— Ага, думаешь, раз ты дурак, тебе все позволено?
— А чего это мне не позволено, скажи на милость?
— Рисковать по дурному тебе не позволено!
Снова шарахнула молния, следом еще одна — раскатился закладывающий уши грохот. Летящая вода захлестывала лицо, напрочь заливала глаза и ноздри. Я едва видела стоящего напротив Кукушонка.
— А чего это ты тут командуешь? — закричал вдруг он. — Чего это ты командуешь? Я тебе не слуга, не муж, не брат, не сват…
— Ах так? Ну и катись куда хочешь! — Ливень гасил мой голос и я изо всех сил напрягла горло. — В Галабру свою, куда тебя там черт не-есет! Я тут ради него наизнанку выворачиваю-у-усь!..
— А вот не надо выворачиваться-аа! Не нужны мне твои изнанки-и!
— Вот и катись в свою Галабру!
Вспышка — БАБАХ!!! Порыв ветра поднял отяжелевшие волосы и бросил их мне на лицо.
Ослепнув, я вдруг ощутила, что земля под ногами гудит. Странная пугающая вибрация сотрясала островок. Беззвучно стонали скалы, откуда-то из самой глуби, из каменных недр рвался наружу черный как проклятье сгусток страха и гнева. Подземный гул рывком пересек грань восприятия, и мой человечий слух наполнили треск и грохот распадающихся скал.
Я мотнула головой, сбрасывая залепившие глаза волосы. В то же мгновение Ратер изо всех сил дернул меня к себе. На том месте где я только что стояла, возникли, словно сами собой выросли из земли, торчащие косые иззубренные клинья.
— Смотри, что это?! Вон туда смотри!
Едва различимая сквозь летящую воду поверхность скалы-паруса шевелилась и мялась, будто кто-то водил изнутри по занавесу растопыренными руками. Напряжение узкими лезвиями кололо гранит, веером разлетались осколки, кромсая в клочья полотнища ливня, утыкивая площадку перед скалой и тропинку у нас под ногами. С вершины сорвалась глыба, снесла голову каменному мысику и рухнула в воду. Кукушонок оттащил меня подальше.
От неожиданности я потеряла дар речи. Что происходит? Стеклянная Башня наказывает нас за то, что мы взяли золото?
Скала прорвалась нарывом в стоне и грохоте, лопнула черной лучистой трещиной, родив в сполохе молний многорукое и многоногое божество, разлаписто замершее на долю мгновения во тьме пролома — и сейчас же покатившееся прямо на нас ртутным, стремительным, сверкающим лезвиями колесом.
Небо взревело возмущенно — содрогающаяся твердь остервенело взвизгнула в ответ жутким голосом новорожденного. Мы с Кукушонком замерли, сбившись единым комком — ртутное колесо пронеслось почти впритирку, чудом не разметав нас по камням, накрыв волной горячего пара, пахнущего перекаленным металлом.
— Малыш!!!
Я заорала, размахивая руками — но он уже не видел и не слышал нас. Он легко перемахнул с берега на одиноко торчащий из воды валун и снова замер изваянием — руки стиснули голову, взгорбленная драконья спина ощетинилась сотней кривых лезвий, длинный хвост оплел темный камень.
— Малыш! Эрайн! Куда ты?
Мокрая кукушоночья ладонь залепила мне рот.
— Молчи! Он же нас порвет, если увидит…
Но он ничего не видел и не слышал. Темное небо хлестнуло изломанной ветвью молнии, и на фоне пепельной пропасти, в которую на мгновение превратилась вода, мелькнул небрежный черный росчерк, словно небесный великан поставил свою подпись на полотне безумства стихий.
Эрайн исчез.
Занавес ливня задернулся.
Кукушоночья ладонь сползла с моего лица.
В черных тучах над нашими головами небесный великан зло и раскатисто рассмеялся.