– Перестань болтать гупости! – проговорил Пол.

От природы дети еще и попугаи.

По правде сказать, мы с Полом не всегда ладили. По большей части мы относились друг к другу тактично и, в общем, умели находить компромиссы. Я дарила ему полдень, когда мы заходили в закусочную и я покупала ему пирог, за что он мне любезно дарил час времени, который мы проводили на озере в каноэ. Мы садились за столик в дальнем конце закусочной, и, когда он расправлялся с едой, я оплачивала наш заказ из своих медленно растущих сбережений, выкладывая на столик одну из десятидолларовых купюр, полученных от Патры. Никаких липких четвертаков и десятицентовиков, никаких долгих посиделок в ожидании сдачи, никакой пустой болтовни с Санта-Анной, официанткой с чуть заметной бородкой.

– Почему пирог такой вкусный? – спрашивал Пол, когда мы выходили из закусочной. Сладкое его взбадривало. Он начинал приплясывать, прищелкивая пальцами и подскакивая то на одной ноге, то на другой.

– Все дело в названии, – отвечала я.

– Шоколад?

– Мусс! – удивленно возражала я.

Пол поднимал голову и разглядывал голову лося[15] над входной дверью и широко раскинутые, словно мужские объятия, рога и ноздри размером с миски.

Уговорить его на поездку на каноэ было куда сложнее. С самого утра малыш пребывал в суетливом и шумном возбуждении. Он боялся замочить ноги, залезая в лодку, поэтому я шлепала по мелководью в сапогах, держа Пола на руках, и усаживала его на дно лодки ближе к корме. Там он чувствовал себя куда увереннее, чем на сиденье. Потом я давала ему брецели и подкладывала под попку старый спасательный жилет, на котором он восседал точно турецкий султан. Я просила его сидеть не шевелясь, пока я гребу: не раскачиваться взад-вперед, а просто смотреть вперед. В тот день озеро было спокойным, и черная вода гулко заглатывала каждое погружение весла. Пол так заскучал, что уснул под убаюкивающий плеск воды, свесив голову и скрестив руки над сиденьем. Домой я несла его на закорках – он висел у меня за спиной, обхватив мои бока ногами, как младенец. Мне пришлось вытащить каноэ на каменистый берег да так там и бросить, хотя его вполне могло унести в открытую воду, если бы поднялся ветер и начался прибой. Но у меня не было лишних рук волочь каноэ с собой.

Но даже сидя у меня на спине, он не переставал канючить – спорил со мной, отказывался идти сам.

– Хватит, Линда, хватит! – и так тысячу раз.

Словно удовольствие от прогулки на каноэ для него было пыткой. Как и подаренный мной ему чудесный день.

Я не хочу сказать, что с ним было трудно управляться. Но в нем была вот эта червоточина упрямства. Он привык четко различать порядок и хаос. Он, например, совершенно не выносил никаких нарушений привычного распорядка. Если я иногда задерживалась, приведя его обратно домой, если Патра выставляла лишнюю тарелку на стол и показывала, как из масла и лимонного сока приготовить заправку для салата, Пол становился ужасно требовательным. На протяжении ужина он настойчиво просился к Патре на колени, и к концу трапезы ему это удавалось, и он забирался к ней на колени и начинал тереться головой о ее шею. И она одной рукой отправляла вилку с салатом в рот, а другой не переставая гладила его по светловолосой головке.

Вспоминаю один такой вечер. Пол капризничал, и Патра пыталась придумать тему для разговора, не связанную с поездами и традиционным купанием в ванне. Помню, она резко отодвинула от себя плошку с салатом, уперлась подбородком в ладонь и обратила все свое внимание на меня.

– Вот что, Линда… – В тот вечер Патра была особенно беспокойная, и, когда она чуть прищурилась, в уголках ее глаз собрались нервные морщинки. – Расскажи мне. Ты ведь хочешь заниматься лошадьми или чем-то в таком роде. Стать ветеринаром, когда окончишь школу. Ведь так? Я права? Ты этим собираешься заниматься в будущем.

Вообще-то я не собиралась. Я вообще редко думала о своем будущем, но, когда задумывалась, все, что мне приходило в голову, так это пикап, белый, мчащийся по шоссе. Конечно, я не могла ей этого сказать. Не могла сказать, что мечтала стать водителем большегруза, поэтому, чтобы потянуть с ответом, я поглядела на Пола, который пытался сползти со своего высокого стула на пол. Он при этом напевал:

– Хочу быть фи-зи-ком. Хочу быть фи-зи-ком…

Но Патра просто меня поддразнивала, это я понимала. Ей было все равно, что я скажу, пока я ей подыгрывала. Ей просто хотелось чем-то заняться перед тем, как убрать со стола, перед тем, как пойти укладывать Пола в кровать. Так она себя развлекала, дожидаясь звонка мужа.

– Я могла бы стать ветеринаром, – сдалась я ей на милость. – Конечно!

– Ну уж нет! – Патра подогнула под себя ногу. – У меня для тебя есть предложение получше. Я это умею. Понимаешь, Линда, ты заслуживаешь большего – той жизни, которой ты раньше не видела, тебе надо жить в большом городе. Чтобы тебе проходу не давали. Тебе нужно стать… – Она щелкнула пальцами и улыбнулась: – Отельером! Ресторатором! – Ей самой понравилась эта идея.

– Ресто-рантором? – переспросил Пол.

Я хмыкнула, чтобы подавить смешок.

– Типа, стать официанткой? Я уже пробовала! – С этими словами я обвела рукой вокруг, как бы желая спросить: а это что тогда? – Но я бросила работу и пришла к вам.

Она вытаращила глаза, притворившись, будто шокирована.

– Ты бросила ресторанный бизнес ради того, чтобы стать няней? Нам очень трудно свыкнуться с этой мыслью, правда, Пол? Тогда придется придумать для тебя должность получше. А откуда вообще произошло слово «няня»?

Я пожала плечами.

– Жуткое слово, правда? Может, нам звать тебя сиделкой? Хотя нет, так называют старушек. Ну, тогда мы назовем тебя гувернанткой! – Она рассмеялась. – Это звучит гораздо лучше. Няню никогда не наймут для Флоры и Майлза[16]. Ты же читала «Поворот винта»? Да-да, няня не могла бы влюбиться в мистера Рочестера, правда? И стать главной героиней повести. Ты – гувернантка!

– Гувенантка! – выкрикнул Пол из-под стола. Он все ждал, когда Патра объяснит ему значение нового слова. Не дождавшись, вытащил из своей перчатки пригоршню камешков и швырнул их на пол.

– Аккуратнее! – сказала я ему. И Патре: – Не знаю. Не уверена. Мне это слово кажется каким-то слащавым. Кроме того, люди могут подумать, что вы… богачи-миллионеры. – Я с усилием подавила смех.

– Ты права, – насупилась Патра.

– Пора купаньки! – Пол тоже надулся. Он выполз из-под стола и забрался к ней на колени.

Патра позволила ему свернуться калачиком, прижавшись к ее груди, и стала ерошить его волосы. Потом потрепала его по щеке, но не сводя с меня глаз.

– Ты права, Линда. Конечно, права. Здешние люди уже считают меня снобкой. Белой вороной. – Она нахмурилась: было видно, что в голову ей пришла новая мысль. – Я все еще не чувствую себя здесь комфортно. Не могу понять, что тут и как. Странно. Я уже раз пять бывала с Полом в здешней закусочной. Мы обедали. И каждый раз я вижу там одних и тех же людей. Все смотрят на меня, улыбаются, здороваются. Но никто ни разу не поинтересовался моей жизнью. Не спросил, как меня зовут. Вообще о чем-нибудь. Они по-своему приветливые, и все же…

– Не слишком, – закончила я.

Она отвела руку Пола от пуговок на своей блузке, и тогда он взялся за ее волосы, наворачивая светлые пряди на свои пальчики.

– Не зря ли мы тут поселились? – Она вопросительно посмотрела на меня. – Мы думали, что, пока Лео будет этой весной на Гавайях, мы с Полом поживем в новом летнем доме. Что здесь будет тихо и приятно. Что для нас с Полом это будет своего рода убежище…

– Убежище от чего?

Она неопределенно взмахнула рукой.

– Вы в бегах? – решила я ее поддразнить. – Вы ограбили банк в Иллинойсе?

– Ха-ха-ха, – невесело произнесла она. Пол тем временем принялся дергать ее за волосы – не сильно, медленно и сосредоточенно.