У них не было сил ни говорить, ни шевелиться.
Барнс вышел к костру, посмотрел на детей и горестно вздохнул. Солнце, не садившееся в это время года, стояло над горизонтом, но было уже очень поздно, и дети были безумно уставшие. Барнс молча подошел, держа в руках их термобелье, которое они забыли, присел между ними, обнимая за плечи, прижимая к себе.
— Нужно переодеться, — тихо сказал он, — а потом спать. Я поставил палатку.
Лекс и Мика привалились к раре с обеих сторон.
— Мы сейчас посидим, — тихо сказала Мика, — и все сделаем.
— Да, — кивнул Лекс. — Еще немножечко.
У него громко забурчало в животе, и он сглотнул.
— Я всего четыре пайка взял, а надо было восемь, — сказал он.
— Я термобелье забыла. И реппелент не действует почему-то.
— Можно я вам помогу? — немного устало спросил Барнс.
— Рара, а у тебя еда есть? — спросил Лекс, прижимаясь головой к его груди.
— Есть, — успокоил детей Барнс, — у меня есть еда, вода и тепло. Останетесь со мной?
— Ага, — вздохнула Мика. И утерла слезу.
Барнс напоил, накормил и переодел в термобелье детей, которые, как ни странно, даже носами не шмыгали, и улегся с ними в палатку.
— Ну как вам самостоятельность? — спросил он уже у засыпающих близнецов, которые прижались к его теплым бокам.
— Хреново, — буркнула Мика.
— И скучно, — добавил Лекс.
— Спите, мои хорошие, — Барнс прижал к себе обоих детей, давая им тепло и защиту, которых им так не хватало в прошедшие сутки, и сам прикрыл глаза, слушая северную тихую ночь.
Он чувствовал, как дети вздрагивали и всхлипывали, жались к нему в своих спальниках, укрываясь с головой, а он мог только нежно поглаживать их, засыпающих, медленно успокаивающихся.
Утром дети проснулись бодрые и веселые, будто у них и не было суточного похода по диким землям. Они умылись, почистили зубы, помогли раре собрать палатку и уселись у заново разоженного костра, который был нужен не для света, а для капли тепла и уюта.
Барнс проснулся задолго до детей и пошел собирать для них ягоды, убив на это почти час. Ползая по маленьким кустикам, он собирал темно-синие черничины и оранжевую морошку. Набрав пол-котелка, он решил, что хватит, и вернулся в лагерь готовить завтрак.
— Ешьте и рассказывайте, — предложил Барнс умывшимся детям.
— Без тебя скучно, — сказал Лекс, набирая пригоршню ягод. — Когда мы с тобой ходим, ты интересное показываешь, а без тебя я как-то только под ноги смотрел.
— И холодно. Я не думала, что здесь летом так холодно, — вздохнула Мика. — И я не понимаю, почему мой репеллент не работает, а твой работает.
— А посмотри на срок годности своего, — предложил Барнс.
Мика забросила в рот пригоршню ягод и, жуя, полезла в рюкзак. Посмотрела и надулась.
— Разве у репеллента есть срок годности? — спросила она. — Тата про еду рассказывал и про косметику, а про репеллент не говорил.
— У всего есть срок годности, дорогая, — ответил Барнс. — Даже у бутылок для воды. Все на свете через какое-то время, для чего-то короткое, а для другого очень долгое, но теряет свои изначальные качества. А некоторые вещества становятся даже опасными.
— Я в кладовке репеллент взяла, — сказала Мика. — А зачем он в кладовке был, если он просроченный?
— Наверное, когда его туда клали, он был не просроченный, — предположил Барнс, понятия не имея, что у них лежит в кладовке, тем более репеллент, он его туда точно не клал.
— Надо в кладовке все проверить и выкинуть все просроченное, — сказал Лекс. — Pара, а ты нас научишь рассчитывать, сколько с собой еды брать? Я мало взял, а думал, хватит.
— Научу, — пообещал Барнс. — Вот вернемся домой, можешь залезть в кладовку и навести там порядок.
— И залезу! — сурово пообещала Мика. — Pара, а ты рыбу поймаешь?
— Поймаю, — Барнс сам хотел предложить поймать рыбу, но раз так обстоятельства сложились, то тем более поймает. — Ладно, доедайте и собирайтесь, нам еще топать.
А сам пошел к реке за водой, чтобы залить костер. В этот момент в паре сотен метров вниз по течению реки, возвышаясь над водой здоровенными рогами, реку пересекало небольшое стадо северных оленей.
— Эй, мелкие, идите сюда, чего покажу, — позвал Барнс.
Дети немедленно подбежали к нему.
— Ой! — восхищенно выдохнула Мика. — Олени.
Лекс достал телефон и принялся фотографировать.
— Отправлю тате, — сказал он.
Олени переплыли реку, отряхнулись и принялись щипать мох на другом берегу.
— А олени вкусные? — спросила Мика.
— С голодухи все вкусно, — честно ответил Барнс. — Вкусные, но оленя я валить не буду, — сразу предупредил он.
— Ну так и нельзя, мы же в заповеднике, — сказал Лекс. — Pара, а что ты тате на день рождения подаришь?
— Что-нибудь совершенно бессмысленное, но смешное, — ответил Барнс, помня, что Себастьян как-то говорил о силиконовой жопе, которая им была совершенно не нужна, но он ее почему-то хотел.
— А я подарю красивую чашку, я ее уже купила, — сказала Мика.
— А я ромашковый чай с липой, — добавил Лекс. — На Двенадцатой улице есть магазинчик “Травы и зелья”, я там купил. Он в такой красивой коробочке.
— Умнички, — похвалил Барнс. — Все, на оленей посмотрели, подарки обсудили, осталось костер залить и топать дальше. Есть пара вариантов, как идти. Можно совсем по берегу, можно подальше, но по берегу мы идти будем очень долго, поэтому предлагаю маршрут чередовать.
Вернувшись в лагерь, Барнс залил костер и показал детям карту, на которой был проложен маршрут — условно прямая линия, которая срезала всякие выверты реки через лес.
— А в этих озерках что-то водится? — спросила Мика, глядя на карту.
— Конечно водится, — заверил Барнс. — Может, русалку даже встретим.
— Да не бывает русалок, — рассмеялся Лекс. — Пойдемте уже.
— Откуда ты знаешь, что их не бывает, если ты их никогда не видел? — удивился Барнс. — Про них же столько сказок написано, значит есть. И известно, как они выглядят. А ты говоришь — не бывает.
Они шли по практически прозрачному, без подлеска, хвойному лесу, под ногами упруго пружинил мох, солнце весело светило с безоблачного неба. Барнс надеялся, что им повезет с погодой, и обещанный в эту неделю дождь пройдет где-нибудь стороной от них.
— Pара, — спросил Лекс, когда они вышли к оговоренной точке и уже ждали лодку, которая отвезет их к цивилизации, — а почему мы только на семь дней приехали? Я бы еще остался.
— А помыться? А рарe побриться? — возразила Мика. — Смотри, какая у него уже борода. И я в ванну хочу. И по тате соскучилась.
— В следующий раз на две недели поедем, если захотите, — предложил Барнс. — А сейчас у нас вся еда кончилась, а еще у нас обратные билеты домой уже взяты. И тата по нам соскучился.
— Ура! — обрадовался Лекс. — Но мы могли бы рыбу ловить и все такое. И билеты поменять.
— Как ты билеты поменяешь отсюда? — спросила Мика.
— Так интернет же есть.
— И у таты день рождения послезавтра. Думаешь, ему понравится такой подарок — у него день рождения, а он дома один?
Пока обсуждали, почему не останемся еще на несколько дней, пришла моторка. Они погрузили в нее вещи и поплыли вниз по течению к городку Кайна, из которого еще надо было улететь.
Мимо проносились леса и лесочки, бежало куда-то по своим делам стадо оленей. Они обогнали каких-то туристов-водников, помахав им рукой, и через пару часов были на месте.
Городок раскинулся по берегу реки отдельными домиками и даже не имел как таковой центральной улицы, но кафе тут все же было. Визитка местной авиакомпании у Барнса тоже была, и он, пока ждали заказ, он договорился о перелете до Коцебу, откуда был прямой рейс в Анкоридж.
“Завтра вечером будем дома” — написал Барнс Себастьяну.
“Люблю тебя. Поцелуй за меня детей. Я соскучился” — ответил тот.
========== 28 ==========