И тут майор впервые понимает, что полная потеря гравитации случается не только с советскими космонавтами. Голос стремительно подбрасывает его к потолку, кувалдой лупит по ушам, по морде, в затылок, в грудь, в гениталии, под задницу, и также стремительно швыряет на пол. Правоохранитель с тихим застенчивым журчанием описивается. Прямо в мокрых штанах он бежит в камеру и выводит арестованного на волю. Счищает подсохшую грязь на его пальто, рассказывает о своей пламенной любви к лауреатам Сталинско-Ленинских премий, ко всем этим антинародным интеллигентам, формалистам и космополитам, обещает собственноручно пристрелить сержанта Шмонова из табельного «макарова», усаживает Шостаковича в милицейский «москвич» и везет в гостиницу «Беларусь»… …Премьера Тринадцатой симфонии прошла в Минске с ошеломительным успехом. Зал аплодировал стоя. Автора вызывали «на бис» раз пять. Правда, «Советская Белоруссия» традиционно облила гениального композитора грязью: мол, и симфония «так себе», и сам Шостакович «задачу партии и правительства не выполнил».

Впрочем, Дмитрий Дмитриевич, как человек интеллигентный, подобных газет не читал. А если бы и прочитал про себя такое – то не сильно бы и обиделся. Не любил он обсуждать свои произведения. Потому как в художественном развитии пошел куда далее, чем многочисленные коллеги, которые так и остались на следующей ступени эволюции после курицы-несушки.

В столицу советской Беларуси композитор Шостакович приезжал еще раз пять. И с концертами, и просто так. Однако и минский стадион «Динамо», и комплекс КГБ БССР на Ленинском проспекте обходил десятой дорогой…

Советские граждане, как известно, делились на две основные категории: на тех, кто стучал, и тех, на кого стучали. Стукачи шифровались везде: от тюремных камер и до обкомовских кабинетов, от шахтерских бригад и до бомбардировочных экипажей. Даже в милиции и в прокуратуре – и то были свои стукачи.

Белорусский симфонический оркестр, естественно, не стал исключением. Разве можно, чтобы советский трудовой коллектив существовал без собственного информатора? Штат Большого симфонического оркестра – более ста человек. Все сплошь творческие и амбициозные личности, с утонченными вкусами и богемными привычками – а, значит, склонные к морально-бытовому разложению. Или, что куда хуже – к извращенному пониманию политики партии. Вот оркестровый сексот и отслеживал, кто из музыкантов почитывает диссидентскую литературу, кто рассказывает политические анекдоты, а кто просто злоупотребляет спиртным.

Выглядел он уныло, словно октябрьская слякоть: потертый пиджачок с отвисшими пуговицами, беспокойные глазки под золотыми очками и рукопожатие, напоминающее прикосновение летучей мыши в ночной подворотне. Эдакий эрзац-интеллигент с музыкальным уклоном… В симфоническом оркестре стукач играл на тарелках: дзинь-бабах! На политзанятиях старательно конспектировал про международное положение; тянул руку и набирал баллы. Зато в курилке безнаказанно и провокационно рассказывал, как люто ненавидит он советскую власть и как давно мечтает свалить куда-нибудь за бугор. Естественно, никто из оркестрантов слова эти всерьез не воспринимал, потому что все прекрасно знали, чем этот тип дышит и чего от него можно ожидать. Однако и поделать с ним ничего не могли: от сексота просто старались держаться подальше, словно от больного стригущим лишаем.

В 1976 году Белорусский симфонический оркестр приглашают в турне по Западной Германии. В филармонии начинается классический предгастрольный психоз. Парторг строчит характеристики, профорг утверждает списки, лекторы-пропагандисты распинаются на политзанятиях о «мире капитала, мире бесправия». Музыканты откладывают оркестровые партии, тихонько матерятся и старательно заучивают «Правила поведения советских граждан в капиталистических странах». А их анкеты тем временем прогоняются через многослойные фильтры и просвечиваются всевидящими рентгенами.

Нашего стукача вызывают на конспиративную квартиру, где куратор «оттуда» начиняет его голову инструкциями, словно колбасник – свиную кишку фаршем: эксплуатация пролетариата!.. агрессивный блок НАТО!.. неофашистские шабаши!.. половые контакты с иностранцами равнозначны измене Родине!.. Понял, нет?!.. Тогда бди!..

Сексот пялится верноподданно и самопожертвенно: мол, все добросовестно исполню и всех инакомыслящих заложу!

Вот и отлично, светлеет куратор… А еще не забудь написать в своем отчете о морально-бытовом разложении в вашем рабочем коллективе, если заметишь… м-м-м… и про контрабанду, если кого засечешь. Творческих тебе успехов!..

В дороге оркестранты, как это между ними и водится, закрываются по купе и выпивают со всеми предосторожностями – чтобы, упаси Бог, парторг, профорг и инспектор оркестра не узнали! Тем более, что впереди государственная граница, на которой желательно выглядеть соответствующе. Компании стихийно самоорганизавались еще в Минске – согласно устоявшимся внутриоркестровым связям, личным симпатиям и алкогольным пристрастиям.

А вот стукача изо всех компаний культурно выставляют. У скрипачек якобы интимные секреты, виолончелисты нагло врут, что никакой водки у них нет, а солист группы валторн – так вообще декларирует открытым текстом: мол, если ты специально приставлен ко всем нам, чтобы об отношении к советской власти выпытывать – дождись политзанятий, там с лектором и дискутируй!

Отвергнутый соглядатай ощущает себя эдаким лисом, которого отважные петухи заклевали и выгнали из курятника. То, что его стукаческая сущность ни для кого не секрет, он прекрасно знает. Однако информаторов держат в курятниках не только для того, чтобы они доносили на осмелевших птиц, но и просто ради страха. А вот нашего сексота не только не боятся – над ним посмеиваются и даже издеваются! И, притом, с каждым днем все наглее и громче. Пора, наконец, показать этим недоумкам, кто в Белорусском симфоническом оркестре хозяин!..

Оскорбленный в лучших чувствах стукач печально грызет ногти, протирает рукавом очки и лелеет планы мести…

После каскада погранично-таможенных злоключений оркестранты наконец добираются до «бундеса». Те, кто на Западе впервые, выглядят, словно после удара топором по голове: блестящие лимузины, завлекательные витрины, колбаса пятидесяти сортов и безо всяких очередей… Однако вслух никто восхищения не высказывает: дисциплинированно передвигаются в составе группы по городу, беседуя сдержанно и фальшиво о чем-то постороннем. Те, кто в зарубежном гастрольном туре не впервой, деловито достают из загашников «Столичную» с винтовой закруткой, которую позволено везти за границу по два ноль-пять на человека, и прикидывают, где бы ее повыгодней загнать, чтобы к нищенским командировочным пфеннигам добавить несколько десятков полноценных дойчмарок на подарки родным и близким.

Сексот понимает: сейчас – самое лучшее время, чтобы посчитаться с коллегами… а заодно и куратору угодить. В Большом симфоническим оркестре обязательно найдется хоть один несознательный элемент, который привез с собой на продажу не только водку. Стукач слоняется гостиничными коридорами, обтирает стены и словно невзначай заходит в номера оркестрантов: извините, а спичек у вас нету? и штопора тоже? а можно лишний стаканчик одолжить? И глазеет, мерзавец, из-под очков помойным крысенышем – что у кого на столе, что под столом, что из-под матраса выпирает…

У солиста группы валторн соглядатаю наконец-то везет: хозяин не успевает сунуть в карман нечто круглое и блестящее… Ну-ка, ну-ка, покажи… Царский червонец?!.. Ай-яй-яй!..

Стукач смотрит на преступника с красноречивым укором – мол, тут и без слов все понятно! Валторнист в ступоре: вышептывает замысловатое ругательство, сужает глаза и сжимает кулаки… но сдерживается. «Моральный кодекс строителя коммунизма» он знает прекрасно, а теперь именно тот самый момент, когда этот кодекс может запросто обернуться уголовным. Преступник мнется, вздыхает, переступает с ноги на ногу… и протягивает червонец незваному гостю. Забирай, сука, только не рассказывай никому. Договорились?!..