– У него белая горячка, – кое-как промямлила Даша. Она вдруг вся обмякла. Спина сгорбилась, свесились руки.

– Я обязан проверить! – Дениска, отодвинув хозяйку с дороги, ринулся к дому.

Ну и пусть, – решила Даша. Все, хватит! Она больше не может. Пусть найдут. Пусть все уже как-то кончится!

И потащилась следом.

Не озаботившись осмотром первого этажа, представитель закона сразу проследовал на второй.

С утра Денис Петрович успел поправить здоровье. От него сдавало уже не только вчерашним, но и свежаком на старые дрожжи. Чем дольше он находился в теплом помещении, тем сильнее его развозило.

– Печку, значит, вчера топили, – продемонстрировал он чрезвычайную наблюдательность, так низко склонившись к топке, что голова чуть не перевесила.

– Топила.

– Может быть, сами покажете, где у вас скрывается лицо негритянской национальности?

– Вон там. Если плохо видно, могу включить свет.

Слабенькая подсветка делала маску еще рельефнее.

Даша оторопела: губы у Дениса Петровича сложились в совершенно идентичную гримасу.

– Это что? – выговорил он шепотом.

– Сувенир. Пьяный гражданин Сигарук увидел и испугался.

– Да тут не только пьяный, тут трезвый… вы это мне бросьте. Вы это уберите. Людей, понимаешь, пугать!

Но стоял как приклеенный, пялясь в слепые глаза африканского идола. Наконец оторвался, затравленно зыркнул по сторонам и чуть не бегом направился к выходу.

Ворота Даша заперла со всем возможным тщанием. Хотя какой от них прок? Ноздря вон перемахнул и не споткнулся. Но он шел на автопилоте, в состоянии аффекта, можно сказать.

Она по ходу прихватила вонючую бичевскую куртку, которая так и валялась у порога – на нее участковый как раз внимания не обратил – дотащилась до сарайки и закинула внутрь.

Путь в тепло занял целую вечность. Дарья успела продрогнуть. Глаза слезились то ли от ветра, то ли от накипающих слез.

Пусть бы они все провалились! Но, представив, что осталась на земле совершенно одна, Даша чуть не расплакалась по-настоящему. Месячные что ли скоро? Вроде нет. Просто все плохо. И страшно. И тошно. Тусклый день, тусклые, пьяные всю бездельную зиму соседи, надвигающийся сезон, в который не увидишь ни моря, ни солнца. Будешь пахать, не поднимая головы, потому что количество пациентов на три летних месяца увеличивается в десять раз. И надо успеть заработать на всю зиму. Дома в цивилизованной уральской «глуши» она даже представить себе не могла, что можно уставать до обмороков.

– Садись. – Сергей пододвинул к камину кресло. Пламя в топке уже скакало по щепочкам, из-за экрана накатывали волны тепла. – Я чайник поставил. Тебе пора устраивать реанимацию.

Она не собиралась плакать. Само полилось. Но не скрючилась, не затряслась в спазмах, так и сидела с прямой спиной. Слезы не катились по щекам – бежали широкими дорожками. Потом в руках оказалась ее любимая утренняя чашка из тонкого до прозрачности фарфора.

Даша ее купила лет десять назад в антикварном магазине. Витюша, помнится, тогда долгое время пребывал вне себя от ее транжирства. За паршивую чайную пару жена заплатила столько же, сколько стоил сервиз из темного небьющегося стекла. У соседей по подъезду уже имелся такой. А у них – вот! – чашка с блюдцем.

Зато, какое было наслаждение каждое утро брать в руки изысканно легкий, почти прозрачный, белый с неуловимым розоватым бликом фарфор, в котором даже банальный чай из соседней лавки имел более тонкий аромат.

Даша обхватила пальцами теплые края с едва заметным рельефным узором.

– Спасибо.

Сергей стащил с дивана плед и прикрыл им Дашины ноги.

– Согрелась?

– Спасибо.

– Я рад.

– Чему?

Слезы уже перестали бежать, но ресницы слиплись. Изображение морщилось и расплывалось.

– Ну хотя бы тому, что мы наконец-то перешли на ты.

– Временно.

– Пусть. Даже если на полчаса – все равно приятно. Можно, я тут на коврике прикорну?

– Ты как кот все время жмешься к теплу.

– Не поверишь, я за последние месяцы намерзся на десять лет вперед. Не знал, что на черноморском побережье можно от холода вульгарно дать дуба, как например в Амдырме.

– Там быстрее. Раз, и ты сосулька. Почти безболезненно.

– О, чувство юмора проклюнулось. Тебе чаю добавить?

– Я еще этот не выпила.

Даша нашарила в кармане платок и промокнула глаза. Ну, чего, спрашивается, разревелась? Вспомнила физиономию участкового и прыснула.

– По какому поводу веселье?

– Рожа у гражданина начальника точь-в-точь, – она кивнула в сторону маски, – будто в зеркало посмотрелся.

– Жаль, не пришлось, увидеть.

– Послушай… я так не могу. Расскажи, как ты тут оказался.

– Легко. Иду я вчера по дороге, смотрю, девушка под дождем загорает с домкратом наперевес. Пришлось оставить все свои дела и поспешать на помощь.

– А откуда ты шел?

– От… верблюда.

Плеснуть бы ему в рожу остатки чая! Но глянула в глаза и раздумала.

– Прости, – решился он после некоторого раздумья. – От того места, где мы вчера встретились, вниз будет такая уютненькая бухточка. Мини рай. С дороги не видно. Кругом лес и скалы. Пройти без дороги практически невозможно, разве, со специальным снаряжением. А тропочка одна. И она, заметь, охраняется. Там строится дом. Целый дворец. Еще есть пара бараков и кое-какая техника. В одном бараке проживает господин капо. Ты его вчера видела. Некто Борис Иванович Клочко. А в другом бараке – двенадцать очень разных человек. Документы у всех отобрали. Работа с восьми утра до восьми вечера. Кормежка два раза в день. От истощения не помрешь, но и не растолстеешь. По субботам – ящик водки. Но в воскресенье – опять на работу. За любую провинность били. За попытку побега били очень больно. Иногда закрывали на сутки в подвале на стройке. Но не дольше – на фига нужен раб, который просто сидит? Несколько человек имели право выхода за территорию. Дрова в лесу собирали. Они вчера и натолкнулись на трупы. И нет чтобы господину капо доложить, я так понимаю, им кто-то из местных по дороге попался, они и разболтали.

– Может, специально, чтобы шум поднять?

– Не исключено. А Борис наш Иваныч вместо того, чтобы контингент в подвал согнать и запереть, охрану с дороги снял и отправил разведать что там и как. Вторая пара вертухаев еще с утра в город укатила. Народ и побежал. Не весь конечно, но пятеро рванули.

– А остальные?

– Документов нет, места тут не шибко гостеприимные, работы зимой нет. Опытный бомж в такой ситуации предпочтет отсидеться, а неопытные, вроде меня… я видел, как двоих поймали. Борис Иваныч лично возглавлял погоню.

– Интересно, – вслух подумала Даша, – Волчков по поселку бегает в связи с трупами или с вашим побегом?

– Одно другому не помеха. Хозяин должен быть или из местных, или тесно связан. А средства уже вложенные в стройку по самым скромным прикидкам выходят за миллион баксов.

– Не понятно. С такими бабками проще было нанять квалифицированных рабочих хоть из той же Турции.

– И привлечь к себе внимание.

– Ну а туда-то ты как попал?

– Понимаешь, сами мы не местные, кошелек у нас украли, ночевать негде… э, э! меня бить нельзя. Я безвредный.

– Хочешь послушать мою версию?

Даша почувствовала, как у нее начали раздуваться ноздри. Имелась такая особенность: в гневе некоторые лицевые мышцы начинали двигаться сами по себе.

– Давай, – согласился Сергей, но чуть отодвинулся.

– У тебя некоторое время назад тут случились разборки. Ты пострелял своих конкурентов, или наоборот компаньонов, но был застигнут на месте преступления тем самым Борис Иванычем. Дядя заявлять на тебя не стал, наоборот, укрыл, работу дал, кормил.... а когда дело получило огласку, ты смылся, бросив благодетеля самостоятельно разбираться с полицией.

– Согласен, со стороны все может выглядеть именно так. И доказательств никаких. Ты можешь с чистой совестью сдать меня своему участковому. Либо пустят по официальной версии, либо отправят обратно вкалывать на свежем воздухе. Второе – скорее. Привязать меня к тем трупам невозможно. Я в ваших краях объявился четыре месяца назад, есть свидетели и даже официальный документ. А трупы почти что ископаемые. Они там гораздо раньше образовались.