Сейчас же, в надежде получить дополнительную информацию о состоянии жены, Грэг остался в госпитале и мог воспользоваться запаркованной около него машиной матери для возвращения домой. К тому же после посещения Лины его энергетические запасы истощились настолько, что даже встреча с малышкой не пополнила их до нормального уровня. Потому использовать свою силу призрака для перемещения в пространстве было бы в данную минуту несколько неосмотрительно. Передвигаться при помощи электроэнергии в его настоящем эмоциональном состоянии было тоже чрезвычайно опасно. В таком расположении духа он мог угодить в место, куда совсем не планировал, в том числе такое, откуда потом не так легко будет выбраться.

Несмотря на то, что мысль у него такая была, Гидрон не присутствовал при рождении собственного чада. Он просто физически не мог находиться одновременно в двух местах. Он был занят осуществлением своего грандиозного плана по захвату души Аделины. Потому он вновь отдал свою роль Джону и нисколько об этом не пожалел. Тот продержался молодцом, и в его лице Габриэлла получила прекрасную поддержку.

Тем не менее при первой же возможности Гидрон отправился проведать новорожденного. В медицинском халате, на нагрудной табличке которого красовалось вымышленное имя некого доктора, он уверенной походкой зашел в палату Габриэллы. Та дремала, и ему не пришлось усыплять ее. Поставив на прикроватную тумбочку гостинцы для мамочки, он подошел к младенцу и внимательно посмотрел на него. Малыш не спал и, словно почувствовав родную кровь, заулыбался мужчине.

– Смышленый, – протянул Гидрон, – и личиком вышел. Есть в кого, – удовлетворительно хмыкнул он, естественно, имея в виду себя.

Он положил ладонь на лоб младенца и попытался понять его сущность.

– К сожалению, немало взял и от матери, – недовольно пробурчал он, улавливая слишком много светлого в его сути, – придется потрудиться.

Он взял дитя на руки и отошел с ним в самый темный угол палаты. Окутав себя дополнительным мраком, Гидрон приложился губами к темечку сына и исчез.

Габриэлле снился тяжелый сон. Она блуждала в какой-то странной пещере, и отовсюду ей слышался шум толпы. Как будто народ собрался поглазеть на некое событие и издает возбужденный гул в предвкушении зрелища. Она никого не видела вокруг себя, но чувствовала, что рядом находятся какие-то существа. Их горящие огнем взгляды выдавали себя. Даже во мраке она видела блеск их неестественно красных, зеленых и черных глаз. Тело ее сковывал ужас, а внутренний голос твердил Габриэлле, что ее малышу угрожает опасность и она должна его спасти. Повинуясь своему материнскому инстинкту, она продолжала двигаться к месту событий. Ей даже послышался плач ее сына, но только она подошла ближе, как ребенок затих и до нее донесся детский смешок.

Размыкая свои ряды, существа беспрепятственно пропускали ее вперед, давая пройти к возвышению. И вот, в огненном свете, исходящем из глаз существа, стоявшего лицом к зрителям, она разглядела огромный продолговатый камень. На нем лежал ее малыш. Она толком не видела его, но, как часто происходит во сне, точно знала, что это именно ее мальчик. Подойдя почти вплотную к сакральному месту, она увидела, как над младенцем склонился Зверь. По виду самое настоящее животное, но Габриэлла точно знала, что это разумное существо. Наделенное властью, высокоразвитое, способное передавать мысли на расстоянии, оно способно было одновременно врезаться в мозг каждого присутствующего и заставить беспрекословно подчиняться своей воле. Даже со своего места она чувствовала исходящую от него силу.

На непонятном для нее языке, скорее всего латинском, Зверь подозвал к себе двоих, похожих на служителей культа, человекоподобных. Высокие, завернутые в перепончатые крылья, словно огромные летучие мыши, они подошли к камню и встали по обе стороны от своего властелина.

Тот, который находился в голове младенца, первым распахнул свои крылья и закрыл младенца от публики. Звук воодушевления волной прокатился по толпе. Вслед за этим второй раскрыл свои крылья, полностью заслонив ребенка от глаз, и вновь раздался возглас одобрения.

Габриэлла закричала что было сил в попытке остановить это безумие, но ни единого звука не вырвалось из ее горла. Она не способна была воспроизвести даже всхлипа, как будто голосовые связки у нее напрочь отсутствовали. Она кинулась вперед, чтобы вырвать своего сына из лап жутких существ, но ее тело даже не шелохнулось. Непонятная сила парализовала ее движения, она не могла сделать и вздоха. В мертвой тишине, опустившейся над толпой, она не слышала ни одного шороха, не ощущала ни единой вибрации воздуха. Все, кто присутствовали в пещере в этот момент, пребывали точно в таком же состоянии, в каком находилась она.

– Сон, это всего лишь жуткий сон, мне надо просто открыть глаза, – в ужасе подумала Габриэлла, наблюдая, как вдруг камень, над которым свершалось действие, загорелся рубиновым светом.

В холодном поту, с трудом раздирая глаза, она неимоверным усилием воли заставила себя проснуться. Хватая воздух ртом, словно возвращающийся к жизни утопленник, Габриэлла привстала на кровати. Обхватив затылок руками, упершись локтями в колени, она сидела некоторое время в полном недоумении, стараясь прийти в себя. Когда, наконец, она, откинув волосы с лица, подняла голову, глаза ее расширились в изумлении. К огромному своему удивлению она обнаружила стоящего посреди палаты Гидрона. Тот держал ее сына на руках и, не скрывая своей радости, улыбался во весь рот.

– Гидрон, боже мой, откуда ты здесь?

– Я пришел навестить нашего мальчика, – все еще ослепительно улыбаясь, торжественно проговорил он, – он чудный малыш. На удивление смышленый, хотя чему я удивляюсь? Гены – великое дело.

– Зачем ты пришел?

– Проведать вас, – укладывая малыша в кроватку, спокойно ответил он.

Он знал, что Габриэлла была в пещере, он видел ее там. Такая глубокая связь с собственным ребенком несколько озадачила его. Даже у него не было такой. Он мог одним махом прервать ее, но не захотел.

– У нас замечательный малыш. Спасибо тебе за сына, – в голосе Гидрона чувствовалась гордость.

– Тебе стоит нас оставить, – сконфуженно, все еще находясь под впечатлением его внезапного появления, сказала Габриэлла, – мне пора его кормить.

– Не волнуйся, дорогая, я позаботился об этом. Он не голоден сейчас. Тебе нужно побеспокоиться о себе. Поспи, – гипнотическим голосом проговорил он, – тебе требуется отдых.

Не касаясь ее, приказывая одним лишь взглядом, он заставил Габриэллу лечь обратно в постель.

– Тебе приснился странный сон, Габби, – ласково откинув прядь волос с ее лба, произнес он, – забудь его.

– Странный сон, – послушно повторила она, закрывая глаза.

***

Несколько раз позвонив во входную дверь дома матушки Грэга, Тим с Ирен терпеливо дожидались, когда им отопрут.

– Может быть, мы переборщили с успокоительным? – озадаченно проговорила Ирен, когда ответа не последовало.

– Не думаю, – Тим осторожно повернул ручку, проверяя, не открыта ли дверь, – к сожалению, заперто. Придется дожидаться Грэга или вернуться попозже.

Сразу после этих слов послышался щелчок замка – и дверь приоткрылась. Правда, у входа их никто не встречал. Проходя внутрь, ребята удивленно переглянулись.

– Однако, – заметил Тим.

– Наверное, Ловелас отворил. Видно, трель звонка ему надоела, вот и не выдержал.

– Или Глория с Шарлоттой подсуетились. Любопытство разобрало, чего это мы с утра пораньше ломимся.

Обиженное хмыканье и недовольное бурчание послышались с разных сторон в ответ на комментарий Тима. Очевидно, что вся троица находилась поблизости и горела нетерпением погреть уши.

Тим с Ирен нерешительно топтались в холле, но вдруг услышали шаги сверху.

– Проходите, – пригласила их миссис Адамс, спускаясь вниз.