– А вот за это – признателен. Возможно, мы найдем общий язык когда-нибудь, если ты и впредь будешь многие-многие годы так же благоразумен.

– До конца жизни, – тут же поклялся Майк, беззастенчиво и покладисто.

Он явно испытывал от этого обещания невыразимое облегчение. Протянул ключи.

Джеф не шевельнулся, разглядывая его прищуренными глазами.

Помолчав, сказал:

– Правильно, потому что всё моё терпение по отношению к тебе уже давно…

– Вы знаете, – услышали они и обернулись разом к Николь. Она стояла совсем рядом, вытянувшись, напряжённая, – не хочется вас прерывать, но я должна сказать: мне так жаль, что вы ссоритесь. Может быть, вы попробуете поискать какие точки соприкосновения, а то мне очень нехорошо от всего этого, – и она передёрнула плечами.

Неожиданная полупросьба-полутребование заставила их обоих замереть на миг. Николь постояла молча, переводя взгляд с одного на другого. Джеф разогнулся, испытывая жжение в душе и приглядываясь к ней в поисках сочувствия. Её выражение лица точно ему не нравилось. Николь посмотрела ему в глаза, потом на Майка, потёрла рукой висок. Ей словно было трудно поднять руку, потому, что она сразу уронила её вдоль тела.

– Понимаете, я не выношу ссор. Мне плохо, когда люди орут друг на друга или оскорбляют окружающих от равнодушия друг к другу. Ваша ссора ещё хуже, она не имеет жалости. Я видеть этого не могу, – она сцепила пальцы, потирая их, как Марина и в этом нервном движении Джеф, как в зеркале, увидел своё отражение.

Сколько боли можно подкидывать человеку, пока он сломается? Он мгновенно забыл о Майке. Годы его прошлых страданий не стоят одной слезинки Николь. Если она приняла его боль, она её разделяет. Как он мог!? Он взял ключи и бросил их на журнальный столик, вымещая в броске злость на себя. И сразу пожалел о этой вспышке.

Майк внимательно проследил полёт тяжелой связки и снова взглянул на Джефа. Ключи пролетели над столом и упали в кресло, даже не брякнув, за что Джеф был им весьма благодарен.

– Прости Ники. Я виноват, – тихо сказало его раскаяние, вконец изумляя Майка, наблюдавшего за ними. – Прости. Никакого напряжения больше. День рождения, так день рождения. Пойдём, у меня есть для тебя подарок.

– Это же твой день рождения? – Сразу растаяла она. Улыбнулась чуть-чуть.

– Такой день для того и предназначен, чтобы благодарить родителей, что они тебя родили и дарить окружающим подарки.

– Тогда начни с Майка, – посоветовала Николь. – Будем двигаться от старшинства.

Джеф опешил, но, увидев знакомую требовательность в её взгляде, сразу смирился. Чёрт, он только что пообещал. Что же ему подарить, этому предателю? Придётся соответствовать.

– Что ты хочешь? – Нетерпеливо поинтересовался он, повернувшись к Майку. Хотелось покончить с Майком побыстрее.

Растерянный, тот миг помолчал, приглядываясь к Николь и Джефу.

– Прощения, – неожиданно сказал он.

– Моё прощение у тебя уже есть, – парировал Джеф. – Если ты его не чувствуешь, значит, не простил сам себя, а это твоя проблема. – Джеф посмотрел на Николь, пройдёт ли такое как подарок, но она стояла и ждала и Джеф понял: мало.

Тогда он сказал, морщась, ёжась, спотыкаясь и старательно подбирая слова:

– Х-хотел бы подарить… Тебе… Доверие, но это. Тоже… Проблематично. Поэтому.., подарю тебе… Откровенность..: она похожа на д-доверие…

Это было так необычно в Джефе: смущение и растерянность. Майкл не наблюдал такого у него с тех пор, как погиб брат с женой. Даже в самые тяжёлые свои годы Джеф был решителен и, казалось, всегда знал, что делать.

Майк, хмурясь, медленно вставал: слушать такое сидя точно нельзя.

– Николь – самый важный человек в моей жизни – быстро и чётко сообщил Джеф, сверля его глазами. – Дороже никого нет. Это очень большая откровенность. Жизненно важная. Подойдёт тебе для подарка? – Но смотрел он на Николь.

Она ждала. Майк стоял молча некоторое время. Увидев ожидание в глазах обоих, прошептал, почему-то хрипло, правда:

– Спасибо. Подойдёт, я принимаю твою откровенность вместо доверия, Ар.

Николь улыбнулась кончиками губ.

Они поднялись наверх, захватив рюкзачок Николь.

Майк остался внизу встречать гостей. Он всё стоял, глядя на валяющуюся связку ключей, а видя перед глазами Николь. Значит, нет никого дороже!? Да, ради такого откровения стоило её поблагодарить. Связка ключей плавала в его взгляде, чуть увеличенная линзами неожиданных капель. Первая откровенность Джефа, касающаяся его личной жизни! За восемь лет, Господи! Может, он наконец женится?! Хотя… Она же девчонка совсем…?

Джеф, как только поднялся наверх, сразу схватил полотенце. Встряхнулся, передернув плечами и вытирая голову.

– Лучше феном, – посоветовала Николь, с улыбкой наблюдая, как он неистово трёт свою шевелюру. Интересное зрелище.

– У меня нет фена – я к ним равнодушен. Люблю сохнуть так. Но, может, ты и права: наверное, иногда имеет смысл сократить .

Поскольку Николь ничего не ответила, он сел рядом с ней на кровать и сказал:

– Чёртов Майк выкурил меня из дома в мокром виде. Я только из ванной вышел, смотрю – ты идёшь. И он рядом. Ну и вылетел.

– Почему Ар?

– Детское сокращение. Майк большая язва, не принимай его слишком близко к сердцу.

– Он мне ничего плохого не сказал и не сделал. Он мне понравился, – заверила его Николь.

– Рад тебя видеть, – помолчав, тихо сказал Джеф. – Ники, ты изумительно красива сегодня.

Она некоторое время смотрела на него. Потом протянула руку и провела по его холодной щеке.

– Спасибо.

– Посмотри, что я хочу тебе подарить, – встрепенулся он, вставая. Николь поднялась следом – стало интересно. Джеф полез в гардероб и вынес оттуда мольберт.

Это был самый дорогой экземпляр, который он нашёл. Причину стоимости ему объяснили очень просто: натуральные материалы, практичная форма и самый приятный дизайн. Джеф в этом не разбирался, но счёл, что если не понравится, можно будет поменять.

Николь ахнула. Это она оценила. В её глазах это по значимости было равноценно кольцу. Нельзя сказать, чтобы у папы не было денег на такую вещь. Были. Но приобретение мольберта обозначало ПРИЗНАНИЕ. Джеф полагал, что она в состоянии писать и это было тоже признание. Не только признание её как человека, достойного его любви, а признание её как личности. Что она что-то может делать, что какие-то вещи ей по силам. У неё даже не было слов, чтобы выразить ему свою благодарность. Она шагнула к нему и прижалась к его груди, уткнувшись лицом в белизну сорочки. Ощутила запах Джефа, аромат его одеколона, мягкие завитки волос над ключицами в незастёгнутом воротнике. Джеф обнял её, притягивая к себе ближе. Николь чувствовала, как он гладит щекой её по голове.

– Не знаю, правильно ли я купил. Я в них не разбираюсь.

– Правильно. Это хорошая модель. Очень хорошая, – она подняла голову и воспользовавшись тем, что он стоял в растерянности, с опущенной головой, поцеловала его. Чуть поднявшись на цыпочки. – Спасибо за признание. И спасибо за подарок.

Джеф расслабился совсем. Засмеялся. Усадил её на кровать снова, сам сел у её ног прямо на пол, по-турецки. И смотрел на неё теперь гораздо веселее, чем раньше.

– Рад, что угадал.

– Я принесла тебе то, что обещала, – она дотянулась до рюкзака и извлекла из него коробку. Открыла. Там действительно оказалась кукла. Небольшая – чуть больше десяти дюймов. Черноволосая, черноглазая, смуглая. Бусы, браслеты, атласные башмачки. Костюм напоминал кубинский. Николь посмотрела на неё со странным выражением на лице, словно разглядывала что-то очень мелкое: чуть нахмурившись и обозначив тонкие линии морщинок на лбу.

Протянула куклу ему. Джеф взял её, повертел в руках, не зная, что с ней делать. Положил в коробку. Николь наклонившись, спокойно закрыла крышку и подвинула коробку к нему.

– С днём рождения. Ты извини – это грустный подарок. Но это действительно единственная вещь, дороже которой у меня ничего нет. Она в какой-то степени похожа на меня: такая же сирота. Мать нашла её в коллекции и смогла купить только её – она была жутко дорогая.