Я сделал глубокий вдох через нос, чтобы не заорать на него в ответ. Я был менеджером по рекламе во всей Области залива Сан-Франциско — для двадцатичетырехлетнего парня довольно неплохой результат. Головной офис каждый месяц предоставлял определенный бренд для продажи, и я обычно получал их список за шесть недель до начала рекламной кампании. В мои обязанности входило определение маркетинговой концепции для нашего региона, решение задач типа: какой товар в рамках определенной линии следует выдвинуть на первый план, как будет выглядеть его раскрутка, а также размещение рекламы внутри торгового комплекса. Будучи натурой творческой, я с самого начала едва обращал внимание на указания, что мне присылали, — все делал по-своему, импровизируя, добавляя свое, улучшая. Мне нравилась идея, что при входе в магазин люди попадали бы в совершенно другой мир: будь то путешествие на космическом корабле через звездное небо, прогулка по лесу или погружение на дно океана — это было моей целью. После того, как мой подход дал хороший результат, отразившийся на увеличении продаж, и, как следствие, дал постоянный рост прибыли, мне предоставили полную свободу действий над каждой рекламной кампанией. Ко мне даже присылали других менеджеров, чтобы они поучились у меня, но, как оказалось, для успеха необходимо просто делать очень много работы, что для них было неприемлемо. Как мне сказали, причиной моего успеха было также то, что я подвешивал свои творения к потолку. И действительно, я обожал крепить их так высоко, как только мог, поднимаясь по лестнице.

— Круз! Надо было поставить леса, если ты собирался забраться на такую высоту!

Я почувствовал, как мой правый глаз начал дергаться. Он указал на поддоны под ножками лестницы:

— Что, если что-нибудь передвинется или… А ну спускайся, чтобы я мог нормально с тобой разговаривать!

Он был таким нудным.

— Я должен надеть эту туфлю, — объяснил я, кивая в сторону женского манекена, легко парящего навстречу мужскому, подвешенному на высоте восемнадцати метров над полом. Мой мальчик держался вверх ногами за качели-трапецию, готовый поймать девушку, летящую ему навстречу с раскинутыми для объятий руками без всякой страховки, тем самым изображая абсолютное доверие и любовь. Это был день Святого Валентина, в конце концов.

— Нет, — рявкнул он, и я заметил, как крепко он держит лестницу, — быстро слезай!

Он не был моим боссом. Мой начальник — Джошуа Мид, менеджер флагмана Толливеров с Юнион-Сквер, который, кстати, находился сейчас неподалеку. И в этом не было ничего удивительного: я заставил его сильно понервничать, забравшись на такую верхотуру.

— Если волнуешься, то подержи.

— Круз!

Я опять поднялся наверх, едва держась за балку кончиками пальцев, потянулся всем корпусом, пытаясь левой рукой достать… достать ногу манекена, затем вытянул правую руку с Золушкиной туфелькой и надел ее.

— О боже мой! — послышался снизу чей-то изумленный выкрик.

Отвлекшись на него, я на секунду потерял равновесие и опустился на левую пятку вместо того, чтобы потянуться на носочках.

— Сиван!

Это уже возглас Гвен за прилавком магазина косметики «Clinique» прямо подо мной. Красивая девочка, фарфоровое божество, плохо, что от ее дыхания обесцвечивались картины.

— Я в порядке, — крикнул ей.

Поставив обе ноги на ступеньку, я начал спускаться вниз. Но мне пришлось остановиться на полпути, так как Уолтер по непонятным причинам все еще держал лестницу.

— Может, отойдешь? — ехидно предложил я.

Он сжал челюсти, а я, как обычно, засмотрелся на его бицепсы и трицепсы, бугрящиеся под обтягивающим свитером. Действительно, его тело было потрясающим: широкие плечи, рельефные мускулы, узкая талия и длинные ноги. Ему бы следовало лежать голым подо мной уже очень давно. Проблема была в хмуром взгляде и голосе. Так же как и в том, что он был натуралом.

Я ухмыльнулся. Он, недовольно проворчав, отошел в сторону, так что я смог спуститься. Оказавшись на полу, я был вынужден откинуть голову, чтобы встретиться с его разгневанным взглядом. При моем росте в метр семьдесят пять против его метр девяносто это было необходимо.

— И?

— Поддоны не рассчитаны на то, чтобы удерживать тяжести, — указал он на мое гениальное творение.

— Я связал их веревкой, — для наглядности я ухватил его за запястье и притянул к своему, чтобы показать, как я их соединил.

— Не в этом дело! — сказал он, вывернув руку из моего захвата так, что его большая ладонь легла на мое предплечье.

— Я…

— Заткнись, — выдавил он, дергая меня на себя.

Я резко выдохнул, потому что был вынужден положить руки на его живот, чтобы не навалиться, и то, что я почувствовал под моими ладонями, было твердым и рельефным. Без сомнения, несмотря на то, что Уолтер Вейнрайт был той еще скотиной, его мощное телосложение сводило меня с ума.

Он продолжал меня отчитывать:

— У тебя еще должна гореть задница после того номера, что ты выкинул в прошлом месяце. Я тогда посоветовал мистеру Миду тебя выгнать.

Наверное, я должен был разозлиться. Но я стоял, вцепившись в него, вместо того чтобы уйти прочь, и млел от приятного ощущения жара и твердости его пресса. Он придвинулся ближе, прижимая меня к себе. Подняв руку к моей щеке, он ее тут же опустил, так и не дотронувшись.

— Ты падал с двенадцатиметровой высоты.

Я шагнул назад, отстраняясь и с сожалением ощущая потерю тепла.

— Ты шутишь? Я падал в точности, как это сделал бы Джеки Чан.

— Кто?

— Ты не знаешь, кто такой Джеки Чан?

Он вновь напряг скулы.

В тот раз было забавно. Я вешал гигантские (четыре на четыре фута*) звезды в открытом атриуме тридцатиметровой высоты, внося свой вклад в творчество Ван Гога, создавая очень звездную «Звездную ночь», когда моя страховка оборвалась. Я запаниковал на мгновение, но, имея координацию как у паукообразной обезьяны, во время падения схватил один из тех тяжелых шелковых баннеров, что развесил за день до этого. Я подпрыгнул, перекувырнулся и аккуратно соскользнул на пол под громкий свист, вскрики и громовые аплодисменты. И лишь единственный человек опустился на одно колено. Я еще ни разу не видел, чтобы лицо Уолтера, великолепного пляжного мальчика из Калифорнии, имело такой серый цвет. Даже в конце зимы его волосы и кожа были золотистыми. Но не в тот день…

Я украдкой взглянул на него.

— Ты мог умереть! — проревел он.

Я опроверг его опасения:

— Нет.

— Да, — он резко выдохнул.

Минуточку…

— Ты должен прекратить так рисковать, — в его голосе звучало одновременно отчаяние, грусть и мольба.

Что я должен?

— То есть… — он жестко провел рукой по своим коротким густым темно-русым волосам. — Ты должен перестать заставлять так быстро биться мое сердце каждый раз, как ты поднимаешься по лестнице.

Сердце… о боже мой. Два года криков, ворчания, жалоб, угроз и обзываний меня круглым идиотом при каждой встрече вылилось вот в это? Он пристально смотрел на меня, обхватив свои плечи руками и немного дрожа. О, ради всего святого, я думал, что умнее.

— Что, если бы поддоны сдвинулись? Что, если бы лестница откинулась на-на-назад, — стал он заикаться. — Ты не можешь больше продолжать ходить здесь с важным видом в своих наушниках, улыбаться всем подряд и не понимать, какой опасности ты подвергаешь свою жизнь.

— Ходить с важным видом? — спросил я насмешливо.

— Ты меня вообще слушаешь? — проскрежетал он.

«Нет, конечно нет», — подумал я, шагнув вперед и положив руку ему на бедро.

Он судорожно вздохнул, и я поразился, каким слепым я был до сих пор.

— Ты хочешь, чтобы я стал осторожнее, — дразнил я его, в то время как моя рука, пройдясь по тонкому свитеру и скользнув под ремень, смогла коснуться его горячей гладкой кожи, — потому что я ходячая собственность компании?

— Что? — попытался он сосредоточиться на сказанном. Уолтер был возбужден, и это было охрененно.

— Ты не хочешь, чтобы на Джоша и компанию подали в суд, когда я на кого-нибудь свалюсь.