— Ты клянешься? Ты не уйдешь?

— Не знаю. Вдруг мне станет с тобой скучно уже завтра. Посмотрим.

— Скучно, да? — он широко ухмыльнулся. Его телефон опять названивал в нагрудном кармане пальто. — Ты так считаешь?

— Не знаю. Ты кажешься тем еще занудой.

Он развернул меня к себе и впился в губы жестким, глубоким поцелуем, выражающим все его желание. Я тут же тесно обвился вокруг него.

Сперва мы заехали ко мне, взять смену одежды, и он удивлялся моей квартире, которая была размером с гардеробную.

— Я даже кровати не видел! — ужасался он по дороге от Тендерлоина к Северному Пляжу.

— У меня есть спальник, — произнес я раздраженно.

— О боже мой, — продолжал он, — детка, там невозможно жить!

— Только не говори…

— Ты должен жить со мной.

— После того, как мы лишь пару раз трахнулись, я должен жить с тобой?

— Да! — сказал он, увеличивая скорость, как будто боялся, что грязь спальных районов может прилипнуть к нему. — Я тебе очень нужен!

— Что нас связывает, кроме сумасшедшей химии между нами?

— Остальное мы доберем. Совместимость в постели — важная часть отношений.

— Мы еще даже в постели не были, — возмутился я. — И потрясающий секс — далеко не главное.

— Ты считаешь, он был потрясающим?

— Сколько снова тебе лет?

— О, ты опять взбешен, — посмотрел он хитро, — обожаю это.

— Уолтер, может, это и не…

— Твои глаза чернеют, лицо покрывается пятнами, а на шее проступают все мои засосы. Люди решат, что на тебя напал осьминог.

— Что?

— Ты весь покрыт отметинами.

Я покрыт?

— Я в отметинах?

— Раздражение от моей щетины, также ты можешь увидеть, где я оставил засосы и…

— Прекрати.

Он выгнул бровь.

— Иди ко мне на колени.

— Дай мне выйти, — сказал я ровно. Он засмеялся. — Я не шучу!

— Ты такой красивый. Я хочу везде до тебя дотронуться.

Я издал рык, который был воспринят им как истерический. Вскоре мы добрались до его места жительства — потрясающего таунхауса в викторианском стиле. Он въехал по крутому пандусу с обратной стороны коттеджа в гараж. Я вылез из машины и застыл, с благоговением разглядывая все это великолепие.

— Это все твое?

— Ну да. — Он тоже вылез из тачки и, захлопнув дверь, включил сигнализацию. — Это был подарок от моих предков, прежде чем они отказались от меня.

Мне понадобилось время, чтобы осознать сказанное им, поначалу я слушал не очень внимательно, поэтому не был уверен, что правильно его понял.

— Что, прости?

Он поморщился.

— Это длинная история.

— Расскажи, — сказал я, облокачиваясь на машину. — Твои родители знают, что ты гей?

— Да, — усмехнулся он, — но они лишили меня наследства не поэтому.

Я был в шоке.

— Никогда еще не встречал людей, которых лишили наследства. Это то самое, что богатые люди называют «выставить за дверь».

— С тобой это тоже случилось?

— Да, с вышвыриванием моего шмотья на улицу.

— Сочувствую, — сказал он грустно, переживая за меня.

— Да все в порядке, — натянуто улыбнулся я, — по крайней мере, меня не лишали наследства.

— И от тебя не отрекались, — добавил он, — не забывай этого!

— И когда это случилось?

— Сразу после окончания колледжа.

— И что же, они выкинули тебя сразу, как ты пришел домой?

— Ну практически да.

Мне нужно было время это осознать. Я считал, что богатые люди более продвинутые и понимающие.

— Получается, ты рассказал им о своей ориентации, и они что, отреклись от тебя?

— Нет, я заявил им, что женился на Келли Гарсии.

Я почувствовал себя больным, настолько был потрясен, но собрался и не набросился на него, не закричал и не сошел с ума окончательно.

— Ты женат?

— Был женат, — спокойно уточнил он.

Я попытался переварить его «был женат», но это заняло несколько минут.

— Ты в порядке? — кажется, начал волноваться Уолтер. Я изобразил счастливое лицо. — Сив?

— Ладно, — тут было о чем подумать, я растерялся, — подожди. Тогда какого черта ты был всего лишен лишь потому, что женился?

— Потому что она не белая.

Я был ошеломлен.

— Ты прикалываешься надо мной.

Он отрицательно покачал головой.

— И кто она?

— Мексиканка.

Тут я понял, почему вопрос его друга, заданный в баре, был так оскорбителен для Уолтера.

— Твои родители такие сволочи, что выгнали тебя только за то, что твоя жена относится к другой расе?

— Да.

— Охренеть.

Он прыснул от смеха и обошел машину, приближаясь ко мне.

— Боже мой, у них же будет разрыв сердца, если они со мной встретятся. Я наполовину бразилец, наполовину француз, они упадут замертво прямо на месте.

Он положил руки мне на шею, и, когда я поднял голову, чтобы посмотреть на него, наклонился и поцеловал меня. Это было прекрасно: он вздохнул, когда чуть оторвался от губ, и прежде, чем отстраниться, потерся своим носом о мой.

Я мог привыкнуть к блеску в его глазах, к мелким морщинкам в их уголках, к ямочкам на щеках, когда он улыбался. Чувственный изгиб его губ также невозможно будет забыть. Я положил руки ему на загривок и притянул к себе. И целовал его, пока не закончился воздух.

— И каким образом ты получил дом? — проговорил я, тяжело дыша.

— Дело в том, что они предложили мне что-нибудь одно на выбор: оплатить обучение в юридическом колледже или купить дом. Я подумал, что всегда смогу взять вторую закладную на дом, чтобы заплатить за колледж, хотя технически это была бы для меня первая закладная, потому что изначально не я платил за таунхаус.

Это мне показалось разумным.

— Это довольно умный ход.

— Да, порой я их делаю.

— Да? И сколько ты их сделал, чтобы наконец сдать экзамен на адвоката? — поддел я.

— Сдал с первого раза, потому что знал, что сдам.

— О, правда?

— Правда, — сказал он, проводя большим пальцем по моей скуле, — я всегда получаю то, что хочу. — Мой сердитый взгляд передал все мое отношение к этому высокомерному высказыванию. — Да ладно, уверенность возбуждает.

— Уверенность — да. А хвастовство — не очень.

— Это хвастовство? — Я изобразил на лице согласие с этим. — Уверен? — Легкий кивок. Он проворчал: — Если думаешь, что я богат, подумай еще раз.

— Но ты же учился в начальной школе со всеми теми говнюками.

— Это деньги моих родителей, не мои.

— Во всяком случае, ты получил от них дом, — откровенно высказался я, глядя на таунхаус.

— Тебе он нравится?

— Да.

— Ну тогда, — проговорил он, зловеще улыбаясь, — зайдем внутрь, мистер Летчик. Хватит надумывать.

— Прекрасно, — съязвил я, хотя, скрепя сердце, должен был признать, что считал так же. Великолепный мужчина, шикарный дом, безопасность, защита, семья…

В тот момент, когда мои родители узнали о том, что я гей, вся моя жизнь перевернулась. Отец выставил меня за дверь, и все, чем я тогда владел, полетело следом за мной. Я думал, моя мать заступится за меня, но она этого не сделала. На следующий день она просто покинула город, чтобы навестить сестру, и с тех пор я ничего о ней не слышал. Для моих старших братьев проще было меня забыть, чем самостоятельно оплачивать свое обучение в колледже. Я все понимал, но как же было сложно пережить предательство, когда все, что я имел, все, что мне было обещано: любовь, защита, сострадание — ушло.

Это было очень сложно: работать на трех работах, ходить в школу, жить с тремя другими парнями и просто держаться на плаву. Но я справился и выбрался на берег совершенно другим человеком, чем мог бы стать при комфортной жизни. Я стал сильнее, и этим, как ни парадоксально, я обязан родителям. Но по каким-то причинам, глядя на Уолтера Вейнрайта рядом с его жилищем, я был поражен мыслью, что он может стать моим убежищем. Я не понимал почему — это не имело смысла, но ведь правда… он мог стать моим домом, и я открыл в себе внезапное желание иметь его.

Когда мы направились к таунхаусу, я хотел сказать это, но меня прервало появление машины, заехавшей во двор и остановившейся перед тачкой Уолтера.