И хотя очевидно, что Кеноби очень хочет просто сбежать по лестнице и обнять Энакина, он заставляет себя остановиться на крыльце и позволить Энакину подойти самому. Несмотря на отчаяние и неверие во взгляде, которым он окидывает фигуру Энакина, он явно понимает, что существует границы, которые из-за вчерашнего спора он не может перейти. Вместо этого он просто странно и нерешительно застывает на крыльце, продолжая бороться с желанием проверить состояние Энакина лично.
Энакин ничего ему не говорит, возглавляя небольшой парад в направлении хижины. Кеноби следует за ним, достаточно близко, чтобы Энакин чувствовал его дыхание на своей шее, но достаточно далеко, чтобы они не соприкасались. Позади плетутся Ардва и Трипио, очевидно, обрадованные тем, что они дома, после богатого на события дня. Все они направляются на кухню, где оставляют коробочку сладостей, которую дала мисс Ти. Энакину придется обернуться, он знает. Ему придется поспорить с Оби-Ваном о том, что было прошлой ночью, но он осознает, что сейчас попросту изо всех сил пытается собраться с духом.
К счастью, ему не приходится начинать первым, поскольку Оби-Ван хрипло произносит:
— Энакин. — Его рука ложится Энакину на плечо, осторожно заставляя обернуться. — Ты вернулся, — выдыхает Кеноби, будто не может в это поверить.
Собрав в кулак все силы, которые у него есть, Энакин отрывает взгляд от пола, чтобы посмотреть Оби-Вану в глаза.
— В следующий раз не вернусь, — резко и неоспоримо. Заявление и предупреждение. — Если то, что случилось прошлой ночью, случится снова, я уйду и не вернусь. Оби-Ван, ты не можешь… Я не могу…
— Я знаю, — он подходит ближе, отчего Энакин врезается в стойку, отступая назад. Сердце молотом бьется в ребрах, а дыхание участилось больше, чем он хотел бы, но Энакину некуда идти, и ему ничего не остается, кроме как позволить Оби-Вану обнять его. — Я знаю. Мне очень жаль. Это больше никогда не повторится, Дорогой мой.
Он удручен, Энакин это понимает, ощущая слезы на своей коже там, где Оби-Ван вжимается лицом ему в шею. Он удручен, и Рако Хардин умер мучительнейшей смертью, от которой Энакин и пытался его спасти в первую очередь.
— Я тебе обещаю, — пылко шепчет Кеноби. — Я люблю тебя.
Ее звали Сири Тачи; Кеноби рассказывает о ней этой же ночью под защитой одеял и под покровом темноты. Они ходили вместе в старшую школу, были друзьями не разлей вода, творили всякие глупости, свойственные подросткам. Однажды в выходные — уже достаточно взрослые, чтобы курить, но недостаточно, чтобы пить, — они пробрались в дом одного из местных студенческих братств по причине, которую Оби-Ван уже даже не помнит. Возможно, это было сделано на спор или они думали, что будет забавно. Возможно, они пытались заявить о себе миру, который, как они считали, их не замечал.
Они были молоды, невоспитанны, и кто-то этим воспользовался. Сири никогда ему не говорила, кто это был; она не говорила никому, кроме копов, которые отнеслись к ее заявлению как к обычному нытью девочки-подростка, сожалеющей о сексе. Ее успеваемость ухудшилась, она начала пропускать уроки, а однажды просто не явилась в школу.
Энакин сворачивается позади Оби-Вана, пока тот рассказывает, как сбежал с уроков, когда она не ответила на его сообщения и звонок. Как примчался к ее дому и как нашел ее там, холодную и ни на что не реагирующую. Передоз — так сказали врачи скорой. Она умерла задолго до приезда Оби-Вана.
Теперь его ярость на Хардина обретает смысл. Энакин чувствует, как ненависть Оби-Вана к парню кипит в его собственной крови, и неожиданно он уже не чувствует такой вины, как раньше, за то, что Оби-Ван сделал с Хардином. Он успокаивает Оби-Вана, крепко прижимая его к себе, и вместе они дожидаются рассвета.
========== 22. ==========
Энакин приходит к выводу, что изменение мнения — довольно честный ход, если у игрока нет определенного плана.
Рако Хардин мертв. Иначе сказать нельзя. Он мертв и теперь гниет в их подвале, потому что Оби-Ван слишком горд, чтобы просто закопать его тело в лесу. Неважно, что то, чего Оби-Ван хочет — отвезти тело в Корусант и развесть, словно мясную пиньяту, — без сомнения, приведет их обоих за решетку. Большую часть дня они спорят на эту тему, крича друг на друга с разных концов комнат, в которых случаются разногласия; никто из них, кажется, не заинтересован в сближении. Энакин знает, что тюрьму не переживет — по крайне мере, в одиночку. Успешная карьера в служении закону точно сделает его главным козлом отпущения на тюремном поле без какого-либо барьера между ним и преступниками с общей зоны, и никакой судья в здравом уме не отправит его и Кеноби в одну тюрьму, учитывая все обстоятельства.
Рако Хардин мертв, а Оби-Ван, как только солнце начало клониться к закату, уехал, оставив Энакина размышлять о последствиях в одиночестве.
В первый день он отвлекается на дело подражателя. Оби-Ван не мог рисковать, снова заявляясь в участок следом за тем, как он выкрал папку с делом, так что по большей части они работали с тем, что показывали в новостях, и с сомнительной информацией в различных желтых газетенках. Энакин вырезает зернистые фотографии из журналов, которые Оби-Ван привез из своих поездок, развешивая их на стене около коллажа, который остался в гостиной. Они выглядят значительно хуже других, профессионально сделанных снимков мест преступлений, но это лучшее, что у него есть. После он читает статьи, закрашивая бесполезные отступления черным маркером, а цветным — выделяя то, что могло бы пригодиться. Кроме основных деталей преступления, здесь мало полезного, но иногда он сталкивается с неожиданно гениальными вещами в тексте.
Его внимание привлекает одна конкретная статья, в которой неизвестный источник заявлял журналисту, что он подслушал на встрече важных шишек в участке, что есть подозрения, в преступлениях, связанных с именем Оби-Вана, виновен кто-то из их сотрудников. И хотя это не полная ложь — Энакин действительно приложил к этому руку — это довольно интересная теория. Оби-Ван не может быть копом, но никто не говорит, что их подражатель — тоже. На самом деле, чем больше Энакин думает об этом, тем убедительнее все выглядит.
Кто бы ни вел с ними эту игру, он должен обладать достаточными навыками, чтобы копировать Оби-Вана так, что никто в пределах сомнительно эффективного правоохранительного управления в Корусанте даже не начал догадываться о возможности иметь дело не с одним убийцей. Чтобы копировать Кеноби, понадобился бы доступ к файлам в деле. Журналисты не располагают большим количеством информации, а этот убийца явно знает куда больше. У Энакина по спине бежит дрожь от осознания, что он мог сталкиваться с подражателем раньше. Мог работать над делом или обедать в столовой с человеком, способным на те же ужасы, что и сам Переговорщик
Встав с дивана, Энакин движется к шкафчику и достает оттуда один из блокнотов, которые Оби-Ван там хранит. «Коп?», — выводит он большими буквами на листе, прежде чем вырвать ее и прикрепить рядом с остальной информацией. Он прищуривается, скользя взглядом по своеобразному коллажу.
— Кто же ты? — спрашивает он, но никто его не слышит.
На второй день Энакин начинает чувствовать легкое беспокойство, рождающееся в животе. Оби-Ван обещал не уезжать надолго, вернуться самое позднее на следующее утро, и его отсутствие ощущается, словно зуд под кожей. Энакин начинает думать, что, возможно, Оби-Ван намеренно откладывает свое возвращение, чтобы наказать его за исчезновение после той кутерьмы с Хардином. Эта мысль жалит больше, чем он готов признать: у Кеноби есть право наказать его. Не то чтобы Энакин не делал чего-то, чего тот не заслужил. Оби-Ван нанес удар первым — и в буквальном смысле этого слова. Доказательством служит синяк на лице Энакина.
Это волнение и этот страх быстро обращаются в злость. У Оби-Вана нет никакого права. Никакого права делать это с ним. Он может кричать и ругаться, если хочет, или, наоборот, не произносить ни слова. Энакин мог бы справиться со словами, он мог бы справиться с молчанием. С чем он не может справиться — это с мыслью о том, что Кеноби наказывает его, играя на известных страхах Энакина, появившихся из-за продолжительного существования в этой маленькой хижине в глуши.
