И что означали его слова "Дракон побеждает?" Это он мантикора назвал драконом? Почему бы и нет, мой подопечный такой же дракон как и мантикор. Или это и впрямь его имя?.. И как он может побеждать, если он спит? И кто такой "малыш" и чего он не замечает? И почему "его шанс валяется в воде", при этом Амаргин явно указывал на меня, то есть, на мое пустое тело. Может, "малыш" — это все-таки я? Вран иногда называл так тех, к кому относился покровительственно, а пару раз, в хорошем настроении, удостаивал этим ласковым словечком и меня. Я частенько слышала, как он называет "малышом" своего брата.
Вот! Я вздрогнула так, что выпустила руль и лодочка вильнула. Кукушонок смерил меня недовольным взглядом, но рта не раскрыл. И слава небесам.
Малыш — это Ирис! "Дракон побеждает, а Малыш не замечает этого" — так сказал Вран. А я — его шанс. Шанс Малыша. Так сказал Амаргин. Я стиснула кулаки. Ну, злобное чудовище, Амаргинище! Дай только до тебя добраться! Душу вытрясу. Ты что-то знаешь о Ирисе, но умалчиваешь, мерзогнусный издевательский предатель! Почему-то тебе выгодно, чтобы я сидела одна на острове и думала, что Ирис про меня забыл. А он не забыл! Не забыл ведь, правда?! Отвечай, негодяй магический!
Да, но тогда получается, что Дракон — мой враг. Раз он побеждает во вред Ирису. И кого он побеждает — меня, что ли? Может, он нашел таинственный способ забираться мне в голову?.. Хотя пока все выглядит так, что это я забираюсь ему в голову… Ничего не понимаю.
Я нахмурилась. Мне категорически не хотелось думать о прикованном в мрачной пещере несчастном существе как о враге. Нет. Здесь что-то не так. Дракон, наверное, пытается использовать меня чтобы освободиться… ну, я бы, на его месте, повела себя точно так же. Надо все-таки выяснить, за какие грехи он там прикован. И что он за тварь такая.
Нет, Амаргин, теперь-то ты обычной своей болтовней не отделаешься. Я клещом в тебя вцеплюсь. Я в тебе дырку проем. Сквозную.
В шум ветра и скрип уключин вплелся новый звук. Вернее целый каскад благозвучных аккордов — малиновая леденцовая россыпь на тягуче-медовом золотом фоне. Мы шли уже под стенами города, и там, за этими стенами, вовсю трезвонили колокола.
Лодочка развернулась и стукнулась боком о причал. Кукушонок выпрыгнул на доски. Помог мне выбраться.
— Обожди, — сказал он. — Весла отнесу…
Два быка волокли вверх по пологому дощатому настилу груженую телегу, а паром тем временем тянулся к противоположному берегу. На том причале, тающем в солнечном мареве, его уже ждали. Там происходила какая-то суета, двигались пестрые фигурки, виднелось множество повозок и фургонов. Несколько лодок сновали поперек реки. Должно быть, паром в одиночку не справлялся.
Кукушонок вернулся и я взяла его за руку.
— Не сердись. Пожалуйста. Мне ведь и вправду очень дорога эта свирель.
— Да ну тебя, — он поморщился. — Как маленькая, ей-Богу.
— Ратери…
— Все, замяли. Пошли.
Мы поднялись к дороге и остановились у обочины. На дороге было очень людно, у ворот образовался затор. И побольше, чем в прошлые разы.
— Ты бы это… спрятала бы куда-нить свой кошель, — покосился на меня Кукушонок. — Болтается на радость ворью.
— Что здесь происходит?
— Святая Невена, покровительница Амалеры. Праздник. Вечером большое гуляние будет и на лодках катание. По воде "огневое колесо" запустят. В городе сейчас не протолкнуться. Спрячь кошель-то.
— Куда, за пазуху? Давай я тебе его отдам на сохранение. Ты у нас человек тертый, городской…
— И то мысль.
Я отдала ему кошель, предварительно вытащив из него свирельку. Свирельку же засунула в рукав, а потом сняла пояс и намотала его на запястье, чтобы сокровище случаем не выпало. Ратер упрятал кошель под рубаху.
— Так-то лучше, — сказал он. — Все ближе к телу.
И мы пошли в город.
У ворот повозки просто стеной стояли, там опять что-то застряло. Толпа азартно суетилась и переругивалась, у всех было праздничное настроение. Бочком, бочком мы просочились мимо затора.
Сперва навестили "Трех голубок", и были приятно удивлены тем, что хозяйка не сдала нашу комнату, не смотря на большой наплыв гостей в городе. "Комната оплачена, — заявила эта добрая женщина, — Значит, я буду держать ее пустой, пока срок вашей оплаты не выйдет. Гораздо выгоднее сохранять старых клиентов, чем гоняться за новыми." Мне понравилась такое ведение дел, и я велела Кукушонку оплатить комнату на неделю вперед. Теперь я в любой момент могу остаться в городе и у меня будет здесь что-то вроде нормального человеческого дома.
Потом мы отправились на ярмарку. За приземистой круглой башней с пристроенным к ней длинным двухэтажным зданием, открывалась большая площадь, ступенями восходящая вверх, к кварталам Западной Чати. Она была похожа на таз с кипящим вареньем — такая же бурлящая, заманчивая, обещающая бездну удовольствий. И немножко опасная — все-таки целый таз кипящего варенья! Да и ос, и разных кусачих мух тут наверное хватало. Ну, то есть, всяких темных личностей, слетающихся на все, что плохо лежит. Правильно я отдала кошелек Ратеру.
Толпа гуляющих, приезжих и местных, разделялась на узкие рукава и вливалась в торговые ряды. Здесь продавали продукты. Обилие красок, море запахов. Сыры, мед, масло, вино, разные овощи. Очень много рыбы, и даже какая-то необыкновенная морская живность устрашающего вида. Трудно представить, что такое едят. Такое само кого хочешь съест. Этот ряд благоухал особенно остро. Мы с Ратером прошли по касательной, не давая себя увлечь бурному течению.
Мука, крупы, хлеб. Мимо. То есть, это, конечно, надо бы купить, но не сейчас. Завтра, например. А сегодня мы потратим пару четвертинок на пирожки с ливером и вареньем. Сегодня мы праздно прогуливаемся и рассматриваем все это изобилие.
Посуда. Гончарный ряд, медники, жестянщики. Дорогая посуда из стекла, и еще более дорогая — из хрусталя.
Издали колет глаз блеск самоцветов — мы с Ратером понимающе переглянулись. С эдаким снисхождением подошли полюбопытствовать.
Серебро из Иреи, страны огнепоклонников — черное, зеркальное, и белое, мягкое как масло, и, как убеждал нас продавец, заживляющее раны, если положить его на оные. Золото всех сортов — красное, желтое, зеленое. Кораллы. Голубая бирюза, по легендам — кости умерших богов.
