По крайней мере. Уже хорошо. Могло быть и хуже.

Иногда он мог поклясться, что сам проглотил немного этой проклятой сыворотки из эхо-цветка, так часто в голове вертелись одни и те же фразы.

— Подожди, куда он делся?

Папирус оглянулся на Санса и обнаружил, что тот пялится на пустую банку, которая стояла на столе.

— Куда он делся? — повторил Папирус, зачерпнув еще одну ложку овсянки.

Санс поднял крышку, лежавшую рядом с банкой, и осмотрел со всех сторон.

— Сверчок!

— О, а мне-то было любопытно, как он здесь оказался, — Папирус обвел взглядом гостиную и нахмурился. — Я слышал его, когда спускался сюда.

Санс раздраженно заворчал.

— Поможешь мне его поймать, ладно?

Сделав еще один глоток кофе, он встал из-за стола и потер глазницы. Папирус с некоторой неохотой поднялся вслед за ним, и они приступили к обыску гостиной. Санс не сильно помогал, только зевал и постоянно тер глазницы, но, в конце концов, Папирус обнаружил жука, приютившегося на дальней стене, рядом с лестницей.

— Иди сюда, малышка-жучишка… — сказал он, наклоняясь, чтобы его поймать. Потребовалось несколько попыток, потому что сверчок оказался прытким, но, наконец, Папирусу удалось зажать его между большим и указательным пальцами. Скелет поднял его.

Жук беспомощно барахтался в его хватке.

Он невольно разжал пальцы и отпрыгнул назад, его душа гулко билась в груди. Санс быстро подхватил сверчка ладонью, обернутой рукавом.

— Все нормально, бро. Сверчки не кусаются, — заверил он, неся жука обратно к столу.

Но Папирус выпустил его не поэтому. Его кости содрогнулись.

— Иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать, — Санс уже сидел за столом, прижимая сверчка к столешнице.

Папирус медленно подошел, демонстративно не глядя на жука.

— Ты собрался его мучать?

Санс бросил на брата взгляд.

— Это ему не навредит, бро. Просто… немного запутает.

— Тоже ничего хорошего, — пробормотал Папирус, садясь на свое место и сверля взглядом овсянку. Он уже не был уверен, что у его остался аппетит.

— Так вот, потребовалось время, но я думаю, что в этот раз получилось, — продолжил Санс, в его голосе слышался редкий намек на волнение. Его было приятно слышать, по крайней мере. — Это было, эм… — он прищурил глазницы, разглядывая ряд пузырьков, наполненных лазурной жидкостью, и, наконец, остановив свой выбор на втором слева, окунул в него пипетку. — Вот этот.

— К-как ты поймешь, что это сработало? — Папирус обнаружил, что спрашивает вслух, как будто если он узнает, то у него будет надежда не смотреть.

Санс повертел пипетку в пальцах, изучая дозировку.

— Должно быть, будет делать что-то повторяющееся. Скрежетать, прыгать на месте или вперед, даже когда упрется в стену… Вот что-то из этого, и ничего больше.

Вздохнув, Папирус заставил себя смотреть, как Санс подносит пипетку к сверчку, стараясь ничего не пролить. Его кости ныли от напряжения, а душа тревожно стучала. «Он делает это ради тебя, — напомнил он сам себе, хотя ему совершенно не хотелось этого видеть. — Он не спал ночами ради тебя».

Если бы только он мог сделать что-нибудь еще…

— Всего двух капель должно хватить, — Санс поднял пипетку над жуком и, немного поколебавшись, наконец, сжал ее. Две капли жидкости упали на голову жука. — И…

Они ждали.

После нескольких секунд, проведенных в напряжении, Санс убрал руку, и сверчок тут же спрыгнул со стола. Он несколько раз скакнул в разные стороны, а потом затерялся среди узоров ковра.

Папирус не был уверен, успех это или нет, до тех пор, пока не услышал, как Санс застонал от отчаянья и дал своей голове со стуком упасть на стол.

— Я думал… думал, что в этот раз у меня получилось. Я был уверен…

— В-все нормально, Санс, — сказал Папирус и протянул руку через стол, чтобы потереть плечо брата, пытаясь скрыть этим свое облегчение.

— Нет, не нормально, — Санс сжал голову руками, по-прежнему не поднимая ее от стола. — Мне нужно в этом разобраться. Нужно понять… Эта сыворотка не вечна.

— Ну… — Папирус вернулся к овсянке и снова помешал ее. Она почти остыла. — Может, в этом нет такой уж необходимости.

— Мы уже обсуждали это, Папирус — Санс, наконец, поднял голову и выглядел более уставшим, чем тогда, когда только проснулся. — Я не думаю, что ты…. что хоть кто-нибудь сможет вразумить эту хрень.

— О-о-он не хрень! — Папирус ударил кулаком по столу, его лицо нагрелось от гнева раньше, чем он успел осознать собственную злость. — Перестань его так называть! Ты н-не можешь…

Санс закрыл лицо ладонями, и Папирус замолчал, стыдливо опустив взгляд — иногда было легко забыть, что он не единственный, кому Флауи причинил боль. Он все еще не знал подробностей того, что произошло между Флауи и Сансом в ту ночь, но если это было что-то вроде того, чего он боялся… Санс имеет полное право злиться.

В его несуществующем желудке забурлил тошнотворный гнев от мысли, что Флауи мог ранить Санса. Мысль, что кто-то мог ранить брата, просто немыслима. Даже если Санс не был… если ему не был нанесен урон, все еще оставалась…

…но…

— Я… я собираюсь сделать это сегодня, — сказал он, заставив себя посмотреть на Санса.

Наконец, его брат открыл лицо и встретился с ним непонимающим взглядом, который быстро превратился в шокированный от осознания.

— Сегодня! Это сегодня? Бро, ты уверен?

— Я-я… ну… нет. Н-но… я сказал себе, что мне нужно это сделать.

— Это не значит, что ты должен, — ответил Санс, потянувшись через стол, чтобы положить свою ладонь на руку брата. — Ты всегда можешь сделать это в другой раз. Я могу поговорить с Там, и…

— Н-нет, Санс, — Папирус посмотрел Сансу в глаза, даже если ему нестерпимо хотелось отвернуться. — Я не собираюсь убегать.

— Никто такого не говорит.

— И, кроме того, откладывать я тоже не собираюсь, — он перевел взгляд на овсянку и подхватил ложку. — Ты сам сказал… что сыворотка не вечна, — сказав это, он заставил себя есть, чтобы на этом закончить разговор.

— …Ты прав, бро, — Санс допил остатки кофе и откинулся на спинку стула. — Ты прав.

***

Около полудня они шествовали через город, Папирус нес в руках несколько контейнеров с едой. В одном были спагетти, а в другом разные овощи и фрукты — порезанные кусочками, а не нашинкованные, как он помнил, она почему-то предпочитала, когда они хрустят. Тем временем Санс тащил в руках небольшую связку соцветий рогоза.

Каждый раз, когда кто-то махал им, Папирусу приходилось делать над собой усилие, чтобы помахать в ответ, а не напрягаться или ускорять шаг. Он не делал ничего необычного, и у них не было причин пялиться, так что они не будут. Они не пялятся. У них нет повода.

Санс мягко ткнул его локтем в бок, и Папирус обратил внимание на брата.

— Все хорошо?

— Хорошо, — сказал он. — А что такое?

— Кости гремят.

…Так оно и было. Он глубоко вздохнул и заставил тело успокоиться, все так же продолжая двигаться. Хотя это было трудно, когда его разум постоянно возвращался к тому, что ему нужно будет сегодня сделать, и уже очень скоро.

— Так, и когда у вас следующая встреча? — спросил Санс.

Эта тема не входила в топ-двенадцать приятных тем для обсуждения, но он с радостью ухватился за возможность отвлечься.

— В следующий четверг, — ответил Папирус, проверяя, что крышки контейнеров сидят надежно.

— В этот раз будет что-то особенное?

— Не думаю, но… после этого она пригласила меня смотреть аниме.

— Звучит отаку-ительно.*

Не совсем так, но идея посидеть и посмотреть телевизор с кем-то — с другом — казалась нормальной, а Папирус был готов на все ради ощущения нормальности. Его встречи с АЛЬФИС — или Доктором Альфис, а это и было ее настоящее имя — теперь стали обычным явлением, и он постепенно свыкался с этим. Большинству монстров не нужно было раз в неделю или две проделывать путь до Жаркоземья, чтобы попасть в лабораторию, где на твои кости навешают кучу датчиков для контроля твоей души… но, опять же, у большинства монстров не было персональной тренировки один на один с Капитаном Королевской гвардии. Так что это не было чем-то плохим, ведь так?