— Да, — сказал он, и, так как его темный взгляд был прикован к моему, я мог видеть его расширившиеся зрачки, слышать напряжение в его голосе и чувствовать легкую дрожь, охватившую его большое, сильное тело.

Теперь было так очевидно, что он хочет меня и что он никакой не натурал.

— Это все? — осведомился я, передвигая руки на его живот.

— А?

Парень совершенно перестал понимать, о чем мы вообще говорим.

— Уолтер?

— Что?

Я отошел от него назад, потому что мы были в центре торгового комплекса напротив магазина косметики.

— Мы можем поговорить на складе?

— Я…Ты…

— Пожалуйста.

Он пристально посмотрел на меня:

— Ладно.

Развернувшись, я пошел в сторону лифта. Он следовал прямо за мной. Добравшись до цели, я нажал на кнопку вызова со стрелкой вверх и повернулся к Уолтеру.

— Что? — пробурчал он.

— Ты волнуешься за меня?

— Любой бы волновался.

Никто бы не волновался.

— Почему?

— Твои успехи нравятся боссу. Он даже думать не хочет, что с тобой может что-то случиться.

За моей спиной открылись двери лифта, и я повернулся, чтобы войти внутрь. Провел картой доступа через считыватель, чтобы подсветилась кнопка этажа, на который имели доступ лишь я и мой начальник, после чего смог нажать ее.

Он с трудом сглотнул:

— Ты уверен, что…

Звук резко оборвался, потому что я, уцепившись за свитер, притянул Уолтера к себе. Он не ожидал этого, в противном случае я даже не смог бы сдвинуть его с места: все же он килограмм на двадцать меня тяжелее. Восстановив равновесие, Уолтер прижал меня к стене. Подняв на него взгляд, я увидел его рот, в нерешительности замерший около моего.

— Уолтер.

— Я.

— Подождите! — раздался чей-то голос, просящий придержать лифт. Но двери закрылись, так как никто из нас не пошевелился.

— Ты подвергаешь себя неоправданному риску, — начал он опять, — ты не должен этого делать.

Этот мужчина был прекрасно сложен, а, перебирая картины прошлого, я не мог вспомнить, чтобы он как-то особо обращал на меня свое внимание.

— Почему это тебя волнует?

— Я… я… — он с трудом сглотнул, — я адвокат фирмы.

— Да, адвокат, — сказал я, обвивая его шею руками.

— Что ты делаешь… Перестань, — выдохнул он, намереваясь оттолкнуть меня, — не надо меня дразнить, если ты не…

— Замолчи, — прошептал я, притягивая к себе его голову, мои глаза закрылись в предвкушении поцелуя, когда прозвучал сигнал о прибытии лифта на выбранный мною этаж.

Он судорожно вздохнул, прежде чем впиться в мои губы, стискивая в объятиях. Я простонал ему в рот и обвил ногами его талию. Он подхватил меня за бедра своими сильными руками и вынес из лифта.

Большинство моих бывших парней были не такими мощными, так что не часто меня могли поднять и нести так легко, не напрягаясь. Он жадно сжал мои бедра, тесно притискивая их к своим собственным, и страстно простонал.

Парень знал толк в поцелуях: его язык терся, поглаживал, нажимал, а его руки грубо мяли мою задницу.

— Пожалуйста, — взмолился я хриплым голосом, потираясь эрегированным членом о его пресс.

Он оторвался от моих губ, и когда я увидел его воспаленный взгляд, то понял, что он мой.

— Что? У меня здесь есть лубрикант и презики. Ты должен меня трахнуть.

— С чего вдруг?

— Ты переживаешь за меня, — сказал я мягко, — и… о-ох, не мог бы ты расстегнуть мне ширинку, мой чертов член убивает меня.

— Ты ненавидишь меня.

— Потому что думал, что ты ненавидишь меня, — ответил я, дрожа от возбуждения, когда его руки справились с пряжкой ремня и затем расстегнули пуговицу на джинсах. — Но на самом деле ты хочешь меня.

Он стиснул меня в объятиях, после чего прижал жестко к стене:

— Да.

— Тогда возьми меня.

— Где смазка и презервативы?

— Поставь меня на пол.

Я плохо держался на ногах, но постарался встать прямо. Взяв его за руку, чтобы увести с подсвеченного дверного проема к середине открытой рабочей зоны.

Мы как будто попали в закулисье театра. Везде лежал реквизит: гигантские сверкающие рождественские декорации, большие и пушистые пасхальные кролики, ведьмы и гоблины, иллюминация, краски, целлофан, транспаранты, рулоны бумаги и волокон рафии, оберточная бумага, бечевка, веревка, ящики, полные стяжек и баллончиков с краской, клейкая лента. Полки, образующие стенку для хранения, были заполнены пластиковыми трубами, держателями для неровных стен и другими всевозможными приспособлениями. Здесь у меня был верстак, заваленный прокладками и винтами разного типа, болтами, крючками для подвешивания картин и леской. Позади всего этого стояли лестницы, огромное количество, от стремянок до раздвижных, высотой до двенадцати метров.

Мы вошли глубже в рабочую зону, прямо к красному, повидавшему виды за многие годы службы дивану. Я на нем трахался, дремал, делал эскизы, успокаивал девочек из косметического или обувного отделов (всегда кто-то кого-нибудь бросал).

Я указал на диван, а сам достал лубрикант и презерватив из моего потайного ящичка. Обернувшись, я почти врезался в него: так близко он стоял.

— Что?

— Ты хочешь меня?

Его опухшие и покрасневшие от моих поцелуев губы, его твердый, готовый выпрыгнуть из брюк член, его задранный свитер, открывающий гладкую золотую кожу, — разве этого недостаточно для ответа?

— Да, — прохрипел я.

— Ты хоть знаешь, как давно я тебя хочу?

Я отрицательно покачал головой, когда он обхватил мое лицо руками.

— С того самого раза, когда пришел в этот чертов магазин и увидел тебя, прыгающего с одной из тех балок на другую.

— Правда?

Он провел пальцами по моим темно-каштановым волосам, обрамляющим лицо.

— Ты такой красивый и двигаешься как… То, как покачиваешь бедрами, и твои длинные ноги… И это потрясающе: смотреть на твою задницу, когда ты поднимаешься по лестнице.

Я рассмеялся, а он придвинулся еще ближе и, резко развернув, нагнул меня, заставив повиснуть на спинке дивана.

О. Блядь. Да.

Он навалился на меня, надавив на голову и подняв задницу кверху, прорычал мне:

— Не шевелись.

Я держался, пока он, грубо дергая за ремень, стянул с меня джинсы и брифы до щиколоток (да, вот такие длинные брифы — прим. переводчика).

— Раздвинь ноги, — приказал хриплый низкий голос.

Я раскрылся как мог и тут же почувствовал, как смазанные лубрикантом пальцы коснулись моей дырочки. От холодного прикосновения я дернулся, мой собственный потекший член раскрашивал спинку дешевой копии Людовика XIV (это он про диван — прим. пер.).

— Я знал, что ты потрясающий под своей одеждой.

От благоговения и страсти, звучащей в его голосе, мои яйца поджались.

— Ты часто меня представлял без нее?

Его хрип сказал, что часто. Он задрал мою рубашку выше плеч и стал целовать и ставить засосы на спине, облизывая и вновь целуя, боготворя каждый сантиметр моей кожи. Никто еще так не делал, раньше меня просто быстро трахали, не тратя время на прелюдии.

— Боже, твоя кожа! — его голос дрожал, когда он приставил свой член к моему входу. — Как же хорошо.

— Войди в меня, Вейнрайт, — взмолился я, — пожалуйста. Я больше не могу. Мне это нужно.

— Я знаю, — прорычал он, и я услышал звук рвущейся фольги, когда его рука с длинными пальцами обхватила мой ствол.

Я начал задыхаться.

— Ты дашь мне кончить.

— И не раз, — пообещал он и вошел в меня.

Парень был огромным. Я даже подумать не мог, каким он может быть большим, пока не оказался натянут на него. Было больно, и я уже хотел попросить его остановиться, как он начал гладить мой член одной рукой, а другой сжал мне левый сосок. Скольжение одной его руки и движение пальцев другой на моей груди в сочетании с равномерными и непрерывными толчками заставили меня передумать.

— Я войду в тебя до конца и трахну так сильно, что ты будешь чувствовать меня не один день.

Мой предэякулят сочился на его пальцы.