— А тебя правда натаскивали как хакера? Там, в Союзе?
— Я мог все, — просто сказал Барнс. — Полностью самодостаточный самонаводящийся пиздец, выживающий в любых условиях. Да, Зимний Солдат не только убийца, еще и разведчик, взломщик, диверсант и масса всего другого. Вон, даже учителем рукопашного боя у девочек был. Сейчас я уже ничего не взломаю, технологии сильно изменились с последнего раза, как я проникал в сверхзащищенное хранилище чего-то там. Но если наверстать матчасть, то да, еще и хакер. А что?
— Ну просто непонятно тогда, почему Пирс отправлял тебя только на силовые миссии. Или я чего-то не знаю?
— Не только, — не согласился Барнс, — но он, похоже, плохо читал сопроводительную документацию, и просто не представлял, на что я на самом деле способен. Я, кстати, так и не понял, для чего нужно было убивать Фьюри и Стива так громко. Но кадры в фильме с тобой шикарные. Неужели я также круто выглядел?
— Кадры шикарные, да, шоу восхитительное, а смысла в нем нет, — вздохнул Себастьян. — На хрена надо было атаковать Фьюри средь бела дня в центре города? Чтобы все знали? И эта драка Страйка со Стивом в лифте? Послали бы тебя, прострелил бы ты ему колени, и никуда бы Капитан Америка не убежал. Но выглядел ты безусловно круто. — Себастьян улыбнулся. — А я псих покруче твоих фанаток.
— Фанатки твои все-таки, — заметил Барнс. — И с чего ты псих?
— Ну, мне на голову упал Зимний Солдат, а я его кофе поил, — рассмеялся Себастьян. — Ну сам подумай, это же ненормальная реакция на чужака в собственной ванной!
— Я тебя сходу мордой в пол не уложил только потому, что ты мне показался очень безобидным, — признался Барнс, вспоминая, как появился в ванной Себастьяна больше шести лет назад. — Потом мне это показалось делать просто глупо, тем более, что полицию ты вызывать не спешил. Правда, когда ты назвал меня глюком, я даже обиделся, надо сказать. А потом… А потом я сам не заметил, как влюбился в тебя, и так от этого охуел, надо тебе сказать.
— Вот последнему я до сих пор удивляюсь, — признался Себастьян. — Для меня-то все было просто: я любил тебя, так сказать, заочно, и оно все плавно перелилось в реальность. А вот ты…
— Я… Наверное, я действительно хотел любить не женщину, а мужчину, — задумчиво сказал Барнс, почесывая за ушами урчащего, как трактор, котенка. — Стива я любить не мог, потому что видел в нем только друга, во время моей молодости любить мужчину было опасно для жизни, а потом, когда я уже очухался, было не до любви. В Ваканде тоже не до того было, да и, честно сказать, не хотел я видеть своим любовником негра. Хотя Т’Чалла хорош. Я не хочу сказать, что я в тебя влюбился, потому что ты был первый встреченный мной мужик, который мне в принципе понравился. Мне кажется, я в принципе не мог в тебя не влюбиться. Может, это подарок Вселенной за весь пиздец, который я пережил?
— Наверное. А еще любовь фанатов. Думаю, без нее ничего бы не было.
— Может быть, может быть… А про фанатов я вообще ничего не понимаю, — Барнс утащил у Себастьяна ломтик помидора, — они любят тебя или меня? Нет, понятно, что тебя, но если бы они знали, что я существую, тогда как бы дела обстояли?
— Они любят образ тебя, созданный мною, — задумчиво сказал Себастьян. — Не комиксовый, не мультипликационный, а именно кинематографический.
— Наверное, только ты мог сыграть Зимнего так, чтобы его захотели оплюшить. До сих пор оплюшивают, — Барнс перестал гладить Стива и, постаравшись не перевернуть столик, обнял Себастьяна, целуя в щеку. — Какой у меня дохера талантливый муж.
— Нет, это ты у нас такой кооотик! — протянул Себастьян.
В день съемки Барнс нервничал, как девчонка перед первым свиданием, долго тискал Стива, который даже стал от него вырываться, потом еще дольше гулял с Кайлом, словно это затягивание времени перед выходом могло что-то изменить, а потом завис перед зеркалом, гадая, собрать волосы в хвост или распустить.
— Волосы в хвост, — скомандовал Себастьян. — Распустить всегда успеешь. Костюм серый, сейчас лето. Галстук светло-серый. Рубашка белая. Туфли черные. Часов ты не носишь, кольцо оставь. Уши у тебя не проколоты, так что с серьгами проблем не будет.
— Могу проколоть, — пожал плечами Барнс, просто чтобы что-то сказать. Он быстро оделся, долго возился с галстуком, чуть не завязав его петлей Линча, но потом успокоился и взял себя в руки. Через пятнадцать минут Барнс предстал пред светлы очи супруга, одетый и причесанный. — Поехали?
— Поехали, — кивнул Себастьян.
Студия была самая обыкновенная: светлые, темные, цветные фоны, настраиваемое освещение, отражатели, зонтики, камеры на штативах, реквизит — барный стул, кожаное кресло, венский стул, старая табуретка.
— Расслабься, — посоветовал Себастьян. — Смотри в камеру и представляй, что снимаю я.
— Я видел свои фотки, где я смотрю на тебя, или думаю о тебе, — сказал Барнс, вздохнув. — У меня взгляд странный. Мы купим мне торт после всего этого?
— Обязательно, — пообещал Себастьян. — Иди.
— Ну что такого сложного повертеться перед камерой, — буркнул себе под нос Барнс. — Нихуя. Вот и не ной.
Узнав, что конкретно от него требуется, Барнс действительно представил, что его снимает Себастьян, расслабился, обозначив процесс съемки как очередную странную миссию, и дальше дело пошло легко и просто.
Он знал, что карьеру фотомодели может загубить на корню любой фотограф, поэтому полностью доверился молодому парню эксцентричной наружности, очень точно выполняя его пожелания встать так или иначе.
Барнс прокрутился перед камерой почти три часа, и, надо сказать, жутко устал, большей частью морально, потому что суперсолдатский организм рассчитан и не на такие нагрузки. Когда все закончилось, и он смог отдохнуть от яркого света, который почти постоянно неприятно светил в глаза, он выдохнул.
— Молодец, мужик, — сказал ему фотограф, глядя в экран камеры, листая сники. — Вот эта хороша, — он показал Барнсу снимок, где он только-только распустил волосы и тряхнул головой, чтобы они рассыпались. В кадр попал момент, где кончики еще не до конца опали, словно поднятые ветром.
— Ага, ничего, — кивнул Барнс, не понимая в этом ничего, от слова совсем.
— Ладно, бывай, — махнул рукой фотограф. — Тебе позвонят.
— Спасибо, до свидания, — ответил Барнс и теперь уже облегченно выдохнул.
— Ну что, не так страшно? — спросил Себастьян, который ждал Баки в холле, нацепив темные очки и уставившись в телефон. — Все в порядке?
— Не так, — кивнул Барнс, которого действительно полностью отпустило. — Сказали, позвонят. Ты мне торт обещал. И, если у нас сегодня больше нет дел, поехали купаться.
— Какое купаться! — Себастьян всплеснул руками. — Мне улетать завтра с утра, мне собираться еще. Поехали за тортом.
— Соберешься вечером, выспишься в самолете, — предложил Барнс. — Давай я с тобой поеду, а? Не завтра же мне позвонят, всегда успею улететь.
— Слушай, я просто не хочу никуда ехать. Нет настроения, — развел руками Себастьян. — И я не уверен, что на мой рейс еще есть билеты. У меня завтра будет совершенно сумасшедший день, сразу ночные съемки, так что я даже не знаю, когда освобожусь.
— Хорошо, не поедем купаться, — согласился Барнс. — Значит, за тортом и домой. Ты будешь собираться, а я буду тебе не мешать. Принцесса, я все равно приеду, если только ты хочешь.
Что-то в словах Себастьяна странно задело, хотя он не сказал ничего такого, что можно было бы трактовать двояко или неправильно. Но у Барнса получилось выловить там мысль о том, что Себастьян просто не хочет, чтобы он ехал с ним.
— Знаешь… — задумчиво сказал Себастьян. — Приезжай дня через три, хорошо? Я как раз войду в роль и уже не собьюсь. Ладно?
— Себастьян, — Барнс повернулся к нему и заглянул в глаза, — если я мешаю тебе работать — так и скажи. Ты меня этим не обидишь, потому что я бы тоже предпочел сидеть на крыше, поджидая цель, в одиночестве.