю тебе завтрак, а ты давай умывайся и приводи себя в порядок.

Таких активных встреч и таких продолжений ранее никогда не было. Только теперь Григорий почувствовал, что все подобные контакты имеют некоторое развитие. Он принял для себя эту внезапную мысль, сделал глубокий вдох и, повинуясь указаниям, в трусах и все в тех же носках поплелся умываться совершенно ошарашенный.

Только избавимся сразу от ненужных заблуждений. Григорий не был сумасшедшим и вовсе не галлюцинировал этим утром. И все эти странности и метаморфозы с загадочным собеседником нужно, конечно, немедленно разъяснить. Но сделаем это чуть позже, по ходу событий.

В ванной, куда переместился Григорий и где он принимал душ, в его голове вспыхивала маленькой искоркой надежда, что все-таки это был обрывок неприятного сна. А может и вправду галлюцинации из-за того, что дворники покрасили оградку клумбы под окнами ядовитой краской, срок годности которой истек еще в прошлой пятилетке. Что, когда он вернется в комнаты, никаких явлений, кроме собственного отражения в дверце шкафа и металлического привкуса во рту, он больше не обнаружит. Но этого увы, конечно, не произойдет. Хотя оградку действительно покрасили в желто-зеленый цвет, и запах краски действительно слышался даже на третьем этаже и безжалостно проникал через окно квартиры, где проживал Григорий. Это ровным счетом никак не отразилось на физическом состоянии Григория и не повлияло на его центральную нервную систему. И уж совсем никак не выплеснуло из глубин подсознания нелепых животных, которые, даже умея связно разговаривать, всегда его немного раздражали.

На кухне послышался веселый свист, и все надежды рассыпались в дребезги и разом исчезли в водовороте мыльной пены в сливной дырке никелированной ванны. Насвистывался какой-то марш, причем исполнение было идеальным.

«Этого еще не хватало!» – стрельнуло в голове Григория. Все это явно было не случайным и конечно имело какое-то отношение к предстоящим неизбежным событиям. «Ничего уже не поделаешь», – уже с зубной щеткой во рту, уже с зубной щеткой во рту, без носков и у раковины мысленно сказал себе помытый Гриша.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос. В последнее время он часто использовал дыхательные упражнения, чтобы совладать с нервозностью и раздражением, которые стали чаще возникать в его жизни с момента выхода на работу.

Гриша повернул вентиль и обжег лицо ледяной водой. «Ну ладно! Поиграем в эти игры. Уже не в первый раз». Настрой его вдруг стал боевой, и положительные эмоции как-то сами само-собой стали наполнять его изнутри. Выражение лица стало увереннее, несмотря на зубную щетку, которая оставалась во рту. Гриша будто надел боевой шлем, доспехи и свирепую маску самурая, а вокруг трусов появился воображаемый ремень с двумя коротким мечами.

Когда он вошел на кухню, уже в несколько более свежем состоянии, на столе было расставлено и приготовлено все для наслаждения завтраком. Появилась яичница, тосты с хрустящей корочкой и джемом, сосиски и даже ломтики порезанного ананаса. Последнее выделялось особенно, поскольку находилось рядом с заботливо суетящейся обезьяной.

– Я сделал, как ты любишь, – и вновь на мохнатой морде засияли жемчужные зубы.

– Ты хоть шляпу сними, – бойко ответил Гриша.

Обезьяна сняла свою кашемировую шляпу, на которой снова появилось красивое перо:

– Кстати, каждый охотник желает знать, где сидит… Фаза эн!

Григорий не отреагировал на эту фразу, оставаясь все также мысленно в шлеме и с мечами, но все еще натурально в трусах.

И снова гигантская улыбка возникла напротив. Григорий посмотрел на огромные белые зубы, мысленно поморщился, но свою «маску» так и не снял. Только тихо фыркнул и уткнулся в тарелку.

– Итак, – произнесла обезьяна и водрузила обратно на голову свою нелепую шляпу, – конь-то ходит буквой Г?

И на столе появилась черная фигурка безупречно блестящего черного шахматного коня.

– А конь ходит буквой Г, Гришка!

Двое мальчиков сидели на полу в гостиной перед шахматной доской. Гриша с любопытством рассматривал шахматные фигуры и трогал каждую поочередно. Все они были деревянные и очень гладкие. Сами фигуры были выполнены из дерева путем станочной обработки. Белые были просто покрыты толстым слоем лака, через который хорошо просматривалась неповторимая фактура древесины, а черные были настолько черные и блестящие, что в их покрытии отражалась вся комната, да и вся вселенная с ее необъятной математической мудростью, которая была заложена в эту игру.

Фигуры были увесисты, поскольку внутри у основания находился свинцовый цилиндрик, и уверенно стояли на игральной доске. При этом у каждой снизу была мягкая бархатная наклейка, которая не только не царапала поверхность игрового поля, но и делала передвижение фигур тихими и рассудительными. Выбивались из этой великолепной гармонии только лошадиные представители. Фигурки коней были сделаны из гладкой пластмассы и насаживались на блинные деревянные основания. Причиной этого, вероятно, послужила технология изготовления. Изогнутую лошадиную морду никак нельзя было выточить на токарном станке. Белые кони смотрелись неинтересно, поскольку белая пластмасса сильно отличалась от фактуры древесины, а вот черные фигуры были на редкость хороши. Их глянцевая поверхность очень плавно переходила в деревянное основание и придавала этим фигуркам особенную значимость.

Именно такой черный конь и привлек внимание одиннадцатилетнего мальчика Григория, который изучал основы шахматной игры со своим школьным приятелем Пантелеем Цветковым.

Гриша брал поочередно фигурки, а Пантелей объяснял правила их перестановки и соответствующее предназначение в древнейшей игре на земле.

– Вот так ходит, – и Пантелей передвинул коня, нарочно проводя его по изогнутой траектории.

– Понял? Буквой Г.

– Покажи еще раз, – попросил Григорий.

И конь совершил перемещение на исходную позицию по той же изогнутой, но уже обратной траектории.

– Постой. То есть конь просто перемещается из этой клетки в эту?

На три вверх и одну в сторону? – полюбопытствовал Гриша.

– Да, именно так, – подтвердил его одноклассник и лучший друг.

– А почему тогда буквой Г, а не, например, змейкой?

И Гришка очертил траекторию фигурой коня в клеточном поле размером три на два извилисто, заполняя все клетки.

– Ну это же не змея. Да и запоминается так проще, – Пантелей задумался и добавил, – и на доске так понятнее.

Гришка улыбнулся и, не выпуская коня, схватил фигуру слона, на которой почему-то была сделана грустная засечка в виде перевернутой улыбки.

– А это слон! – перехватил фигуру Пантелей.

– Ребята, вам пора в школу. Занятие начнутся через двадцать минут. Собирайтесь, а то опоздаете, – вдруг неожиданно на пороге комнаты возникла улыбающаяся мама Пантелея и прервала увлекательнейший урок.

Мальчики тут же заторопились, смахнули фигуры с доски и стали укладывать их в перевернутую шахматную доску, которая была соответствующим образом так устроена.

– Пантелейка, подойди! – ласково позвала из соседней комнаты мама Гришиного приятеля.

Тот быстро вскочил и побежал на призыв.

Обрывками из соседней комнаты доносились фразы: «не задерживаться», «обязательно перекуси», «посмотри, тут котлеты», «все еще рано темнеет» – и прочие наставления, заботливые родительские просьбы и рекомендации.