Получив свое, “крыша” начала удаляться, а Солдат плавно пошел за ними. Сразу у входа в бар стояла здоровенная понтовая машина, к которой эти двое и подошли. Солдат же бесшумно оказался сзади и вырубил обоих, с силой столкнув головам. Он рассуждал, что, раз Себастьяна похитили на чуть ли не центральной улице, и доказательств нет, то и здесь доказывать заебутся. А если он соберет себе на хвост весь картель, то проще будет.
Никого не смущаясь, Солдат затолкал два бессознательных тела в багажник, предварительно отобрав у них оружие, и поехал на примеченный им пустырь. Да, небольшую разведку города он тоже успел провести.
Приехав на пустырь, он достал того, что очухался, из багажника и задал один-единственный вопрос.
— Имя и место, где я найду твоего старшего? — потребовал Солдат.
Его послали, пообещав ему на голову все кары господни, тогда Барнс молча стал ломать бандиту пальцы, один за другим. Он был уверен, что подобные люди не обладают достаточной выдержкой и силой духа, чтобы долго терпеть издевательства, тем более, когда не светит никакой пощады, ведь бандит не предлагал ему информацию за то, что он прекратит свои действия.
Спустя три сломанных пальца, вопли, сопли и слезы пытаемого, Солдат получил нужную ему информацию и даже номер телефона, который он узнал из взятой у бандита трубы.
Вытащив из багажника второго, Солдат, не слушая никаких мольб, криков и увещеваний, пристрелил обоих и, сев в машину, вернулся в город. Для следующего этапа нужно было оружие и разведка.
До старшего, у него же дома, Солдат добрался, положив десяток его бойцов и застрелив жену, судя по всему, в доме где-то был еще и ребенок, но искать Солдат не стал, хотя убил бы и его, потому что тактика “выжженной земли” подразумевала убийства всех разумных и не очень вражеских существ в поле зрения.
Солдат не испытывал ярости, жалости, волнения или тревоги по поводу того, что он делает. В наморднике было удобно тем, что видны только глаза, а глаза у Солдата были холодные и ничего не выражающие. Машина.
Это у Солдата хватало терпения ломать пальцы, срезать кожу и задавать изредка только один вопрос: как найти старшего?
Призрак, он клал любую охрану тихо, иногда даже незаметно, входил, находя нужного человека, и задавал ему вопросы. Солдат не думал о том, что времени у него все меньше и меньше, он и так действовал со всей возможной скоростью, потому что некоторые обнаруживали у себя волю и стойкость, и отказывались говорить, смеялись в лицо смерти. Но и на таких Барнс находил управу.
К вечеру Солдат уже знал, что его ищут, но найти не могут, а даже если бы и нашли, чтобы они сделали? К вечеру у Солдата осталось всего две цели: спросить, где держат Себастьяна, и убить Хулио Эрнандеса, главу картеля Мендоза, специализирующегося на похищении иностранцев в Мексике.
Солдату было плевать на всех остальных иностранцев, которые похитил или мог похитить этот картель, они похитил того, кто принадлежит ему, и сейчас платили за это самую высокую цену.
К Хулио Эрнандесу Солдат пришел под вечер, уже зная, где искать Себастьяна. Об этом ему рассказал один из приближенных Эрнандеса, который же и рассказал, где искать самого главу.
Богатая вилла далеко за городом, охраняемая, как федеральная тюрьма штата что снаружи, что внутри. Не оказалось только вертолетной площадки, что было на руку Солдату. Внешнюю охрану периметра он положил издалека. Они падали с пробитыми головами, словно кегли в боулинге, и Солдат видел в этом даже определенную красоту, если он вообще способен был на подобные оценочные суждения.
От него отстреливались, кричали, угрожали, но он упрямо шел вперед, словно был окутан сферой, отражающей пули. Но нет, ему тоже досталось: одна пуля прошла навылет левое плечо, а вторая застряла где-то в бедре. Но Солдат на задании даже боли не чувствовал, стремясь выполнить его как можно быстрее и точнее.
Здесь ему не нужно было никому задавать никаких вопросов, он пришел, чтобы убить тех, кто был причастен к похищению Себастьяна, кто его санкционировал. Солдату не нужно было ничего спрашивать, ничего рассказывать, он просто делал то, что умел лучше всего — убивал.
Когда он добрался до Эрнандеса, тот наставил на него уже пустой пистолет и был страшно перепуган, потому что ни один из его бойцов не подавал признаков жизни.
— Что тебе надо, черти тебя дери? — закричал он, мужчина за пятьдесят, презентабельной внешности в дорогом, но заляпанном кровью своих же людей костюме. Он очень хотел сохранить свою жизнь, он дорожил своей жизнью и свободой, но Солдату было все равно, он пришел убить.
В стоявшей тишине, пахнущей пороховыми газами, разогретым металлом и кровью, раздался последний выстрел. После чего Солдат сорвался с места и побежал к машине, чтобы как можно быстрее попасть туда, где держали Себастьяна, оставив за собой горы трупов.
Солдат знал, что сработал грязно, топорно, но у него не было времени для планирования, поэтому он сделал, как смог.
Через полчаса он подъехал к месту своего последнего боя. Это был дом на отшибе, скорее? маленькая лачуга, и здесь уже нельзя было лупить из всех стволов, а нужно было тихо подойти, всех убить и тихо уйти. Ни подкрепления, ни инструкций у этих ребят не было, но вряд ли они собирались дорожить жизнью заложника.
Убив единственного охранника снаружи, Солдат вошел внутрь, точно зная, что там еще пять человек. Зачем так много, было не очень понятно, но Солдат не строил предположений, он просто увидел четверых, сидящих за столом и прикованного в углу к стулу Себастьяна.
Солдат не мог испытывать ярости, ему она была не нужна, а вот Барнс мог, но холод, припитавший всю суть Солдата, пересилил.
Он уложился в четыре движения. Четыре невероятно быстрых движения, четыре удара ножом, и за столом, заливая кровью его, пол, все вокруг себя и Солдата, лежали четыре трупа.
Весь в крови, Солдат повернулся к Себастьяну, снимая намордник. Ледяная стужа медленно пропадала из серых глаз, возвращая Барнса. Солдат, прощаясь, изобразил кривую ухмылку на красиво очерченных губах, и исчез.
— Господи, Баки, — выдохнул Себастьян, когда тот освободил его от кляпа. Себастьян был грязен, в пыли, с всклокоченными волосами, жутко хотел пить, но сейчас его это не беспокоило. — Ты ранен?
Барнс только сейчас обратил внимания на пару пулевых отверстий, жить они ему не мешали, поэтому от отмахнулся от вопроса, легко ломая наручники. Он был безгранично счастлив, что успел, но счастье свое по поводу обретения ненадолго потерянного мужа выражать не спешил, считая, что не время и не место, хотя и очень хотелось.
— Пойдем, отвезу тебя поближе к городу, — сказал он, помогая Себастьяну подняться. — Что к чему, расскажу по дороге.
Где-то на этом месте Барнс медленно выдохнул и повел Себастьяна к машине, на которой приехал. Ее он забрал то ли у последнего, то ли у предпоследнего убитого им “языка”. Его же машина стояла у мотеля, из которого сам он не выходил целый день. Солдат был предусмотрительным и обеспечил Барнсу если не алиби, то хотя бы определенного рода защиту.
Себастьян обнял Баки, перемазавшись в крови. Он с трудом стоял на ногах: у него затекли все конечности.
Себастьян оглядел помещение. Сосчитал трупы. Посмотрел на окровавленный нож в руках Баки. Потом подошел к столу, взял с него закупоренную бутылку с водой, открыл ее и жадно напился.
— Что мне врать? — спросил он.
Он и рад был бы не смотреть на трупы, на кровь, но они были везде, и от этого Себастьяна мутило.
Барнс вывел Себастьяна из здания, усадил в машину и положил руки на руль, замерев, собираясь с мыслями. Что врать Себастьяну, он не представлял, потому что у него не было идей, кто бы в здравом уме убил четырех человек и оставил бы свидетеля.
— Давай ты скажешь, что тебе завязали глаза, и ты ну нихуя вообще не представляешь, что к чему, — предложил Барнс. Потом вышел из машины и вернулся через минуту. — А стул, скажешь, сломал.
