Уже не казавшиеся странными слова переплетались с прикосновениями, скользившими по телу и душе Анны, снимающими слой за слоем – истончая кожу и делая ее более чувствительной, а душу – прозрачной и чувствующей, как крыло бабочки. И девушке казалось, что она почти уже понимает все и чувствует все, что необходимо. Она прикрыла глаза и тихо выдохнула, полнясь ожиданием нового всплеска боли и наслаждения.

    – Много людей... – почему-то это звучало так сладко. И вкусно.

    – И каждый из них в нашем распоряжении, – Атоли толкнул девушку на кровать, опускаясь перед ней на колено и стягивая узкую обувь со стоп, чтобы поцеловать щиколотку и провести по выступающей косточке языком. Стеснения король никогда не ведал, а в играх с Анной не упускал ничего – попробовать, искуситься, запятнать черной похотью ее слабое человеческое тело... как это увлекало монстра, давно спавшего в глубинах смерти, а сейчас выползшего наружу и подпитывающегося от Учинни.

    – Звучит соблазнительно, – Анна зазывающе улыбнулась и вытянула вперед ногу. Она знала, что Король увидит ее улыбку, но как именно отреагирует – каждый раз это было загадкой, которая заставляла предвкушать. О том, что она, в конце концов, может лишиться жизни, девушка, полностью погруженная в морок странных отношений, даже и не думала.

    – Соблазн для юной плоти так понятен, – язык извивающимся бесстыдством, провел выше под колено. Король стянул девушку на край кровати, поднимая все выше складки платья и проводя по белым бедрам черными пальцами чудовища, которое предпочитает убивать, а не играть.

   Бедра Анны манили, и Атоли с удовольствием добрался до промежности, чтобы несколькими скользкими языками проталкиваться в лоно и анус.

   Девушка задрожала и ахнула, раздвигая бедра и подаваясь навстречу своей участи. Люди, города, жизни, судьба – все это становилось совершенно неважно в такие моменты. Она жаждала только одного – своего господина, и эта жажда кружила вокруг с шуршанием сухих осенних листьев.

   Познание увядания не сулило Анне возвращения в мир живых. Уже полнилась комната тихим шелестом. Уже ласковые языки-черви глубоко входили в ее податливое тело, наполняя слизью, уже сильные лапы сдавливали талию и бедра, и у чудовища отрастало тело и вторая голова, из которой появлялись челюсти, которые обхватывали девушку плотно и жадно, вонзаясь зубами в ее белую плоть, как будто собирались перекусить пополам.

   Король впивался длинным отростком в рот Учинни, пока пошлые звуки проникновения не начинали напоминать чавканье, а затем проталкивал в ее горло склизкое нечто, забирая дыхание только себе.

   В этот момент король походил на чудовищ, бродящих вне тропы, которых так испугалась Анна. Но теперь девушку это не волновало. Ее почти жрали – жадно и неторопливо, а она – она мычала от боли, не в силах ничего сказать, все глубже увязая в путах искусственно рожденной и подогреваемой похоти, и отдавала себя, пока не теряла сознание от наслаждения.

   Только тогда, на грани у смерти, король отпускал добычу, укладывал влажную на кровать, сдирая разложившиеся ошметки платья, и давал возможность вернуться в момент возрождения – когда открываешь глаза и смотришь на мир заново – иначе, изучая детали, раньше казавшиеся ничтожными.

    – Ты хочешь есть? – извечный вопрос Атоли, сулящий кровь и боль живых существ.

   Анна медленно провела языком по губам, слизывая приторные капельки пота, крови и слизи. Каждый раз она приходила в себя чуть-чуть другой, постепенно отдавая свою человеческую сущность, заменяя ее дарами короля. Но пока все еще оставалась человеком.

    – Да, – улыбнулась девушка и повернулась на живот, потягиваясь и без всякого стеснения демонстрируя себя.

   – Утопившись в бокале вина, как в отраве, разве можно напиться, коль пробуешь...кровь? – Атоли, медленно обретающий черты тонкокостные, повалился рядом со своим ночным мотыльком, как пресыщенный паук. – Предлагаю отправиться в оперу и сразить столичное общество вольным нравом нашей близости. Выбирай себе, кого захочешь, Анна.

   Слова, приведшие бы девушку раньше в ужас, воспринимались как само собой разумеющееся. Можно было бы, наверное, сказать, что Анна просто не задумывалась над их смыслом, покорно идя по канату, протянутому Королем над смертельно-опасной пропастью. Малейший неверный шаг – и разобьешься. Разве можно в таком состоянии задумываться хоть о чем-то? Нет. Можно только идти без раздумий вперед.

    – Опера – это просто чудесно, – улыбнулась девушка.

    – Ты ведь любишь красивую музыку, красивые голоса, красивых марионеток, – шепот скатывался с губ Атоли, как змейки, проникая в уши девушки необыкновенным искушением вечной жизни, вечного страдания и такого же безусловного наслаждения потом, когда приходит король и забирает часть дыхания, приучая к своим изыскам смерти. – Надо выбрать тебе наряд, но в этот раз я доверюсь тебе... Хочешь пройтись по городу? Без меня?

   Анна задумалась. Одна? Это звучало крайне странно и непривычно. "С каких пор, Анна?" – прошлось шелестящим теплым шепотом по краю сознания, однако девушка привычно отмахнулась от мысли.

   Однако "пройтись одной" звучало крайне соблазнительно. Она покусала губу и чуть сморщилась, когда лопнула одна из только что затянувшихся ранок.

    – Да, хочу, – в голос не слышалось напора или просьбы. Только ответ на заданный вопрос.

    – Обещаю не следить за тобой, пока ты сама не позовешь меня, – король повернулся и прижался бедром к любимой мухе, заставляя ту соскользнуть и упасть с кровати. словно ее выпроваживали или затеяли какую-то новую опасную игру. – Ты же сможешь подобрать наряд, который удивит и порадует меня и в опере и после нее? – полюбопытствовало чудовище.

   Анна задумалась. Король явно хотел от нее чего-то добиться, только что именно – этого девушка пока не могла понять. И надеялась, что ключевое слово – "пока".

    – Я удивлю, – она улыбнулась чудовищу, почти вернувшему человеческий облик. Лишь лицо все еще оставалось похожим на потрескавшуюся старинную маску.

    – Попробуй! – король не сомневался в Анне, но видел в ней всего лишь девочку, которая чуть подросла и нарастила чуточку мяса на тело. В остальном, наивная, послушная, робкая, она заслуживала жизни чуть больше, чем смерти, и ревность к радостям жизни неимоверно злила короля, который с трудом отпустил Учинни в город.

   Еще труднее – не следить. Как не пойти по следу? Лишь погрузившись в мрак, где задаешься единственным вопросом – так ли драгоценная дарованные красота и юность, за которой следует медленное увядание?

   Анна, особо не задумываясь, облачилась в одно из платьев и вышла.

   Карета медленно катилась по улицам, позволяя рассматривать толчею большого города, забитого домами, людьми, лошадьми и смрадом, висящим, казалось, тонкой дымкой повсюду. Анна, обоняние которой стало намного лучше, чем раньше, приходилось морщиться и закрывать нос надушенным платом, как нервной истеричной даме, дабы не задохнуться в местах особо скопления людей. Столица ей не нравилась. Притягательные запахи забивались неприятными, от чего хотелось вернуться обратно, однако она обещала удивить Атоли, а обещание нужно держать.

   В конце концов, карета выехала на одну из центральных торговых улиц, и в глаза девушке бросился богато украшенный магазин, в блестящих витринах которого были выставлены необычного фасона платья. Анна приказала остановиться и еще раз внимательно глянула на витрины. Как ни странно, вокруг почти не было народа, что подтверждало и так чувствующуюся неприличную дороговизну продаваемых нарядов.

   Выбор магазина оказался сделан. Теперь предстояло найти что-то, способное удивить Короля.

   В богатом магазине царила атмосфера истинного тщеславия, коим страдают все столичные модницы из высшего общества. Парочка барышень крутилась у золотого платья, бездарно украшенного вычурной вышивкой. Они никак не решались его померить, а наблюдавшая за обсуждениями продавщица – дама в возрасте, сильно напудренная и с грузной фигурой, где выдавалась исключительно массивная грудь, закованная в корсет темного платья, – наблюдала со стороны. При появлении новой покупательницы она перевела взгляд на Анну и застыла на мгновение, чтобы потом надеть приветливую улыбку на дряблое лицо.