— А с кем ты живешь? — спросил Люк, хлопая светлыми ресничками.
— С дядей. Маминым старшим братом, — пояснил Энакин.
— А я думал, с доктором Кеноби, — хихикнул Люк. — Мальчик с мальчиком ведь тоже могут пожениться, да?
— Могут, конечно, — согласился Энакин. — Но доктор Кеноби — просто мой начальник, увы.
— Я бы хотел такого папу, как доктор Кеноби, — мечтательно вздохнул Люк. — Он очень хороший. И ты тоже. Хотя раньше я так не думал, — сознался ребёнок с той искренностью, которая поразила Энакина. — Кстати… — мальчик поманил его, заставив наклониться к себе, и шепотом на ушко сообщил: — Мы с ребятами решили, что на Хэллоуин мы будем вами.
— Нами? — изумленно переспросил Энакин, вскинув бровь.
— Ну, докторами, — охотно пояснил Люк, тут же растянув губы в улыбке и похваставшись: — Я буду доктором Восом! Ты только не говори никому, что я тебе сказал, это сюрприз.
Энакин клятвенно пообещал ребенку, что никому-никому не скажет, и особенно доктору Восу. Кажется, расстались они вполне довольными друг другом: Люк убежал обратно в детское отделение, а Энакин вспомнил об обеденном перерыве, который тоже не вечен.
Однако купить себе энергетиков Энакину так и не довелось. В коридоре его повстречала толпа репортеров с камерами, которые окружали бедного доктора Мола, явно растерявшегося от необходимости говорить столько слов, да еще и без единого мата, и теперь глазел на Энакина с самым жалобным видом. Скайуокер, по зову доброты душевной, решил спасти ситуацию и вызвался позвонить дядюшке, дабы тот оторвался от своих дел и срочно приезжал в клинику.
Дело в том, что после акции «месяц доброты», которая произвела даже куда больший ажиотаж, чем планировал дядя Шив, «Звезда Бессмертия» приобрела широкую популярность по всему штату. Сюда наведывались журналисты местных газет, репортеры теленовостей. К детям приезжали различные знаменитости с подарками в виде игрушек и сладостей.
— Вот! — Мол самым бесстыжим образом втащил Энакина в круг репортеров. — Знакомьтесь, это племянник мистера Палпатина и по совместительству наш врач-ординатор, Энакин Палпатин, — Скайуокер протестующе зашипел, но журналисты клюнули на него, как на золотую наживку, и потеряли к доктору Молу всякий интерес, к его большому облегчению. Мол, кинув на него полный благодарности взгляд, поспешно убежал к себе в кабинет, откуда точно теперь не выйдет до самого вечера, а Энакин оказался с журналистами один на один, ощутив себя абсолютно не в своей тарелке.
Чтобы не молчать, словно воды в рот набрав, Энакин решил рассказать о том, о чем мог трепаться несколько часов подряд, ни разу не повторившись. О своем волшебном начальнике докторе Кеноби, которого всячески нахваливал: и специалист он самый лучший, операции выполняет любой сложности, пациенты к нему со всей страны едут, и что он самый чуткий руководитель, которого любят даже дети. В общем, не соглал ни разу, в глубине души теша надежду, что каким-то образом его интервью увидит сам Оби-Ван.
Дядя приехал почти к концу обеденного перерыва. Предоставив ему репортеров, Энакин все-таки добрался до автомата и с превеликим неудовольствием обнаружил, что подростки все же успели побывать здесь до него.
На следующий день, ближе к вечеру, доктор Бинкс бегал по всей «Звезде Бессмертия» и собирал всех докторов, дабы те посмотрели «сценка которая моя с детьми готовили целая неделя», как он выразился. Поразительно, но никто не отказался, включая Вентресс, которая пару дней назад распиналась целой тирадой о том, почему завести кактус лучше чем ребенка, и Мола, который при виде бегающих по коридору малышей неодобрительно скалился с тихим раздраженным ворчанием «пиздюки».
Когда все расселись, первым на импровизированную сцену вышел маленький Гален Марек, которого товарищи по палате прозвали Старкиллером — вероятно, эту кличку себе придумал он сам и теперь просил каждого врача и медсестру называть его только так, а не иначе. Гален играл доктора Мола. Роль у него была весьма молчаливая, поскольку все слова, которые обычно изрекал Мол в течение дня, детям произносить совершенно точно было нельзя, но одна только мимика дорогого стоила, и глядя на перебранку Мола с Вентресс, которую играла Челли Афра, даже реальные прототипы героев сей постановки изобразили подобие ухмылок.
Дальше «Мол», убегая от «Вентресс», что гналась за ним с пластиковым ножиком, видимо, имитировавшим скальпель, столкнулся с Люком в образе Квинлана, вышедшим в весьма узнаваемых красных кедах и, как и остальные, слишком длинном для ребёнка белом халате, подол которого волочился по полу. Встав между ними и разведя руки в стороны, мальчик явно играл роль примирителя и судьи в этом конфликте, но ругающаяся парочка отвергла услуги психиатра, попросту оттолкнув его и продолжая перебранку до тех пор, пока не появился Лэндо с угрюмой физиономией:
— Доктор Вентресс, доктор Мол! Что здесь происходит?! Доктор Вос, вас это тоже касается! — неизвестно, был у Лэндо действительно актерский талант, или он попросту не хотел играть роль доктора Винду, а потому выражение лица его было столь угрюмым, но получилось весьма вхарактерно.
— Я-то при чем?! — возмущался Люк, которого вместе с Галеном и все еще норовящей ткнуть его пластиковым ножиком Челли выпроваживал со сцены Лэндо.
В спектакль добавлялись все новые и новые личности. Милашка Эмилин играла доктора Секуру, прямо на сцене легонько чмокнувшая в губки Люка, который ей, видимо, нравился, чем смутила Квинлана и Эйлу, которые по некоему стечению обстоятельств как раз оказались сидящими рядом. Роль доктора Кеноби довелось играть Хану, приятелю Лэндо.
Увидеть в этом спектакле среди всех прочих себя Энакин и не надеялся, пока на сцену не выбежала Лея. Для Скайуокера было загадкой, почему на его роль поставили девочку. Конечно же, он и не догадывался, что неделей ранее Лея поставила настоящий ультиматум «хочу играть доктора Скайуокера и точка».
— Да что ты везде за мной ходишь?! — возмутился Хан после того, как малышка в очередной по счету раз впечаталась в него сзади.
— Я люблю вас, доктор Кеноби! — с чувством воскликнула Лея.
— Я знаю, — невозмутимо отмахнулся от нее подросток.
Зал взорвался аплодисментами. Энакин, медленно заливающийся краской, покосился на настоящего доктора Кеноби, сидящего рядом. Ну да, сдается, именно так бы он и ответил на подобное пылкое признание. Вот даже сейчас Оби-Ван лишь тихо и по-доброму усмехался на скайуокеровские объяснения в чувствах в исполнении Леи.
Мобильник доктора издал протяжную вибрацию, и он, шепотом перед всеми извинившись, поспешно вышел в коридор. Впрочем, спектакль детей и так уже подходил к концу.
Несколькими минутами позже Энакин дожидался доктора Кеноби, который все еще не закончил говорить, вместе с Вентресс, Восом и отчего-то присоединившейся к их компании Секурой. Оби-Ван подошел к друзьям с буквально горящими глазами, остановившись напротив и с трудом переводя дыхание. Даже его улыбка была какой-то странной.
— Вы не поверите, если я скажу! — Кеноби пробежался глазами по недоумевающим лицам коллег.
— Да не тяни уже, — поторопил его Вос, все еще смущенный обычной детской непосредственностью, продемонстрированной на сцене.
— Я не уверен, что это не шутка, если честно. После какого-то репортажа… Я даже не в курсе, о чем там шла речь, но это неважно… В общем-то, сам не понимаю, почему они заинтересовались именно мной, но мне предложили работу в одной из ведущих клиник Израиля, — объявил полным восторга голосом Кеноби. — Завтра встречаюсь с их официальным представителем.
В груди у Энакина похолодело и стало пусто.
========== Тема безответной любви в творчестве МС Вейдера ==========
Следующий день был выходным. Энакину это, впрочем, радости особой не принесло. Дядя Шив, который стремился провести каждый выходной с любимым племянником, на сей раз отбыл на званый обед к мэру города. Энакин не горел сильным желанием видеть племянниц мэра, а его дочь тем более, чей отец все детство шутил, что они вырастут и поженятся, так что от предложения дяди сходить с ним вежливо отказался. Вдобавок после бессонной ночи Скайуокер чувствовал себя полностью выжатым морально.