— Ты должен присматривать за ним, чтобы он не принимал необдуманных решений.

Санс повесил голову. «Для этого уже слишком поздно».

— …Что он сделал?

Голос Санса звучал еще тише обычного, что казалось просто невозможным.

— Он отталкивает меня. Царапает грудь. Он… Однажды он даже ходил к обрыву.

— О-о Боже, — ахнула она. — Похоже, он борется с огромной внутренней виной.

— Ага. Он думает, что сам во всем виноват. Говорит, что тот, кто ранил его — его… — Санс ощутил горький привкус этого слова, — друг.

— Определенно нет! Но ты знаешь, что это за «друг»?

— Нет, он не хочет мне говорить.

— Убедись, что он больше никогда не встретится с этим так называемым другом, — ей потребовалось время, чтобы успокоиться. — И… постарайся, чтобы он понял, что в этом нет его вины.

Вздохнув, Санс снова прислонился спиной к двери.

— Легче сказать, чем сделать.

— Постарайся. Убедись, что он чувствует себя в безопасности. Будь рядом и успокаивай.

— Последнее время он был довольно мрачным. Трудно его успокоить.

— Ну, может быть, ты мог бы ему приготовить — нет, ты ведь говорил, что у него нет аппетита. Тогда, может, тебе заварить для него хороший чай? Он вызывает аппетит.

— Стоит попробовать, — сунув руку в карман, Санс нащупал мешочек, подаренный Королем.

И тут же вскочил на ноги, широко распахнув глазницы.

Чай. У Большого Пса аллергия на чай. И вчера он расчихался от запаха Папируса, но поблизости не растет цветов, которые могли вызвать такую реакцию.

Цветы.

Папирус пах цветами.

Тысячи беспокойных колокольчиков зазвенели в его черепе, и он неосознанно начал отходить от двери.

Он осознал себя за миг до того, как срезал путь.

— Мне нужно идти, Леди. Кажется, у меня появилась идейка.

— Что ты?..

Это все что он услышал перед тем, как прошел коротким путем.

Примечание:

Санс говорит “He looks pretty doggone happy” - он выглядит чертовски счастливым. Doggone это тоже самое, что fucking, а dog - собака… меня так и подмывало ввернуть что-нибудь про то, насколько подарок Азгора ПЁСдатый, но Санс вряд ли бы стал так выражаться при короле))

========== Глава 12. Кусочки головоломки ==========

Комментарий к Глава 12. Кусочки головоломки

Флаконы с синим, рисованные схемы и души из мела.

Божечки, да Папирусу можно в театре играть — только гляньте на тот спектакль, что он устроил из-за ерунды, вроде рассыпанного чая.

Король тоже в своем репертуаре, раздает свой особый чай из золотых цветов, будто думает, что этот милый маленький подарочек заставит всех забыть о том, что они не смогли спасти ребенка.

Уверен, что помогаешь, да, Король?

Хотя в том, что Король шатался по окрестностям, раздавая всем свои мелкие подачки, не было ничего удивительного… а вот реакция Папируса удивила. Неожиданно было увидеть, как он сходит с ума, кричит и прижимается к стене. Божечки, вот это было интересно!

А потом он шоркал свои чистые кости, пока не поранил сам себя, и это было…

…было…

Флауи на мгновение растерялся и скользнул вниз от окна спальни. Он не понимал почему, но что-то в том, как вел себя Папирус, возвращало воспоминания — воспоминания о давно минувшем. Тогда он еще только привыкал к существованию в теле цветка и ненавидел каждую секунду пребывания в этой форме настолько сильно, что даже вредил этому телу, так непохожему на его собственное. Доходило даже до того, что он сжигал свои лозы или обрезал их об острые камни, но, разумеется, ничем хорошим для него это не оборачивалось. По крайней мере, это было каким-никаким занятием — чем-то, что ненадолго рассеивало бесконечную скуку. Но он до сих пор помнил, как сильна была тогда его печаль.

Папирус тоже выглядел печальным.

Тряпка.

Ну да, Флауи причинил ему боль, и что с того? Он же не застрял в каком-то бездушном теле на веки вечные. У него всего-то пара сломанных костей.

…Хотя это поражало — Папирус вел себя так же, как они, когда Флауи случайно застал их в комнате… с ножом…

Холодное мерзкое ощущение накрыло его, заставив содрогнуться. Хватит думать об этом.

Кроме того, все идет так, как хотелось. Ему хотелось превратить Папируса в бесполезную кучу костей. Все в соответствии с планом. Папирусу все хуже и хуже, а скоро за ним последует и Санс. Можно порад…

Удовлетворится. Да. Можно удовлетвориться тем, как все идет. Пока что.

К слову о том, как все идет, пора двигаться дальше. Если оставить Папируса как есть, то события затянутся, если, конечно, что-то не вмешается в их ход.

Он внимательно оглядел задний двор и, убедившись, что стражи ничего не заметили (конечно не заметили, тупицы), снова пробрался к окну. Само собой, Папирус все еще был в своей комнате — свернулся на кровати. Он снова оделся, лежал поверх покрывала и безучастно разглядывал огоньки на потолке. После нескольких панических атак подряд он, наверное, был истощен и вряд ли мог четко мыслить.

Идеально.

Протянув лозу, Флауи постучал в стекло.

Папирус соизволил повернуть голову только через несколько секунд, но когда он это сделал, то вскрикнул так громко, что Флауи услышал его даже через окно. Скелет отчаянно отполз назад, да так быстро, что чуть не свалился со своей детской кровати. Однако он отклонился насколько только смог, как будто несколько сантиметров сделали бы погоду.

Флауи быстро приложил лозу ко рту — тихо — и нацепил виноватый вид. Потом опустил взгляд на оконную раму, потыкал в нее лозой, нахмурился и снова взглянул на Папируса. Он не особо любил шарады, но стоит быть потише, чтобы не привлекать лишнее внимание стражей.

К счастью, Папирус быстро уловил мысль, неуверенно подполз к краю кровати, свесил ноги, но не встал. Скелет несколько раз оглядывался на дверь, но Флауи быстро покачал головой с самым печальным видом, какой только смог изобразить. Он рассчитывал, что даже в таком состоянии Папирус не сможет устоять перед возможностью помочь кому-то, кто расстроен, и, разумеется, не прогадал.

Папирус встал, немного покачнувшись (Боже, он вообще хоть что-то ел?) и, шатаясь, побрел к окну. Потянувшись через стол, скелет открыл защелку и поднял раму, у Флауи вырвался облегченный вздох, и он сунул голову в комнату.

— Спасибо, друг, — сказал цветок тихим голосом, частично чтобы избежать обнаружения, частично чтобы в голосе точно не зазвучало ни одной жесткой ноты. Доверие играет решающее значение, и следует убедиться, что Папирус сохранит все, что у него осталось. — Как у тебя дела?

Папирус поморщился, когда Флауи сунулся немного дальше в комнату, и отступил назад, с трудом удержав равновесие.

— Э-эм, нормально?

Врунишка.

— Ох, здорово! — ответил он, качнув головой и мягко улыбнувшись. — Вчера ты не вернулся на работу, а сегодня вообще не появился в лесу. Я волновался за тебя!

— О, — все, что ответил Папирус.

Как же забавно слушать его тихие, лаконичные ответы, ведь обычно он кричал про каждую мелочь, что приходила к нему в голову. И это заслуга Флауи! Трудно было сдержать хихиканье, но он справился.

Скелет переступил на месте, потирая правую лучевую и локтевую кости. (О, точно, разве не их Флауи пытался разорвать? Интересно было).

— Чт-что тебе нужно?

— Ну… — Флауи потупил взгляд и поерзал, изображая неловкость. — Я действительно волновался, друг, и я… решился проведать тебя прошлой ночью, чтобы узнать, все ли у тебя хорошо.

Папирус вздрогнул и испуганно посмотрел на цветок.

— Ой! Ты ведь не злишься на меня? — спросил Флауи, надев маску грусти. — Я сделал это лишь потому, что я твой друг! Друзья иногда проведывают друг друга, правда?

Спустя пару мгновений Папирус немного натянуто кивнул.

— Хорошо, — Флауи расслабился, только чтобы снова сыграть нервную обеспокоенность, и потер листья. — Ну, кажется, ты крепко спал, так что все хорошо! Разве что…

— Что? — спросил Папирус тихим голосом, больше похожим на писк.