Первыми были вынуждены навсегда опуститься на землю летающие аппараты всех мыслимых конструкций: иссякли нефтяные скважины, выдавив из себя, словно черные бессильные слезы отчаяния, последние капли, и самолеты и флаеры остались без топлива. Затем - словно бы с разгона наткнувшись на бетонную стену - по тем же причинам остановились автомобили. Конечно, оставались еще электромоторы и солнечные батареи, но для аккумуляторов требовались свинец или серебро, а для двигателей и кузовов - чугун, металл, пластмассы...
Наконец, прекратили движение по стальным колеям дольше всех сопротивлявшиеся электровозы. Застыли, беспомощно опустив загребущие ненасытные ковши, экскаваторы в железорудных карьерах; опустели выработанные до донышка каменноугольные шахты и разрезы; остыли без кокса доменные печи; замерли прокатные станы и нечем стало заменять изношенные, истончившиеся рельсы...
И все эти бывшие богатства земных недр, накопленные запасливой природой за миллионнолетия ее развития, теперь чесоточной коростой, зловонными гноищами покрывали необозримые пространства почвы, которая могла бы плодоносить и родить хлеб... Последние ростки жизни душили мерзкие невостребованные отходы цивилизации, бесполезный шлак перегоревшей человеческой гордыни. Вот почему в пору Осенних Ярмарок на старинный городской тракт, когда-то лоснящийся сытым асфальтом, а сейчас раздолбанный, изгрызанный рытвинами и колдобинами, на пыльную сорную и жизнестойкую траву падали из-под лошадиных хвостов пахучие яблоки конского навоза. И в них, еще теплых от лошадиной утробы, лениво копались неистребимые воробьи...
Между гранитными набережными, где когда-то, безусловно, свободно текла широкая полноводная река, теперь вяло колыхался бурый от грязно-зеленых водорослей дурнопахнущий студень... Нo и сами набережные, украшавшие берега роскошными широкими парапетами и изысканными полукруглыми спусками к воде, - теперь напоминали челюсти с прогнившими или выбитыми зубами: многих каменных блоков недоставало. А некоторые, выкрошившись из стройного гармоничного ряда своих собратьев, валялись тут же, тяжелые, забытые, никому не нужные.
А над бывшей водой, над мерзкой вязкой жижей, в нескольких местах еще угадывались, словно призраки, бесполезно парящие в воздухе, арки бывших мостов, рыжие от ржавчины...
- Мне душно здесь, сынок, - вдруг сказал Отец каким-то новым, незнакомым голосом, точно что-то сдавливало ему горло. - Здесь сам воздух словно бы пропитан печалью...
- Печалью? - повторил Сын незнакомое ранее слово: ведь он прожил всего один жизненный цикл.
- Я знаю историю этого Города, сынок... Это был один из самых прекрасных Городов на нашей планете. Его построили самые лучшие архитекторы из самых лучших материалов на берегу сказочно красивой реки. И эту реку питало чистейшей водой огромное пресноводное Озеро. Люди сначала бездумно отравили отходами Озеро. Озеро отравило Реку. Отравленные воды Реки пошли в городской водопровод... И Город сам, своими собственными руками умертвил себя. И, одичав, разграбил музеи с неисчислимыми сокровищами и картинами великих мастеров, и залил нечистотами книгохранилища, и превратил в мусор великолепные строения...
Взгляд Мальчика как раз остановился на изглоданном, выщербленном каменном строении на противоположном берегу, с черными провалами высоченных сводчатых окон, все еще, из последних сил, тянувшемуся к небу. Над ним, видимо, когда-то гордо поднималось в облака золоченое острие. Теперь же этот стройный шпиль представлял собою проржавевшую решетчатую конструкцию, под непосильным гнетом времени и невзгод она согнулась в виде огромной буквы "Г". Кое-где, случайно не сорванные злыми ветрами и ливнями, сохранились металлические листы со следами золочения, - словно бы одинокие чешуйки на боках большой рыбы, недоочищенной хищниками и догнивающей на общей свалке...
И то, что было некогда крестом или изящным флюгером, который весело поворачивался на все стороны света от вольного свежего ветерка, - теперь тупо указывало вниз, на захламленную, обезображенную землю...
- Зачем мы приехали сюда, Фазер? - поежившись от внутреннего ужаса, тихо спросил Мальчик. - Это же мертвый Город! Совершенно мертвый... Отец отрицательно покачал головой:
- Ты ошибаешься. Большинство городичей скрываются в подземных туннелях старинных древних подземок - сабвеев... Когда-то здесь ходили под землей быстрые поезда
- составы самоходных повозок, перевозившие людей из конца в конец Города. Вот в этих норах укрывается от дождей и зимних морозов городское отребье. Кроты, которые прячутся от солнца...
- Как же они живут? Чем питаются?
- Городичи торгуют железом. И еще многим. Обменивают на еду. И существует также могущественный тип ремесленников. Они умеют резать и сваривать металл. И делают котлы для Источников Жизни, строго храня свои секреты... ...Из многоколонного здания с рухнувшими перекрытиями, провалившейся крышей и следами пожара на стенах с гортанными криками вылетало траурное жирное воронье. Из оконных провалов высокого первого этажа, в которых еще угадывалась стройная аркада, на дорогу выползала клейкая заплесневелая масса, - грязно-серая каша, издали похожая на подтаявший весенний снег.
- Что это, Отец? - спросил Мальчик.
- Когда-то здесь находилось главное городское книгохранилище... - отрешенно ответил Отец. - Да... Биб-ли-о-те-ка... - произнес он по слогам торжественное слово.
- Библиотека... - повторил Сын еще одно незнакомое понятие. - А для чего... для чего люди в городе хранили... столько книг?!
- Раньше они считались источниками знаний...
- Как вода - Источник Жизни?
- Примерно так. Но они были недолговечными и неудобными в обращении. Ведь были книги тяжеленные, толщиной в три-четыре пальца!
- Ну уж... - недоверчиво хмыкнул Сын. - Трудно в это поверить...Такую книгу надо изучать в течение нескольких циклов жизни... Отец не ответил. Тем более любая дорога, даже самая плохая, рано или поздно кончается: их дорога незаметно вливалась в обширную Рыночную площадь. Она понравилась Мальчику непривычным простором, на котором могло бы легко разместиться все их селение. К тому же здесь было много людей, одетых причудливо и непривычно, и множество товаров и вещей, совершенно не известных ему. Его удивило, что в самом центре Рыночной площади стояла гигантская глыба серого гранита, на вид совершенно бесполезного, вытесанного в виде вздыбленной волны. Из нее сиротливо торчало несколько больших ржавых штырей. И все... Может быть, когда-то на этой глыбе возвышался какой-нибудь памятник... Интересно - кому?! Лотки с товарами почти вплотную упирались в огромное прямоугольное каменное здание древнего Храма с двойными рядами очень красивых полированных красноватокоричневых колонн по всем четырем сторонам здания. Стены его - из отшлифованных мраморных блоков - были частично разрушены, либо разобраны для очередных нужд. Впрочем, гранитные полированные колонны тоже уцелели не везде - множество их обломков валялось на земле.
Широкие величественные ступени Храма были загажены сверху донизу, и зловонные нечистоты липкой смрадной массой стекали к площади. Впрочем, на этот запах никто не обращал внимания. Мальчику захотелось зажать нос...
...Перед одним из продавцов - диким, волосатым существом, от которого сильно пахло
- лежала кучка черных предметов, отдаленно похожих на грибы: с тонкой ножкой и толстой округлой шляпкой.
- Что это, Отец? - тихо спросил Мальчик.
- Айрон... - ответил Отец. - Железо. Части изношенных старинных механизмов. Они называются: болты. Видишь - резьба? Раньше, давным-давно, эти болты скрепляли какое-то сооружение.
- Бол-ты... - прошептал Мальчик. - Смешно: бол-ты...
- Пять паундов муки... Это хорошая прайза! - предложил Отец продавцу. - Даю за твой айрон... пять... - и он поднес к бородатому лицу торговца растопыренную пятерню. Глаза того блеснули из волосатых зарослей и он согласно закивал головой...
