Примелькалась я наверное в зверинце: четырехрукий толстопуз опять высунул любопытное рыло, а черная тварь не рыкнула и даже не застрекотала, когда я проносила мимо наполненный сосуд. Волкоглавый вулфер подполз к решетке и заскулил. Может, ему тоже пить не дают?

— Девонька! — Старик хрипло раскашлялся, вцепившись в решетку. — Неужели принесла?

— Обещала ведь. Кто-то в фонтане кораблики пускал, вот тебе и чашка. Погоди, не цепляйся, перевернешь! Неудобная какая…

Я попыталась пропихнуть лодку сквозь прутья, но она застряла на первых дюймах. Слишком широкие борта. Старик суетливо дергал ее к себе, плеща водой на рукава.

— В таких лодочках, девонька, у нас на Севере мертвецов к Холодному Господину отправляют. — Он жадно облизал пальцы и снова вцепился в игрушку. — А ты мне, девонька, жизнь принесла.

— Не пролезает. Подставляй рот, я тебе волью осторожно.

— Нет, не так. Подержи-ка ее.

Дед просунул руки между прутьями, повернул лодочку бортом к себе. На мгновение колышушаяся вода словила факельный блик и мое отражение — черное пятно головы на огненном фоне. Ох, Ската, не…

Старик вырвал лодочку у меня из рук и опрокинул ее прямо на решетку. Выплеснулась вода, лодка полетела на пол. Костлявые пальцы сцапали меня за грудки, со всей силы приложили лбом о железные прутья, мгновенно обросшие ржавчиной как рыжим плющом. Железо распухало и слоилось на глазах, от удара прутья переломились, мокрые хлопья брызнули во все стороны, я рванулась назад, затрещала ткань, и тут прямо между нами, срывая дедовы руки, взметнулась с пола крылатая тень.

От вопля заложило уши. За рассыпающейся решеткой встали дыбом огромные петли в хитиновых чешуях, топорща пятнистую ветошь, мелькнуло членистое брюхо с бахромой суставчатых ножек. Скату унесло под потолок, и там, в темноте, зашипело, защелкало, посыпались обломки, заплескали крылья, засвистел хлещущий куда попало зазубренный хвост. Пару мгновений я оцепенело таращила глаза — а потом повернулась и бросилась прочь.

Зигзагами. Влево — от протянутой вулферовой руки, вправо — от когтистой черной лапы, влево — от клацающего клюва, вправо — от зубастого рыла, влево — от неподвижной серой фигуры, оглохнув от визга, перхая от пуха и пыли, мимо пустых камер, ступнями чувствуя сотрясение плит, вибрацию ползущего за мною гада. Вылетела на свет, сломя голову — через зал, почти на четвереньках — по лестнице, только на верхней площадке, полностью лишившись дыхания, осмелилась оглянуться.

Он вывалился из коридора, волоча пятнистую рвань, щелкая насекомыми ногами и наступая на собственные космы — великанская бурая мокрица с головой старика и двурогим хвостом. Рот его был разинут, глаза горели, он двигал локтями как бегущий человек. Он спешил не к лестнице — к бассейну. Ската? Ската изчезла. Не убил ли он ее?

В этот момент умолк звон струй. Водяная сеть опала. Где-то в недрах дворца загудел колоссальный орган, словно все ветра подули во все трубы на свете. Сверху я увидела, как вода в фонтане скрутилась воронкой и стремительно начала уходить. Последний рывок — чудовище перевалило через борт и ляпнулось на голый мокрый пол.

Зал наполнился шуршанием, шорохом быстрых шагов, шелестом одежд. Они молча выходили из арок и окружали бассейн — празднично разодетые, разрумянившиеся от танцев, с веерами, с цветами в волосах, с серьезными строгими лицами. Расступились — по проходу шла Королева. За нею двигались Вран, рыжий Гаэт и еще несколько незнакомых мужчин и женщин. Я встретилась взглядом с Ирисом, который проталкивался поближе к фонтану. У Ириса было такое лицо, что меня холод прошиб.

Кто-то коснулся моего плеча. Сзади стояли двое — мои давешние партнеры по танцам, хрустальный юноша и золотая женщина с кисточками на ушах. В глазах их словно двери захлопнулись — ни только тепла, даже узнавания в них не было.

— Ассс! Шшшаааа… — Мокрица на дне бассейна по-змеиному приподнялась, ощетинясь рваньем, распяленным на тонких остях. Тощие стариковские руки растопырили локти, стиснули кулаки. Прямо под ними, на бледном брюхе, шевелился двойной ряд лаково блестящих тараканьих ног.

Вран и Гаэт с двух сторон запрыгнули на бортик, в руках они держали по копью. Острия слаженно ткнулись — одно слева, другое справа. Чудовище прянуло вниз, припало ко дну. У него было злое, отчаянное лицо человека и гадкое тело насекомого.

В толпе тут и там блеснули мечи. Я вдруг сообразила, что вокруг бассейна стоят исключительно мужчины, и все с оружием. Только одна женщина бесстрашно ступила на бортик — Королева. Сложив пустые руки на животе, она оглядела тварюку, а потом подняла голову, безошибочно обнаружив меня на верхней площадке лестницы.

— Вран? — Обращаясь к волшебнику, она смотрела на меня. — Чуешь его?

— Нет. Он ушел.

Взгляд Королевы жег мне лицо. Я щурилась, лоб и щеки щипало как на морозе.

Королева громко сказала:

— Здесь был демон.

Ропот поднялся волной, присутствующие взволнованно переглянулись. Ирис за спинами воинов закусил губу. Рядом с ним я увидела Каланду, она хмурилась, глядя на Врана. Вран обвиняюще ткнул в меня пальцем.

— Ты, смертная. Это твой демон. Ты вызвала демона из Полночи.

— Это была моя фюльгья, — крикнула я. — Она меня спасла. От этого… от этой мокрицы.

— И зря, — буркнула золотая женщина у меня над головой.

— Фюльгья? — Королева приподняла бровь.

— Ската, горгулья, — пояснил Гаэт. — Она липнет к девчонке как банный лист. Ты все-таки ее выпустила, Леста.

Он посмотрел на меня с укором и покачал головой. Достукалась, мол. Я нахохлилась и обняла себя за плечи. Только сейчас я ощутила, что платье на спине и подоле у меня влажное, с волос едва ли не каплет. Мокрая курица, одно слово.

Королева окинула взглядом собрание.

— Фюльгья или нет, это в первую очередь демон. Тому, кто призывает Полночь на мои земли, не место на моей земле. Таковы наши законы и моя воля. Если кому есть что сказать, я выслушаю его мнение.

— Нежить будет прорываться и гадить через девку, — заявил Вран. — Я считаю, смертную надо выставить.

— Она выпустила фолари из клетки, — сообщила синеволосая женщина с перьями на руках. — Ей не место с нами.