— Ты не прав, если думаешь, что я не хочу вспоминать, — отозвался Баки после минутного молчания, словно подбирал правильные слова. — Я просто уверен, что ничего не смогу вспомнить, и вряд ли мне поможет твой жрец. Но глупо отказываться от шанса.
— А если ничего не получится? — с замиранием сердца спросил Стив, боясь услышать ответ, но ему нужно было знать, на что рассчитывать.
— Буду жить дальше, — пожал плечами Баки. — В мире есть много всего, чем я мог бы заняться, кроме убийства. До зимы многим нужен холод, чтобы хранить продукты.
— Баки, если ничего не получится, останься со мной хотя бы на месяц, — попросил Стив. Ему нужен был шанс, и он собирался даже выцарапывать его у судьбы, у богов, потому что Баки вернулся, и даже если он ничего не вспомнит, Стив убедит его, сделает все, чтобы вернуть их отношения, докажет не только свою безграничную любовь, но и сделает все, чтобы Баки снова полюбил его.
— А ты настойчив, — усмехнулся Баки. — Я не буду тебе ничего обещать, потому что совершенно не хочу провести целый месяц в обители Жизни. Даже если раньше я и бывал там часто, сейчас меня не тянет в подобное место. Бог Жизни отвернулся от меня, или меня закрыли от его взора. Мне нечего там делать дольше необходимого.
— Тебе не нужно будет жить в обители, — заверил его Стив. — У нас есть дом. Его ты построил для нас с тобой, когда я был послушником. Он в деревне рядом с обителью. Там тебя все знают.
— А я там не знаю никого, — припечатал Баки. — И не хочу, поэтому избавь меня от внимания всей деревни. Не знаю, даже, что и хуже: обитель Жизни, где куча святош, или деревня, где во мне будут видеть милого деревенского увальня и постоянно хотеть от меня чего-нибудь. Еще скажи, наши родители будут заламывать руки, рыдая от счастья.
— Нет, — грустно отозвался Стив. — Твои родители живут в городе в трех днях пути отсюда, а мои умерли. Давно. Ты вместе со мной хоронил мою мать. А остальные деревенские не будут лезть. Я обещаю.
Стив сейчас готов был пообещать все, что угодно, хоть звезду с неба, только бы Баки решил остаться, хотя бы на месяц. А потом… Что будет потом, Стив старался не думать, надеясь на лучшее.
— Я подумаю, — ответил Баки, и дальше они снова поехали в молчании, тяготящем Стива, но сделать ничего было нельзя, он и так сделал уже больше, чем предполагал.
Они ехали медленно, не то, чтобы некуда было торопиться, но коней загонять смысла не имело, поэтому ехали они легкой рысью, все так же молча. Стив вспоминал, как они так же вдвоем не раз отправлялись в путь, потому что Баки хотел быть рядом со Стивом всегда, даже в его странствиях во имя веры. Он смеялся и говорил, что лучший боец, и, если его мелкому захотят дать по голове какой-нибудь дурно сбалансированной железкой, он сможет это предотвратить. Тогда, когда Стив, серьезный, только-только получивший благословение, коня, способность исцелять небольшие раны и умение говорить с людьми, воодушевлять их, отправлялся в свой первый поход, Баки ничего ему не сказал, он просто собрался и отправился с ним, шутил всю дорогу, рассказывал истории. Одну Стив помнил до сих пор.
— Есть легенда, что высоко в горах живет дракон. Но драконов никто не видел уже не одно столетие, и все считали, что это просто байка. Все, кроме парня, который был уверен, что, если не сам дракон, то его сокровища обязательно существуют, нужно только добраться до пещеры в горах, и можно будет умыкнуть оттуда что-нибудь ценное*. — Баки улыбался, глядя на Стива, подъехал ближе специально, чтобы взять его за руку, подержать, почувствовать это тепло, которое сразу же разливалось по телам обоих.
— Ты уже рассказывал ее, это сказка про мальчишку и дракона, я помню, — ответил Стив, потому что действительно уже слышал эту сказку, Баки иногда повторялся, но Стив не всегда запоминал.
— Тогда я расскажу другую, — смеялся Баки и рассказывал. Он мог говорить не переставая часами.
Но Стив иной раз его даже не слушал, просто глядя на него, на невозможные глаза, серые, как предгрозовое небо, но с таким ласковым взглядом. Губы, яркие, влажные, способные дарить незабываемое наслаждение. Баки облизывался, и показывая кончик языка, и у Стива обмирало все внутри, хотелось кинуть плащ в ближайший кустах и позволить этому языку и губам ласкать его.
И сейчас Стив, вспоминая, ехал и смотрел на сосредоточенного Баки, такого другого, чужого, и, в тоже время, родного. Так хотелось ему подъехать к Баки поближе, взять за руку, чтобы почувствовать то самое тепло снова, но железная рука вряд ли бы согрела ладонь Стива. Стив заглядывал в глаза, в которых раньше плясали смешинки, смотрел на губы, которые были все такими же яркими, видел, как их все так же облизывает юркий язык, и желание прострелило о горла до паха, обдало жаркой волной спину, и пришлось Стиву перестать смотреть, потому что будоражил в нем образ Баки не только чувства, но и плотские желания.
Баки же не смотрел в его сторону, глядя перед собой и, казалось, о чем-то отчаянно, напряженно думал, словно действительно всю дорогу копался у себя в памяти, пытаясь найти там хоть что-то. Стив ему не мешал, думая о своем.
Они остановились на привал на пару часов, чтобы дать отдых лошадям, да и им самим, пообедали сыром, вяленым мясом и хлебом, напившись воды из ближайшего ручья.
— Скажи, — вдруг заговорил Баки, глядя куда-то мимо Стива и чуть морщась, словно от неприятной, но несильной боли. — Я знал высокого усатого человека, похожего на медведя? С большим мечом?
— Да, — как ребенок обрадовался Стив. — Да. Это твой учитель фехтования. Он живет в обители, ты сможешь с ним увидеться. Ты вспомнил что-то, да?
— Только размытые образы, — вздохнул Баки, похоже, все это причиняло ему нестерпимую боль, которую он просто привык терпеть. — Но тебя в них нет.
Он добавил это почти отчаянно и очень грустно, словно хотел вспомнить, хотел, чтобы у него был нареченный, хотел поверить в то, что Стив и правда его, но ничего не получалось.
Стиву захотелось подсесть рядом и обнять Баки, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо, они снова вместе, и они со всем справятся, и Стив не удержался, забыл, что обещал не трогать, забыл обо всем на свете, подсел рядом и прижал к себе. По телу разлилось знакомое тепло от прикосновения к нареченному, даже через одежду, и Баки, похоже, забывшись, прикрыл глаза, уронил голову к Стиву на плечо, потерся об него, задевая щеку макушкой, от чего по телу Стива пробегали молнии наслаждения.
— Баки… — прошептал Стив и уже хотел коснуться губами его волос, когда тот поднял голову и резко отстранился, словно пришел в себя.
— Я же просил, — начал он, но не договорил.
— Да, прости меня… Прости, я не могу, — признался Стив. — Это так больно быть рядом и не иметь возможности коснуться, что я схожу с ума. Пожалуйста, я не буду… не буду тискать тебя, но можно, хоть иногда, касаться твоей руки?
Баки задумался, и это уже обрадовало Стива, потому что тот не собирался сразу отказывать ему. Это давало надежду на то, что он вспоминает что-то про них, или же он тоже чувствует это тепло, разливающееся по телам обоих, а значит, он должен поверить, что они предназначены друг другу, даже если метки нет. Метка — это не важно, это просто чтобы людям было проще поверить, но те, кто истинно предназначены друг другу, чувствуют это и без всяких меток, в этом Стив был уверен, потому что его тянуло к Баки всю его относительно сознательную жизнь, когда городской мальчик приезжал к своей бабке.
— Хорошо, — неуверенно согласился Баки, и Стив тут же взял его за руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. И почувствовал он, как по телу Баки прошла дрожь, как хотел он вырвать руку, но только легко потянул на себя, словно говоря о том, что так они не договаривались, что держать за руку и лобызать ее вещи разные.
Только Стив чувствовал, что Баки приятны его прикосновения. Они почти час сидели вот так вот: близко-близко, и Стив держал Баки за руку, а тот не вырывался и смотрел вдаль, думая о чем-то своем. Стив был почти счастлив от этого простого, но такого нужного касания, словно не кожа касалась кожи, а души снова соединялись вместе. И отпускать совершенно не хотелось, но нужно было до темноты добраться до обители, и Стив нехотя выпустил ладонь Баки из своих. Тот как-то странно посмотрел на Стива, потом на свою руку, но поднялся, оседлал расседланного на обед коня и забрался в седло. Стив повторил его действия, и они поехали, держась конь о конь, только теперь Баки словно чуть улыбался, будто то бы Стив своими руками отогрел кусочек его души.
