- Что делать, Костя? Мы пропали! – Кулебякин с отчаянием посмотрел на зама. - Дело в том, что пропажу такой известной скульптуры сразу заметят.

- Да, - согласился Спесивцев, - ситуация, прямо скажем, не из простых.

- Еще бы! Ты знаешь, чем это грозит! Увольнением, а, может, и того еще похуже…

- Может быть, пропажи никто не заметит? – предположил Спесивцев.

- Как это не заметят?! Эта скульптура значится в музейном каталоге.

- Может быть, скажем, что она на реставрации.

- Не знаю… Но надо что-то делать. В телефонограмме четко сказано, не ударить в грязь лицом перед зарубежными гостями.

- Ну, тогда надо заменить скульптуру…

- Как это?! – опешил директор.

- Загримировать кого-то из сотрудников и пусть постоит в зале вместо скульптуры.

- Кто ж на это согласится?! – искренне изумился Кулебякин.

- Надо поставить в зал Никиту, пусть отдувается, раз он украл скульптуру.

- Во-первых, это еще не доказано…

- Зайцев просто убежден, что скульптуру похитил Никита. Коллектив придерживается такой же точки зрения.

- Да-да, я знаю. Скульптура пропала во время выставки в соседнем селе. Выставку организовывал Никита. Когда водитель вернулся с выставки в музей, экспоната в машине уже не было.

- Вот-вот, - подытожил Спесивцев. – Зайцев встречал машину в тот день, он первый и обнаружил пропажу экспоната.

- Да знаю я все это! – вспылил Кулебякин. – Что ты мне талдычишь про одно и то же. А как узнают, что человек перед ними, а не скульптура, что тогда делать будем? А-а?! Ведь ты пойми, Костя, к нам пожалуют важные люди, сама госпожа мэр и зарубежная делегация. А ну как провалимся, это ж конфуз, выйдет скандал на всю округу. Я бы даже сказал политический скандал.

- Надо сделать в зале соответствующее освещение, - не унимался зам. Верхнее освещение убрать, а оставить подсветку, чтобы в зале царил этакий легкий полумрак, никто ничего и не заметит.

- Ты думаешь… а что это мысль!

- Вот-вот! Тогда никто не догадается, что перед ними загримированный человек, а не скульптура.

- А ну как спросят, почему в зале полумрак? – вновь озадачился директор.

- Сейчас мода такая, чтобы в музейных залах и на выставках варьировался свет от яркого освещения и цветной подсветки до полумрака. Сейчас повсюду царит сплошной авангард и перфоманс вместе взятые. Искусство и музейное дело не стоят на месте…

- Да знаю я все это! – перебил зама Кулебякин. – Сейчас речь не о том. Говоришь, можно поставить загримированного человека и никто не заметит пропажи скульптуры?

- Вот именно! Другого выхода у нас все равно нет. Говорю же, надо Никиту заставить поработать «Мыслителем».

- А чего, фигура у него подходящая. Вымазать его, наглеца, белой глиной, загримировать, надеть белый парик…

Директор тут же вызвал к себе в кабинет секретаршу и приказал ей срочно найти Никиту. Как только Никита услышал, что от него хотят, он тут же заарканился и запротестовал, что есть мочи, наотрез отказываясь изображать из себя скульптуру Родена.

- Не буду я никого изображать из себя! – орал Никита на директора, в порыве гнева забыв об субординации. – К тому же, ерунда все это, меня сразу же узнают!

- В зале будет полумрак, тебя никто не узнает! – увещевал несговорчивого сотрудника Кулебякин.

- Нет! Я решительно отказываюсь участвовать в этой авантюре! – сказал Никита и решительно направился к выходу.

- Значит, я тебя уволю по статье! И еще заведу на тебя уголовное дело! – орал директор на подчиненного, будучи не в себе.

Никита нехотя повернулся: - А, что, уголовное дело еще не завели?

- Нет! Я не хотел выносить сор из избы. Хотел договориться с нашим скульптором Драгункиным, чтобы он сделал новую копию «Мыслителя» Родена.

- Ну, ладно, - нехотя согласился Никита. – Но только в первый и в последний раз я поработаю скульптурой. И знайте, я «Мыслителя» не крал!

- Никто и не говорит, что именно ты его украл, - вставил свои «пять копеек» Спесивцев. – Но скульптура-то пропала по твоей вине.

Никита взвыл, как от зубной боли: «Вижу, говорить с вами бесполезно.» Он ушел, громко хлопнув дверью.

Всю ночь директор музея не сомкнул глаз. Он ворочался в постели с боку на бок как юла, тяжело вздыхая, мешая спать своей супруге Галине Авдеевне.

- Чего не спишь? – спросила наконец Галина Авдеевна, больно стукнув мужа в бок.

Виктор Евграфович, не таясь, рассказал, как на духу, все своей жене, какая напасть приключилась с ним. И какой завтра у него важный день в музее намечается с посещением зарубежной делегации и руководства города.

- Подишь ты, - изумилась жена, - сама госпожа мэр будет собственной персоной. Наверное, наденет на себя что-нибудь изысканное и дорогущее. Вот бы посмотреть, в чем она завтра будет одета, наверное, в платье от модного дизайнера и украшения подороже наденет, может, даже с драгоценными камушками…

- Галина, прекрати! – прикрикнул на жену Кулебякин. – У меня такая беда приключилась, такой конфуз, а ты все о тряпках глаголешь.

- Да, ладно тебе, Виктор, ну пропала скульптура. Делов-то!

- Ничего ты не понимаешь! – сказал обиженно Кулебякин и отвернулся к стене, продолжая тихо ворчать, но так, чтобы жена слышала: - О, горе мне, горе! Такой позор на старости лет приключился. А ну как раскроется наш спектакль с заменой скульптуры. Разразится скандал. Да еще если эта информация просочится в прессу. А мне, ведь, два года до пенсии осталось…

- Знаю, Витя, знаю… А может, оно как-то обойдется? – предположила Галина Авдеевна.

- Может и обойдется… Это Спесивцев виноват, что предложил мне эту безумную идею, а я дурень согласился.

- Спи, Витя, спи, утро вечера мудренее…

Ночью Кулебякину снились кошмары. Ему снилось, что в музее вдруг ожили все статуи, они угрожающе протягивали к нему руки и жутко смеялись, спрашивая при этом: «Куда он дел статую Родена?» Кулебякин проснулся в холодном поту и пошел на кухню курить.

Не спал в эту ночь и Никита. Его также мучили кошмары и пугали дурные предчувствия, он боялся провала и разоблачения. Ему снилось, что он вновь стал безработным и бегает, сломя голову, по всему городу в поисках работы, но всюду слышит отказ. Но еще больше нашего героя пугала мысль, что его узнают, снимут на телефон и выложат видео на ютубе. Нет! Такой славы Никита точно не хотел. От ужаса он вскакивал с постели в холодном поту и босиком плелся на кухню, чтобы выпить стакан холодной воды, немного успокоившись, он понуро вовзращался в свою холодную постель, пытаясь заснуть и выкинуть из головы страшные мысли. Хуже всего, что Никита переживал свое горе в одиночку, накануне он расстался со своей девушкой Татьяной, она поссорилась с ним, узнав, что он встречается с Ксюшей из музея. Такого предательства она ему простить не могла.

С утра в музее было необычно шумно, все сотрудники явились в этот день, на удивление, очень рано и слонялись без дела по длинным коридорам, бурно обсуждая приход зарубежных гостей, музей был похож на разбуженный улей. Перешептываясь, все с надеждой поглядывали на Никиту. Он, как на грех, в этот день опоздал. Идя по коридору к своему кабинету, Никита спиной чувствовал взгляды сослуживцев. От такого пристального внимания он весь как-то съежился, обстановка накалялась с каждой минутой, Никита решил бежать, не дойдя до своего кабинета, он резко развернулся и направился к двери, но тут ему дорогу перегородил Зайцев и грозно уставился на него. На подмогу Зайцеву подтягивались и другие сотрудники коллектива, Никита понял, что против коллектива не попрешь и поплелся обратно.

Никита был уже в парике, загримирован и вымазан с ног до головы белой глиной, и все почти вздохнули с облегчением, взирая на его поразительное сходство с скульптурой Родена, но тут произошел конфуз, которого никто не предвидел. До прихода мэра и зарубежных гостей оставалось 30 минут, когда Никита вдруг заартачился, как дикий мустанг, наотрез отказываясь изображать из себя статую голышом. Словно сын прерий, вырвавшийся на свободу, Никита завопил трубным голосом: