Я хотела сказать, что меня никто не заманивал, что это я сама… но я решила во з держаться. Говорить с этой женщиной было все равно, что говорить с драконом — она к а залась еще более чуждой чем Вран. Во Вране была какая-то мрачная темная страсть, а здесь — улыбка столетий.

Она наконец подняла свой зеркальный взгляд и посмотрела поверх м о ей головы на Ириса.

— Ты ведь не просто так привел ее ко мне, Босоножка? Ты что-то хотел попросить для своей игрушки?

— Платье, Прекрасная. Она должна хорошо выглядеть на балу у Королевы. За это я отдам тебе то, что ты хочешь.

Из-за моего плеча протянулась рука, на ладони ее лежал маленький нож в форме птичьего пера — я не раз уже видела его; с помощью этого н о жичка Ирис ловко мастерил свистульки и дудочки из тростника.

— Ого! — Перла почему-то отступила. Белая, с черным кончиком бровь ее изогнулась, как горностайка. — Ты и впрямь сумасброд, малыш. Убери ск о рей, и не вздумай предлагать его ни мне, ни другим, тем более за всякую мелкую услугу. — Она негромко фыркнула и, к а жется, успокоилась. — Мальчик, ты понял, что я сказала? Нет ничего глупее ненужной жертвы. Хорошо, что ты обратился ко мне. Морион, Шерл или Куна не столь щепетильны.

— Тогда чем я расплачусь?

— Мы договоримся. — Она улыбнулась, мелькнув острыми зубами. В черных зеркалах дважды отразился озадаченный Ирис с закушенной губой; волосы его бились и развевались как флаг, хотя ветер стих и море разглад и лось. — Мы договоримся, Босоножка. А ты, — тут она наклонилась ко мне, и из глаз ее глянули на меня две треугольных скуластых мордочки, по-дикарски разрисованных полосами и зигзагами, два ухмыляющихся, совершенно не пох о жих на мое, лица. — А ты иди со мной, малышка. Я сделаю тебе платье, которое ты не сн о сишь за всю свою жизнь, сколько бы тебе ее ни было о т мерено.

Она отступила назад, повернулась, маня улыбкой:

— Идем, девочка.

Я шагнула к ней — меня вдруг ни с того ни с сего окатило холодом. Обернулась п о спешно:

— Ирис?

— Не бойся, Лессандир. — Губы его едва шевельнулись, голос долетел, тихий как дых а ние. — Не бойся ничего…

У южных ворот Эльго многословно попрощался и слез. Ю велел вознице ехать дал ь ше, к "Трем голубкам", что на улице Золотая Теснина. Мы миновали "Королевское колесо", двери которого уже были широко открыты — видимо, последствия ночного загула принцессы Мораг записали в ее счет и привычно уничтожили; жизнь продолжалась.

У дверей маленькой гостиницы повозка остановилась. Ютер поглядел на резную ме д ную вывеску и как-то криво усмехнулся.

— Значит, ты здесь живешь?

— Да. Не зайдешь ко мне?

Он покачал головой.

— Надо возвращаться. Не хочу оставлять его одного надолго.

Я едва не ляпнула "кого — его?", но вовремя прикусила язык.

— Спасибо тебе, Ю. Спасибо, что помог.

Ю поморщился:

— Найгерт никогда никого не наказывает без вины. Но если покопаться, вину можно найти у всякого. Для этого существуют Кадор Седой и его подручные. Помни также о Терене Гройне и его Псах.

— Ю… ты обещал поискать мою свирельку. Не забудь, пожалуйста.

— Не забуду. Прощай.

— До встречи.

Он кивнул мне довольно холодно, словно не чаял поскорее избавиться. Скорее всего, так оно и было. Я не стала ждать, пока возница приставит лесенку, подобрала подол и спры г нула на землю.

— Трогай! — крикнул Ю, и легкая повозка покатила вперед — на узкой улочке было не развернуться.

Я глядела ему вслед, но он так и не оглянулся.

Странный он какой-то. Словно замороженный. Как узнал, кто я такая — выставил стену в ярд толщиной: не подходи! Что было — все в прошлом. Забудь. У меня своя жизнь.

Как будто я на нее претендую, на эту его жизнь. У меня своих забот хватает.

Я толкнула дверь и вошла. Несмотря на ранний час в небольшом зале было битком н а роду — мастеровые, лавочники… словом, среднего достатка вполне благопристойные люди, завтракающие перед длинным рабочим днем. Две служаночки носились как угорелые, из кухни пахло выпечкой. Этот аромат остановил меня на полпути и заставил призадуматься. Хотелось спать, но не слопать ли сначала чего-нибудь горячего? А то обед здесь пре д видится не раньше полудня.

— Госпожа моя!

Ясен пень, кого еще можно встретить ранним утром в трактирной зале? Он что, пр е следует меня?

Впрочем, он сидел за столиком в одиночестве, а столик был один из лучших, у око ш ка, прикрытого, по обычаям всех таверн, сплошными ставнями (небось Пепел, бродяга ще р батый, первым сюда приперся, еще зате м но, а то и ночевал здесь).

Он помахал мне рукой и заерзал на табурете, явно радуясь встрече. Экий контраст со строгим моим дружком Ю. Интересно, а если ему рассказать, что я утопленница двадцатич е тырехлетней давности, он как — прогл о тит или подавится? Скорее всего, не поверит.

— Утро доброе, прекрасная моя госпожа! А ты ранняя пташка… хотя, вижу я следы бессонной ночи на твоем светлом лице.

— Здравствуй, Пепел. Чем здесь сегодня кормят?

— Жареная рыба очень неплоха. — Авторитетно заявил певец, хотя на его столе набл ю дались только кувшин с вином и кружка. — Слоеные лепешки с сыром выше всяких похвал. Н а шла ли госпожа свое сокровище?

Он показал глазами на расшитый золотой канителью кошель, кот о рый я, за неимением пояса, держала в кулаке.

— Увы. Я искала его всю ночь. Нашла лишь это.

Пепел озадаченно нахмурился:

— "Нашла"?

Подбежала знакомая девочка-прислуга и я велела принести жареной рыбы, лепешек и вина. Пепел выжидающе глядел на меня. Щасс, держи карман, расскажу тебе, где таких то л стеньких кошелечков водится видимо-невидимо.

Я бросила кошелек на стол, он глухо звякнул.

— Я бы отдала его целиком за мою свирельку. И еще столько же сверх того.