Баки глянул на свое левое плечо, но там был только холодный металл. Он нахмурился, словно пытался что-то вспомнить, но только помотал головой.
— Я не помню ни тебя, ни… ничего. Я не могу быть твоим нареченным, — просто сказал он.
— Но как ты стал служить Александру? — изумился Стив, ему необходимо было это узнать, может быть, тогда станет ясно, как Баки потерял память.
— Он нашел меня у фей, — Баки задумался вспоминая. — Я учился фехтовать одной рукой. Он предложил сделать мне руку, но взамен я буду ему служить. Я согласился. Вот и все. А до этого я помню, что была зима, я куда-то шел…
Лицо Баки потемнело, он силился выцепить воспоминания, который явно ускользали.
— Я шел, потому что… меня ждали… — удивился он этой мысли. — Но я не дошел. А потом были феи, Александр. Вот теперь ты.
— Баки, но это я. Я тебя ждал, — горячо сказал Стив, чуть ли не сграбастывая его объятия, но потом опомнился, понимая, что, пока Баки хотя бы не признает факт того, что, возможно, Стив его нареченный, руки лучше не распускать. — Мне жаль, что ты не помнишь. Как мне убедить тебя?
— А надо ли меня убеждать? — философски заметил Баки. — Даже если ты считаешь, что я твой нареченный, то вряд ли это так. Твоим нареченным был тот, кто не дошел до тебя, заплутав в снегах. Я просто одаренный феями воин без имени. Просто Зимний.
Баки грустно вздохнул, садясь на кровати, а Стив не понимал, но в душе радовался, что Баки не бежит к Александру, не пытается снова убить его, а просто разговаривает с ним.
— Ты вернешься на свою службу? — с робкой надеждой спросил Стив.
— К Александру? Этому безумному некроманту? Нет, — четко ответил Баки. — Хватит с меня смерти, кажется, я пропитался ею до самых костей.
— Баки, я так рад, — Стив потянулся и снова дотронулся до живой руки нареченного, и обоих ощутимо тряхнуло. Почему этого не произошло в первый раз, Стив не знал, но, когда они коснулись друг друга впервые, давным-давно, еще детьми, их так же пронзило, словно молнией, а метки жарко запекло. — Ты чувствуешь это, чувствуешь?
— Да, — озадаченно ответил Баки не отнимая руки, ощущая тепло от ладони, но не простое, которое согревало кожу, оно согревало выстуженную феями душу, которая давно ничего не чувствовала.
Баки отвел руку, отстраняясь от Стива насколько это возможно.
— Это ничего не значит, — подумав, ответил он, поднимаясь с постели и прохаживаясь по комнате. — Ты паладин Жизни, зачем тебе воин Смерти? Это неправильно. Я несу только холод и разрушения, позволь мне уйти.
— И что ты будешь делать один? Ты же знаешь, что нареченные…
— Хватит о нареченных, — резко оборвал его Баки. — У меня нет той руки, на которой должна быть метка. Я не помню тебя, не знаю ничего о нареченных, кроме того, что один умирает без другого. Но ты жив, я жив, значит мы, либо предназначены кому-то другому, либо уже давно никому не предназначены, смерть рассудила всех.
— Но я могу хотя бы попытаться убедить тебя? — посмотрел на него Стив потерянно-обреченно. Он не мечтал об этой встрече, но сейчас, видя перед собой своего нареченного, который не желал его даже знать, ему было больно, больнее, чем когда он решил, что Баки умер. Но его бог подарил ему второй шанс, и Стив не собирался его упускать, он обязан был убедить Баки, что они предназначены друг другу. — Дай мне шанс, пожалуйста.
— И что ты будешь делать? — Баки усмехнулся криво, зло, раня Стива. — Потащишь меня в свой храм и отдашь монахам, чтобы они читали надо мной молитвы, пока я не вспомню? С таким же успехом я могу вернуться к Александру.
— Нет, что ты, — Стив даже испугался таких мыслей Баки. — Я люблю тебя и не позволю, чтобы с тобой делали что-то, что тебе будет неприятно. Но, да, я бы хотел, чтобы ты поехал со мной в обитель Жизни. Там есть один жрец, который может попытаться вернуть тебе память. Только один.
Стив боялся, что Баки откажет, и он снова его потеряет, снова останется один, но даже не сможет умереть в бою, потому что Баки жив, и он тоже обязан жить, потому что иначе он обречет Баки на страшную участь потери нареченного, более страшную, чем пережил он сам.
— А с чего ты взял, что мне нужна моя память? — Баки встал у окна, глядя на улицу, где к таверне подъезжал еще один путник. — Вдруг я был кем-то гораздо страшнее, чем Зимний, воин Александра?
— Нет, Баки, нет, — изумился Стив, как такое ему вообще могло прийти в голову. — Ты был хорошим человеком.
Говорить был о том, кто стоит перед тобой было очень тяжело, странно, неприятно, но Стив даже мысли не допускал, что перед ним не его Баки, а кто-то другой, к кому его тянет связью, кто так похож на Баки. Это был Баки, просто он ничего не помнил, но это было совершенно не важно, потому не памятью порождалась связь, а богами даровалась двоим.
— Хорошим? — криво усмехнулся Баки. — Может быть, твой нареченный и был хорошим человеком, но я — не он.
— Баки, почему ты так говоришь, почему не веришь мне? — в отчаянии спросил Стив и схватил его за живую руку, от чего обоих снова пронзило ощущением единения. — Ты же чувствуешь это, чувствуешь так же, как и я!
Баки отдернул руку, словно ему было больно и оскалился, глядя на Стива.
— Не трогай меня, — прошипел он. — Больше никогда не трогай меня!
Стив отшатнулся, словно его ударили, а взгляд стал совершенно больной, потерянный, такой, каким был в первые месяцы после потери Баки. Стив был в ужасе от того, что ему придется пережить это снова: обретя, потерять. Стив обязан был попытаться достучаться до Зимнего, заставить его поверить, что он — его Баки, его нареченный, потерянный и обретенный вновь.
— Хорошо, не буду, — тихо ответил Стив, уронив голову. — Но ты поедешь со мной в обитель Жизни? Только один жрец, только одна попытка. Пожалуйста, Баки.
Стив готов был стоять перед ним на коленях и умолять, лишь бы Баки согласился хотя бы на одну попытку, просто дать им один шанс, позволить себе поверить, что он может быть кому-то нужен, то, что не только он предназначен, но и ему предназначены.
— Ладно, — кивнул Баки. — Я поеду с тобой и поговорю с жрецом. Одним.
Стив выдохнул, понимая, что до не дышал до этого, не мог шевельнуться, замер, как кролик перед удавом, как подсудимый, что ожидает смертного приговора. И какое он испытал облегчение, когда Баки согласился, словно смертный приговор заменили помилованием.
Как ему хотелось обнять Баки, прижать к себе, но он дал слово, что больше не прикоснется к нему, пока тот сам не захочет обратного. А паладины не нарушают своего слова, как бы тяжело для них это ни было.
— Выезжаем с рассветом, — сказал Стив и ушел в купальню. Рядом с Баки он не мог думать, даже дышать толком не мог, потому что его хотелось касаться, хотелось зарыться руками в длинные волосы, заглянуть в жемчужно-серые, невозможные глаза, коснуться губами губ, сладких, словно земляника.
Стив тряхнул головой, отгоняя видение, давя в себе желания, которым не суждено было сбыться, как надеялся Стив, до поры до времени.
Он мылся в прохладной воде, потому что кровь и так была горяча, и вспоминал. Мучил себя воспоминаниями о том, как они впервые встретились, как поняли, что предназначены друг другу. Как запекло метку на левом плече, а руку, что касалась рука Баки пронзило сначала болью, резкой, так, что Стив вскрикнул тогда, а потом все тело окатило жаром. Тогда, давно, почти двадцать лет назад, он был маленьким и слабеньким деревенским парнем, и никто бы не смог сказать, переживет он зиму, или нет. Но обретение нареченного давало силы, а послушничество в храме Жизни превратило его в могучего воина, достойного Баки, с детства красивого и сильного. Каждая девочка в деревне хотела, чтобы именно его имя выжгло касание у нее на плече, но Баки достался ему, Стиву, и голову кружило от счастья обретения, от того, что он не останется один на всю жизнь, что его любовь взаимна.
Он вспоминал, как Баки ставил дом для них, когда Стив обучался в обители Жизни, как они стремились друг к другу, зная, что скоро ученичество закончится, и можно будет быть вместе столько, сколько захочется. Чтобы быть ближе к Стиву, Баки поселился рядом с обителью и приходил заниматься фехтованием у мастера меча. Он бы, может быть, тоже стал бы паладином, но не верил он истово, не хотел бог даровать ему силу. А Стив верил. И разрывался между верой и долгом, и своей любовью к Баки. Но бог сам выбрал для него нареченного, поэтому, Стив был уверен, простит, если не все время свое он будет посвящать ему.
