— Вот и мои не дерутся. Эрвин на бокс ходит, Стьюи на айкидо, и не дерутся. Помнишь, мы с тобой каждый день дрались? А они… Я не понимаю, Баки.

— Стив, дрался у нас ты, — напомнил Барнс, который никогда особо этого дела не любил, и исключительно вступался за друга. — А я пристраивался за компанию. Так что давай не будем тут, а? И чего ты не понимаешь? Сейчас просто другое время, у людей другой менталитет, им есть еще чем померяться. И вообще, может они твой престиж берегут. Ты же национальный герой все-таки. Или остальные берегут твой престиж, а то как-то не солидно пиздить детей героя Америки, не находишь? Главное, чтобы они никогда не прикрывались твоим именем.

— А они и не прикрываются, — сказал Стив. — И требуют, чтобы в школу я ходил только на День отца. А у вас кто в школу ходит?

— Как повезет, — пожал плечами Барнс. — Иногда я, иногда Себастьян. Я стараюсь его гонять, он у нас дипломат. Но он же даже не всегда в стране. Съемки. Слушай, как здоровье Конни? Мне интересно, потому что с вопросом о замедлении старения Себастьяна к врачу я отправить не могу, сам понимаешь.

— Конни сорок пять, но выглядит она на тридцать, и состояние внутренних органов тоже на этот возраст. Я даже боюсь, не захочет ли она еще одного ребенка. Она любит детей.

Барнс прикинул, что Себастьяну тоже больше тридцати не дашь, хотя ему в этом году должно было исполниться пятьдесят.

— Это хорошо. Себастьян тоже очень хорошо выглядит. А какие прогнозы?

— Да никаких, — пожал плечами Стив. — Никто не знает, как это работает. Тор говорит, что когда Эрскин создавал сыворотку, наверняка задействовал какой-то артефакт или зелье, но какое — не знает, он в этом не разбирается. С тех пор как Асгард пал и остался только Тор, в этом уже никто не разбирается, Баки.

— Ну и хер с ним, значит, — глубокомысленно заметил Барнс. — Знаешь, я иногда думаю, что мне не хватает градуса ебанутости в жизни, но потом вспоминаю, что у меня есть дети, и все становится на свои места. Ты со своими куда-нибудь ездишь?

— Во Флориду, на Гавайи, в Сан-Франциско каждое лето — там потрясающий Аквариум, они обожают там бывать. В него даже ночные экскурсии есть. А ты?

— Аляска, Техас, национальные парки разных штатов, — принялся перечислять Барнс. — Правда, Себастьян с нами не везде ездит, он не фанат походов. Гавайи, да. Я хочу мелких в Европу свозить, а лапушка туда не хочет. Как-то так.

— Не любит Европу? — спросил Стив. — Ну так съезди без него. Мы вот этим летом планируем съездить в Австрию и Бельгию, может, в Нидерланды завернем.

— Не хочу без него, — грустно вздохнул Барнс. — И мелким грустно.

— Значит, уговори, — улыбнулся Стив. — За что он так Европу не любит?

— Понятия не имею, я не спрашивал, — честно ответил Барнс, они после того разговора о Европе и не говорили больше.

Барнсу не хватало путешествий, хотя раньше он это делал и не сильно по своей воле, все равно привычка бывать в новых местах осталась.

— Но я уговорю, — сам себе сказал Барнс.

— Может, в Европе фанаты более приставучие? — предположил Стив. — Хотя ты говорил, он любит своих фанатов.

— Может, он Европу с детства не любит, он же там жил, когда был маленький, — предположил Барнс, и понял, что надо бы с Себастьяном об этом поговорить.

— Тогда совсем странно, — сказал Стив. — Я вот Бруклин до сих пор люблю, мы с детьми часто сюда ездим, хотя живем в Вашингтоне.

— Не все хотят возвращаться на историческую родину, — заметил Барнс. — Я так вообще приступами ностальгии не страдаю.

Врал, конечно, потому что поездки на Аляску были приступами ностальгии по крайнему русскому северу, где много лет провел Зимний Солдат. Это была ностальгия по странному, потому что Барнс не мог сказать, что это были хорошие времена, когда его тестировали, как механизм, использовали, как механизм и хранили, как механизм. Но с другой стороны, это тоже был кусочек жизни, которую он помнил лучше довоенного Бруклина, лучше своего детства, и который был, может быть, даже и не самым плохим. Хотя эти мысли были странными, потому что ностальгировать по временам, когда тебя и за человека-то не считали, было странно.

— Старшие дети совсем взрослые, — вздохнул Стив. — Мне бы чувствовать себя стариком, но я как-то… Смотрю в зеркало, потом на календарь и иногда чувствую себя ненужным анахронизмом.

— Меньше на календарь смотри, — предложил Барнс.

У него таких проблем не возникало никогда, он жил, радовался этой жизни, с удовольствием вливаясь в новое время, идя с ним в ногу, но иногда да, вспоминая, что родился он в далеком начале двадцатого века, а сейчас уже близился к середине век двадцать первый. Но тогда стоило бы вспомнить, что он родился в совершенно другом мире, что оставил там все, что у него было (надо, правда, заметить, что особо ничего и не было, кроме лучшего друга), но на эту тему Барнс тоже не заморачивался, потому что в его жизни сейчас были те, кого он любил, а большего было и не надо.

— Стив, если бы ты был ненужным анахронизмом, ты бы сидел в качалке на террасе под пледом, пил бы что-нибудь и сетовал на то, какой сейчас бардак, а вот в былые дни… — Барнс похлопал друга по плечу. — У тебя молодая жена, двое маленьких детей, важная работа, ты живой герой ушедшего и нынешнего времени. Ты суперсолдат, в конечном итоге, а такое никогда не устаревает.

— Знаешь, тут в Никарагуа был ураган, разрушения страшные. Я туда летал помогать с разборами завалов, строить людям новые дома… Вот это — мое. А спасение мира… — Стив махнул рукой. — Я, конечно, часто занят, но если зовут поучаствовать в спасательных операциях, никогда не отказываюсь.

— Спасая мир, ты спасаешь людей этого мира. А если не хочешь воевать, то пошли их всех куда подальше и запишись в Армию Спасения, Красный Крест или что-то подобное.

— Я в волонтеры спасательной службы записался, — ответил Стив. — И… мы с Конни думаем о том, чтобы переехать в Калифорнию, в Сан-Франциско. Там и землетрясения, и лесные пожары, и Аквариум, и дайвингом можно заниматься… А вы не хотите переехать из Нью-Йорка?

— Охуеть, — честно признался Барнс, не глядя, садясь обратно на ведро, которое под ним жалобно скрипнуло, но выдержало. — Стив, ты собираешься жену и двух маленьких детей перевезти в место с землетрясениями и пожарами. Ты в своем уме?

— Но в самом Сан-Франциско безопасно! — удивился Стив. — Там трясет не сильно, и пожаров не больше, чем в любом другом городе.

— Там трясет. Точка, — вынес вердикт Барнс. — Но, смотри сам, если она согласна, хотя, должна была иметь представление, за кого замуж выходила. Стив, я с тебя охуеваю иногда, честное слово. Ты себе развлечение поближе найти не мог, чтобы помогать людям? Нет, я не говорю, что Фриско — плохой город, но все равно. Ехать туда только ради землетрясений и лесных пожаров…

Барнс недоумевал скорее над самой постановкой вопроса, чем над тем, что Стив хотел помогать людям в чрезвычайных ситуациях. Это-то было нормально для него, воевать не с людьми, а с природой гораздо более бесполезно, зато кажется, что действенно. Барнс бы предпочел воевать с людьми, люди хотя бы конечны в том или ином отношении. А вот выверты природы предсказать было не так-то просто даже с учетом всяких навороченных технологий Старка и инопланетян.

— Там еще Аквариум, — принялся объяснять Стив. — Климат лучше, жизнь дешевле. Город красивый.

— Хорошо, тогда почему Фриско, а не Новый Орлеан? — поинтересовался Барнс. — Там тоже аквариум, природные катаклизмы, хороший климат и красивый город. А еще Марди Гра.

— Климат там намного хуже, — возразил Стив. — Влажно и жарко. Аквариума там после того урагана больше нет. Город на болотах… Нет, Баки, не вариант.

— А Себастьян не хочет переезжать из Нью-Йорка, ему там нравится, — сказал Барнс, закрывая тему Фриско, Нового Орлеана и желания Стива притащить семью поближе к природным катастрофам. Хочет — его дело. — А я хочу домик на озере где-нибудь в глуши. Но домик, кроме меня, нафиг никому не нужен, а один я туда ездить не буду. Вот.