— Почему один не будешь? — спросил Стив. — Мне вот иногда хочется отдохнуть от семьи. Я их очень люблю, но просто хочется побыть одному.

Вот этого Барнс категорически не понимал. Что значит “хочется побыть одному”? Он мог спокойно побыть один на один со своими мыслями, сидя на диване рядом с Себастьяном или перебирая в кабинете оружие. Или выгуливая зверье в парке. Они с Себастьяном и так, бывало, расставались на две, а иногда и три недели, и даже больше, поэтому у Барнса желания побыть одному не возникало. Он хотел быть рядом с семьей. А если уж совсем все плохо, то можно было поехать к Гарри и расстрелять цинк патронов при особом душевном раздрае.

— Это как? — в свою очередь спросил у него Барнс.

— Ну вот так, — развел руками Стив.

— Ну как так, Стив, объясни, — попросил Барнс. — Вот что ты один делаешь? Вот знаешь, я один работаю. А с Себастьяном и мелкими я отдыхаю.

— Эскизы делаю, — ответил Стив. — Наброски на природе для будущих картин. Просто думаю о чем-нибудь. Не знаю, Баки. Так уж я устроен. Чтобы мне хотелось домой возвращаться, мне время от времени надо оттуда уходить.

Барнс вздохнул, с одной стороны понимая друга, с другой не понимая. Он не любил расставаться с Себастьяном, потому что случалось это часто, на регулярной основе и романтики Барнс в этом не видел никакой. С другой же стороны, находись они вместе круглый год безвылазно, наверное, тоже бы устали друг от друга. А так их расставания и встречи были естественными и никаких дополнительных отдыхов от семьи Барнсу не требовалось.

Требовалось ли что-то подобное Себастьяну, Барнс не знал, потому что не спрашивал, но тот не пытался свалить от него куда-нибудь, когда они были вместе дома, не искал одиночества и не стремился куда-нибудь уехать. Но Барнс задумался, что спросить бы, наверное, стоило. Хотя зачем, если у них и так все хорошо.

— Просто ты так говоришь, как будто тебя из дому отпускают только на работу и обратно, а время на картины и себя тебе приходится выгрызать с боем, и отмахиваясь щитом.

— Нет, просто… просто у нас не принято в семье закрываться друг от друга. Наверное, это неправильно, мне надо было хотя бы студию отстоять. Конни, я точно знаю, раз в неделю отдыхает часа три в спа, или в салоне красоты, или ездит с подругами за покупками. Хотя я не понимаю, как шопинг может быть отдыхом. Она и покупает-то что-то не так часто и обычно мне или детям.

— Знаешь, наверное, мне проще, потому что мы оба мужчины, — предположил Барнс, понимая, что их со Стивом жизнь кардинально отличается.

Его совершенно не доставали ни дети, ни Себастьян, а возможностей побыть одному, если приспичит, было хоть отбавляй. Уткнулся в ноут на подоконнике, и никто тебя не тронет, пока не выткнешься обратно, только если что-то действительно важное.

— Может быть, — неуверенно сказал Стив. — Стьюи вчера захотела печенья, придвинула стол к полкам на кухне, на стол поставила стул, на стул скамеечку, забралась, печенье достала, а слезть не смогла. И кричала так на весь дом, что я подумал — что-то катастрофическое случилось. Прибежал, снял. Твои такого не выделывают?

— Мои уже большие, у них есть няня, которая за ними следит, и они не едят печенья, — улыбнулся Барнс. — Стив, а что ты хотел, пока они маленькие, им нужна помощь, у тебя как будто это первый ребенок. А, не, мои учудили.

Барнс рассказал о прошлогодней поездке на Аляску, с которой и началась вся эта история про сроки годности и кладовку.

— В общем, разбирали они ее, смотрели даты, выгребли всякой фигни целую коробку, — рассказывал Барнс, очень живо вспоминая, как дети гремели в кладовке, переговаривались, двигали что-то, но яростно отказывались от любой помощи. — Собрали они всяких шампуней, чистящих средств и еще какой-то дряни парфюмерной и не очень, что просрочена, и давай радостно сливать ее в унитаз. В это время за ними никто особо не следил, они у Мики развлекались, заняты и ладно, но тут они это дело смыли. И тут такое началось! Локальный такой армагеддон в отдельно взятой ванной. В общем, когда я пришел на зов о помощи, пена, словно белая лава, живописно лилась из унитаза на пол плотным потоком. Потом еще три дня воняло так, что хоть противогаз надевай.

— И как вы потом с этой пеной справлялись? — спросил Стив, улыбнувшись.

— Руками, как, — рассмеялся Барнс. — Тряпкой и ведром.

— Ты или дети? — спросил Стив. — Или еще и Себастьяна на помощь звали?

— Дети, конечно, — удивился Барнс. — Их же косяк.

— Вы суровые родители, — Стив покачал головой. — Ты — еще понятно, но я не ожидал, что Себастьян тебя так поддержит.

— Чем это мы суровые? Что заставили убирать собственный косяк? — поинтересовался Барнс. — Себастьян меня поддержал их на сутки по Аляске одних топать оставить, не то, что пену из толчка убирать.

— По Аляске?! — изумился Стив. — Одних? Восьмилетних детей?! А если бы звери, или шквал, или… ну я не знаю… — он взмахнул руками.

— Ну я же за ними следил, — пояснил Барнс. — Просто так, чтобы не заметили. Или ты уже считаешь нас с Себастьяном просто бесчеловечными?

— А, ну если следил… — тут же успокоился Стив. — Зачем вы вообще это затеяли?

— Понимаешь, какое дело… — и Барнс рассказал Стиву всю цепочку событий, которая привела его детей к одиночеству в лесах Аляски.

— Знаешь, — сказал Стив. — Ваши дети вас стоят. Хотя я точно помню, что ты в детстве таким безбашенным не был. И Себастьян, наверное, тоже.

— Безбашенным в детстве у нас был ты, — улыбнулся Барнс. — А что мелкие умеют ориентироваться и выживать в условиях, приближенных к боевым, — это хорошо. Или мне предлагалось вырастить нежных фиалок?

— Лишь бы не еще одну Романову, — покачал головой Стив.

— Они балетом не занимаются. И вообще танцами, — ответил Барнс, чувствуя, что Стив может быть в чем-то прав, и воспитание у него явно кардинально отличается от воспитания обычных детей. Но ведь его лапушка не против, значит, все нормально.

— Да при чем тут танцы? — улыбнулся Стив. — Просто Наташа… возраст сказывается на ее характере не лучшим образом.

— Я бы удивился, если бы было иначе, — хмыкнул Барнс. — Знаешь, подобная профессия характер не улучшает.

— Она вроде как ушла из профессии. Сейчас просто тренирует бойцов. От нее пол-ЩИТа стонет.

— Вроде как? Вы с ней не общаетесь? — удивился Барнс.

— Общаемся, — ответил Стив. — Просто, мне кажется, она никак не определится. Видимо, шпионка — это не профессия, а диагноз.

— Это особый склад мышления, — поправил его Барнс. — Но можно сказать, что и диагноз. Мне тоже не было просто найти себе мирное применение.

— Но ты нашел, и еще как! — воскликнул Стив. — Признаться, я очень беспокоился о том, как ты после стольких лет войны интегрируешься в мирную жизнь. Но тебе это удалось лучше, чем мне.

— У меня приспособляемость запредельная, — усмехнулся Барнс и понял, что вываливается из сна, все вокруг медленно таяло. Он хотел еще уцепиться за эту эфемерную реальность только для них со Стивом, но не смог, сон ушел, как его и не было.

========== 29 ==========

Когда два черных внедорожника заблокировали машину, в которой Себастьян ехал со съемочной площадки в гостиницу, Себастьян напрягся. Когда его выволокли с заднего сиденья и швырнули в багажник одного из внедорожников, он понял, что пришел пиздец.

Он успел отправить Баки смску: “Меня похитили” — они как раз переписывались, прежде чем у него из рук вырвали телефон и разбили об асфальт, растоптав для верности. Лица похитителей он не разглядел — они были в лыжных шапках с прорезанными дырками для глаз. Ему залепили рот скотчем, скотчем же связали руки и ноги, и багажник над ним захлопнулся.

Внедорожник быстро ехал, подпрыгивая на колдобинах, и Себастьян совершенно не представлял, куда.

Было самое начало пасхальных каникул, и Барнсу было очень жаль, что у Себастьяна были съемки в Мексике за две с лишним тысячи миль. Они, конечно, могли бы приехать к нему, но работа не позволила бы им нормально провести время вместе, поэтому Барнс даже не спрашивал о такой возможности.