– Какие свидетели? Какой документ?

– Меня на вокзале в Туапсе задержали, когда я только приехал. Тогда еще документы были при мне. Отпустили. Но в каких-то протоколах я фигурирую. В них по билету время приезда отмечали.

– Получается, тебя похитили, заставляли работать, били, а ты, вырвавшись на свободу, даже не сделал попытки позвонить ну… домой, друзьям, жене. Тебя же должны искать.

– В том-то и беда, что искать меня не будут. Даша, давай, прервемся.

– Ну, хоть откуда ты?

– Есть такой известный каждому интеллигентному человеку в нашей стране город – Урюпинск. Слышала?

– А есть еще Мухосранск. А в Урюпинске я была. Там раньше стояла танковая дивизия. Мой двоюродный дядька генерал ей командовал. Могу сказать только одно: исключая моего дядьку и его жену, держать вилку в левой руке, а нож в правой умеют там от силы человека три. Да и на казака ты не похож.

– А там живут казаки? Не знал. Как ты сказала: Мухосранск? От него на северо-запад, как раз будет город, из которого я приехал. А причина… причина банальна: меня подставили.

Он как-то так это сказал… в тональности мелькнуло нечто, некий скорбный флер. Будто бойкое вранье превратилось в проникновенную легенду, как только автор поведал о себе страшную для себя самого правду.

– А у тебя дядька точно генерал?

– Он давно на пенсии. Меня к ним мама один раз на лето отвозила. Я еще маленькая была.

– И как там, в Урюпинске?

– Пыльно.

Даша выбралась из кресла, отнесла, сполоснула и поставила в шкаф антикварную чашку, зашла в ванную и открыла кран. Все время пока набиралась вода, она просидела на бортике ванны. Разговор с Сергеем отравил что-то внутри. Расхотелось продолжать.

А что, – спросила она себя, – было бы лучше, окажись он замешанным в криминал? И вообще, ты непростительно распустилась. Разнюнилась. Два года жизни на периферии нормальных человеческих отношений, кажется, должны были закалить, нарастить шкуру, что бы никакие сантименты не пробивали. Есть жизнь, а есть книжки, в которых про нее все врут. Вот и живи себе: утром работа, вечером – бабский романчик в мягкой обложке. Все остальное – лишнее.

А по утру Даша проснулась, лязгая зубами. Пока лежала, закутавшись в пуховое одеяло, все казалось нормальным. Но стоило выбраться, моментально замерзли плечи и нос. С вечера она не стала добавлять отопление. За ночь в природе произошел отрицательный сдвиг. Сплошная серость за окном – что сверху, что снизу – сменилась тусклой белизной. И нешуточной стужей.

Сунув ноги в теплые тапочки и закутавшись в халат, она побежала в бойлерную. Гость спал, с головой накрывшись одеялом. В довольно просторном холле было еще холоднее чем в спальне. И сыро. Стены не успели как следует просохнуть. От них несло стылостью.

Термометр на панели котла отопления показывал двадцать пять градусов. Вчера этого было вполне достаточно для комфорта, сегодня – только чтобы не замерзнуть. Не дрогнувшей рукой Даша перевела стрелку на цифру пятьдесят. Со счетом за газ в конце месяца она рисковала вылететь в трубу, но мерзнуть, кутаться в три кофты и греть руки о чашку с чаем, как в прошлом году – больше не собиралась.

Весь предыдущий год прошел под очень большим и очень вопросительным знаком надежды. Достроит, не достроит, успеет сделать крышу, не успеет, проведет отопление, не проведет? Успела, достроила, провела. А свист в карманах – дело привычное. Она перетерпит трудные времена, как уже бывало, и заработает.

– Мне мерещится, или стало теплее? – спросил Сергей из одеяльного кокона.

– Угу. Вылезайте.

– Что за бортом?

– Зима.

Двор занесло. На газоне лежал пухлый сугроб. Дорожка напоминала блестящий поток замерзшего молока. К этому бы светопреставлению, да солнышка! Но в небе оставалось тускло, а над землей завывал ледяной ветер. Соседский банан, который еще вчера выстреливал из-за забора фонтан листьев, исчез – замерз, сложил крылья в неравном бою с морозом.

– И чем это нам грозит? – поинтересовался гость, высовывая из одеяла нос.

– Вам – ни чем. А мне пора на работу.

Даша нашла трубу и позвонила в регистратуру. Два вызова оказались рядом, на соседней улице, еще два – ближе к центру. Добраться туда по обледенелым горкам без посторонней помощи было невозможно. Хорошо, что у нее давно и прочно сложились отношения с МЧС. Шеф спасателей выслушал ее причитания, поговорил с ребятами и велел выходить. По вызовам она поедет на вездеходе.

За рулем сидела Ванек. Даша вскарабкалась на высокую обледенелую ступеньку, и почти ползком забралась в кабину. Ванька и не подумал помочь, дождался, пока Даша заберется, поржал над ее неловкостью и двинул машину на разворот.

– Злой ты, Ваня, – констатировала Дарья.

– Неа. Я справедливый. Ты бы видела, как я на твою горку пер. Все, думал, прындец, снесет к епоной матери. Еп – тыть! Держись!

Махина военного газона не поехала, а заскользила по крутой наклонной плоскости, помаленьку набирая скорость. Даша зажмурилась. Они точно разобьются. Высокий каменный забор впереди станет ее последним пристанищем.

Она до онемевших пальцев вцепилась в скобу на передней панели, и, когда катастрофы не последовало, даже немного удивилась. Машина вырулила из узенького переулка на обледенелое, но уже присыпанное песочком шоссе.

– Боисся? – ехидно поинтересовался Ванек.

– Боюсь, – честно призналась Даша.

– Так отказалась бы. Ваши ни один сегодня на работу не вышел. Все по домам сидят. Ты одна у нас, мать, героиня.

– Мне никто не сказал… а теперь уже все равно.

– За что я тебя люблю, так это – за покладистость.

Даша постоянно и неизменно отказывала Ваньку во взаимности. Тот по началу удивлялся, а потом устроил из своих притязаний что-то вроде куриных гонок – не догоню, так согреюсь.

– Я тебя тоже люблю, – торопливо согласилась Даша. – Останови за поворотом. Подождешь?

– Если Палыч по авралу не погонит, дождусь. А, может, поедем ко мне? Банька, там… то, се…

– Тогда можешь не дожидаться. Дальше я как-нибудь сама.

– Ну шо ты сразу в бутылку лезешь? Я ж так – по-дружески.

Даша неловко совершила обратный маневр и свалилась на оледенелую дорожку.

– Не убилась? – донеслось из кабины счастливое ржание Ваньки.

– Да тебе-то что! – она кое-как встала на ноги, стиснула зубы и посеменила на вызов. Побаливал ушибленный локоть. Ноги разъезжались.

Все коллеги, оказывается, дружно засели по домам. Она одна такая правильная. А на планерках, что ни понедельник заведующий отделением обязательно либо делал замечание, либо вообще выговор. Даша по началу отбрехивалась, потом сообразила, что это стиль руководства: найти козла – в данном случае козу – отпущения и демонстрировать свою власть. При том, что сам начальник являл пример туповатого, жадного, молодого карьериста. Будучи лет на семь моложе Дарьи, он не упускал случая указать ей кто в отделении хозяин, хотя толком ни кардиограммы ни рентгенограммы прочитать не мог.

Больной оказалась бабушка слегка за восемьдесят. Первым делом она сообщила Дарье, что вызывает милицию.

– А что у вас случилось?

– Это у вас случилось! – заорала глухая старушка. – Я когда врача вызвала? А вы когда пришли?

– На улице гололед, – попробовала успокоить ее Даша. – Добираться трудно.

– Я вам устрою! – Не сдавалась бывшая фронтовичка. – Я вам на работу напишу, чтобы вас пропесочили, как следует.

– Что у вас болит?! – тоже заорала Дарья.

– А ты на меня не кричи! Моду взяли, кричать. У меня все болит. Голова болит, ноги болят, спина болит…

Было бы странно, если бы у тебя ничего не болело, – про себя огрызнулась Дарья, присела за стол и достала из сумки фонендоскоп, тонометр и книжечку рецептов. Даша выслушала еще вполне крепкое старушечье сердце и померила давление. Пациентка результатом оказалась недовольна и опять понесла медицину по кочкам. На крики из кухни вышел внук Валентины Макаровны. Он был ровно в два раза моложе бабки, и трезвым его Даша пока не видела.