До этого момента я не отдавала себе отчет, как хочется мне прикоснуться к его рукам, провести ладонями по спине и груди. Что испытывает возлюбленная в его объятьях? Чувство защищенности? Трепет? Желание, что сжигает дотла?

На дне его темных глаз словно искры тлеют; какое пламя разгорается в них, когда он охвачен страстью? Его звучный голос станет еще ниже, когда он будет шептать на ухо слова, предназначенные только двоим.

Если прижаться щекой к его подбородку, щетина будет покалывать и немного щекотать кожу. А его губы...

Во рту пересохло, сердце стучало, как бешеное.

– Ты совсем красная, – с удовольствием отметила Изотта, – да ты влюблена в своего хозяина, верно?

– Вот еще, – фыркнула Шер, – она не будет влюбляться в теурга. У теургов руки по локоть в крови! Господин Дрейкорн лучше остальных, но мы все же найдем ей обычного, хорошего парня. Вон сидит Майло. Он поглядывает на тебя весь вечер. Эй, Майло, иди к нам! Познакомься с Камиллой. Майло служит на угольной бирже. У него неплохой доход и своя квартира в Предгороде.

Майло подошел. Это был изящный брюнет с небольшими закрученными усиками и приятным мягким голосом. Он подсел и принялся болтать о пустяках: погода, бега гончих-некроструктов, закрытие Общеимперской выставки магического прогресса.

Его интерес льстил: я слушала, кивала, спокойно отвечала на безыскусные комплименты, но мысли мои были заняты другим, и от мыслей этих бросало то в жар, то в холод.

Посиделки подходили к концу. Подруги Шер начали переговариваться о дальнейших планах на вечер, Шер попросила счет. Майло хотел оплатить, я воспротивилась и принялась доставать последние купюры из конверта. Шер сердито отругала нас обоих: платить собиралась она.

Краем глаза я заметила, как конюх Ирвин покинул свой пост, бросил на стол пару монет и двинулся к выходу, мазнув напоследок нашу компанию быстрым взглядом.

– О чем спор, дамы? – за спиной раздался веселый голос, и на скамью между мной и Шер втиснулся Кассиус.

Я уверилась, что управляющий наделен талантом появляться тогда, когда меньше всего ждешь. Каким ветром его сюда принесло?! Кажется, все обитатели «Дома-у-Древа» ходят за мной по пятам в этот день.

– Шер, ты становишься краше день ото дня! – Кассиус приложился к щеке Шер быстрым поцелуем; Шер побагровела, затем побледнела, и выдавила, утратив боевой вид:

– Добрый вечер,Кассиус.

– Ах, Шер! – Кассиус приложил руку к сердцу. – Давно не виделись. Вернуть бы старые добрые времена! Помнишь, как мы украдкой распивали хозяйский джин и пели на два голоса «Мой старый муж угрюм и сед, принес он мне немало бед»? Когда ты ушла из особняка, там стало совсем уныло.

Шер словно язык проглотила. Расплылась в застенчивой улыбке, ее круглые щеки вновь сменили цвет на ярко-красный.

«Ага, – смекнула я, – вот и секрет великолепной Шер. Даю руку на отсечение – она крепко неравнодушна к управляющему!»

Кассиус тем временем выудил из-под стола опустевшую корзину – она царапала ему ноги – без церемоний заглянул внутрь и вытащил одинокий листок с крупным заголовком и напечатанным серой краской текстом – один из тех, что Шер раздавала в домах бедняков.

– Что это?

Пробежал текст, нахмурился, смял листок и сунул себе в карман. Шер стала на миг сама собой: глянула настороженно, пожала плечами; Кассиус едва заметно качнул головой.

Серые глаза управляющего неожиданно блеснули сталью, но тут же потеплели.

– Лила, Изотта – рад видеть вас, лапочки.

Майло насупился, а девушки захохотали, как безумные. Перед обаянием Кассиуса трудно было устоять.

– Рад бы остаться с вами подольше, но мне поручено забрать Камиллу. Шер, твой отец велел передать, что приедет домой завтра. Что скажешь, если заявлюсь с ним, и мы проведем вечер вместе? Вспомним былое.

Шер закивала. Теперь на ее лице смешивались две краски: щеки – свекольные, лоб и подбородок – белые. Забавно было видеть ее смущенной и растерянной; я не удержалась от улыбки.

Не у меня одной в этот вечер сердце выделывало странные трюки.

Мы попрощались. Новая подруга взяла слово наведаться к ней при первом удобном случае, и в свою очередь обещала заглянуть в квартал Мертвых Магов. Я подозревала, что были и иные причины, по которым ей хотелось это сделать.

Кассиус проводил меня к нанятому экипажу, помог забраться внутрь и мы отправились домой.

Вопреки обыкновению, по пути домой Кассиус не был расположен болтать; меня это только радовало. День принес столько разнообразных впечатлений, что голова разрывалась от вороха мыслей, а чувства затеяли безумную чехарду.

Я невидящими глазами смотрела на мелькающие за окном дома, над которыми в вечернем небе медленно вращался фантастический купол Небесных Часов.

Больше нельзя отворачиваться от очевидного; баррикады, которые я старательно возводила в последние недели, дали брешь и были готовы рассыпаться в прах. Настало время разобраться в том, что происходило в моей душе.

Я призвала все мужество и сказала себе: это, должно быть, похоть. Неприятное слово – и неприятное откровение.

О похоти я была наслышана много. Девушек в общине готовили служить мужчинам, и когда им исполнялось пятнадцать, сестра Анея проводила беседы – рассказывала, как следует ублажать похоть мужа, да в таких подробностях, которые то приводили в ужас, то смешили до колик.

Еще были медицинские журналы. Как-то почтмейстер из Олхейма принес их тайком моему отцу, а тот дал почитать мне. Столичный светила рассуждал о модной теории животной похоти, что определяет все наше поведение и жизнь. Я нашла статью забавной, и даже пересказала ее подругам. Мы проводили немало часов, сплетничая и потешаясь над парнями.

Я не стеснялась говорить о таких вещах – когда речь шла о посторонних. Теперь же смятение и растерянность атаковали, как ураган.

Не было ничего удивительного в моих чувствах – я взрослая девушка; я проводила с господином Дрейкорном долгие часы бок о бок, я изучила его привычки, я знала, как меняются его глаза, когда менялось настроение. Он был привлекательнее всех мужчин, которых я когда-либо видела. Конечно, я охвачена похотью, и ничем иным! Это естественно.

Разве я испытывала бы что-то подобное, будь он старым и безобразным, как его отец на портретах?

Я попыталась представить господина Дрейкорна в старости; его волосы станут седыми, спина согнется, тело высохнут. Но его сила останется с ним; пусть не в теле – его характер и душа будут твердыми и непреклонными всегда. Так же будет подрагивать уголок губ, когда он будет рассказывать забавные истории, а в глазах не перестанутплясать огненные искры.

И показалось, что пройди я с ним рядом всю дорогу от юности к старости, чувства бы мои не изменились. Да и сейчас были они куда сложней и запутанней, чем простое влечение тела.

Разве это всего лишь похоть?

Права была Изотта – я влюблена, и мне страшно признать это.

За свою жизнь я была влюблена пару раз – в сына бакалейщика в Олхейме, и в младшего старейшину Сварго, но те чувства длились не больше трех месяцев и не имели ничего общего с тем, что я испытывала сейчас: я прозрела и ослепла одновременно. Меня словно разобрали, как один из старых механизмов хозяина, и собрали заново, наделив эмоциями, о которых я раньше и не подозревала.

Выходной день подошел к концу. Одолела усталость, как после долгой утомительной работы. Ноги гудели от многочасовой прогулки по трущобам, руки – от тяжелой ноши, но хуже всего пришлось сердцу. Трепет, тревога, истома, надежда и неуверенность сменялись с головокружительной быстротой.

Колеса экипажа застучали по вековым выбоинам мостовой квартала Мертвых Магов. Наконец, остановились у особняка. Кассиус рассчитался с возницей, забрал мои пакеты, открыл дверь и помог выйти. Я с радостью окунулась в вечерний морозный воздух, напрасно надеясь, что он поможет остудить пылающее лицо.

Когда вошли в дом, я устремилась было к себе – хотелось поскорей остаться одной, – но Кассиус остановил: