— Да я вот тоже не первый год. Ненамного тебя старше, поди. А вот против мечника от меня толку чуть, даже если самому меч в руку дадут. Не учен потому что. А чтоб с палкой, да супротив меча…
— Да повезло мне просто, Хелд. Испугался мужик, мы же вдвоем набежали. Не ждал он нас с тобой.
— Спужался — не спужался, а напрыгнул будь здоров! Я уж решил, все, суши весла, порубит он тебя.
— Повезло, говорю.
— Темнишь ты, друг, все одно. Недоговариваешь.
Ясен пень, недоговаривает. И не скажет ничего, зря ты, Хелд, стараешься. Так и будет мокрым камешком из руки выскальзывать. Нобиль он, Хелд, у него это на лбу написано. А что признавать того не хочет — его право. Это нам с тобой не понять, что за корысть благородному простецом прикидываться. А у него — причины. Возвышенные, и нам с тобой, серой кости, недоступные. Обет у него, Хелд.
Отстань ты от него.
— А мечом орудовать кто у нас горазд? — продолжал рассуждать Хелд. — Ну, господ благородных окромя? Наемники с югов. Северяне, которые охранники там, иль тож наемники. Инги разбойные, ежели Найгон да Найфрагир обогнут, да пираты лестанские, это опять с югов. Верно говорю?
— Верно-то верно. А вот парень тот, с которы мы у дверей дрались — нобиль по-твоему?
— Да сейчас молодежь какая пошла, ты погляди только! Сынки купеческие моду взяли оружием щеголять. Но ежели такой в драке кого порежет — загребут, как пацана моего загребли, по крупному, малым залогом не отделается. А ежели нобиля порежет, да еще и до смерти — вздернут, на денежку не посмотрят. Вот так-то. Да ты ж у нас молодежь разве?
— Э… у меня душа молода.
— Во! А что из ентого следовает? А из ентого следовает…
Я завозилась и села на кровати.
— Госпожа наша проснулась.
Послышался скрип отодвигаемого стула, в просвете опущенного полога мелькнул огонек. Полог откинулся, явив руку со светильником и озабоченную пеплову физиономию.
— Какая я тебе госпожа… — проворчала я мстительно.
— Женщина для меня всегда госпожа. — Пепел отдернул занавесь и сел на покрывало. — Ну, как ты? Поспала?
— Угу. Который час?
— Ночь. Середина первой четверти. Можешь спать дальше. Мы мешаем?
— Нет, нет. Сидите тут. Не хочу одной оставаться. Ты мне снотворного, что ли, дал?
— Нет. — Он улыбнулся. — Просто хорошего вымороженного вина. Будешь дальше спать?
Я подумала.
— Пока нет. Есть хочу. Там у Хелда что-нибудь осталось?
— А как же, — отозвался паромщик. — Полкурицы, колбаска, сыр. Булка есть белая. Винишко, опять же. Вылазь, да к столу присаживайся.
Столом тут служил большой сундук для белья — комната была спальней, а не обеденным залом. Зеленая шелковая спальня в заколоченном доме, куда Пепел привел нас с Хелдом после приключений в "Трех Голубках". Я выбралась из-под одеяла и уселась прямо на сундук, рядом с разложенной снедью.
Пепел вернул светильник на "стол" и сказал:
— Завтра я вас переодену и выведу за ворота.
— Да уж, — вздохнул Хелд, разливая вино из баклаги в красивые серебряные кубки. — Видать, барышня, придется нам таки уехать. Прознали тут про твое золото.
Он протянул мне кубок и посмотрел выжидательно — мол, рассказывай, чего уж там, про свои богатства.
— Клад это, Хелд, — объяснила я, нисколько не кривя душой. — Старинный клад.
— Да я понял… Где ж ты его откопала, барышня? На Стеклянной Башне, небось?
Я взглянула удивленно:
— Как ты догадался?
Хелд разинул рот и забыл про вино. Пепел отвернулся, скрывая улыбку.
— Да ты что? — выговорил, наконец, паромщик. — Правда, что ли? Там и в самом деле клад оказался, на острове-то? Вот, итить, сказки… Золото с Хрустального Острова, что Лавен Странник выкупом за прекрасную Невену отдал! И как же тебе в руки далось енто золото волшебное, а?
— Да там под водой лаз есть. — Я невинно пожала плечами. — Узкий, темный, но пролезть можно.
— А как же дракон?
Я снова пожала плечами. Поглядела на Пепла.
Вот Пеплу я бы рассказала, что там был за дракон, но Хелда морочить не стоило. Поэтому я смолчала.
Пепел усмехнулся, покачал головой:
— Выкупом на Невену? Впервые слышу такую версию.
— Ну так! Ты, господин, нездешний, небось и не знаешь, как дело-то было промеж Лавеном и Мораном Амалерским.
— Не знаю, — согласился Пепел. — И как было дело?
— А так оно и было, что не хотел король Моран дочь свою за чужака-пришельца отдавать, и так и эдак выворачивался, а потом и говорит: «Вот ежели ты, Лавен, насыпешь гору золота в устье Нержеля, да такую, чтобы остров получился, отдам за тебя Невену». А Невену недаром потом святой прозвали, была она хоть и молода годами, но умна и дальновидна, и сказала она Морану: «Жадность никогда до добра не доводила, мой король и мой отец. Сам Господь Бог желает, чтобы стала я спутницей и женой Лавена Странника, не гневи Господа, не иди супротив Его воли, не требуй выкупа за невесту больше должного». Но старый Моран был жаднее тысячи ваденжан, и не послушал мудрую дочь. Открыл тогда Лавен трюмы своих кораблей, да и ссыпал в Нержель все золото, что королева дролери дала ему в награду за помощь. Получилась золотая гора посередь реки. Только не успел старый Моран ни монетки из нее забрать. Как и предсказывала святая Невена, прогневался Господь. Грянул гром, затряслась земля — и взошли вокруг золотой горы каменные скалы, и заперли золото внутри себя. А святая Невена вызвала из моря дракона и посадила его внутри скалы, чтобы дуракам всяким не вздумалось скалу курочить и золото добывать. Вот откуда в Стеклянной Башне клад, господин Пепел. От самого Лавена Странника остался.
— Не складывается, Хелд, — сказала я. — Две легенды у Стеклянной Башни, и друг другу они противоречат. Где, по-твоему, стоял маяк, с которого святая Невена светила огнем лавеновским кораблям? Он ведь так и называется «Стеклянная Башня», что на нем, на этом острове, тот самый маяк и стоял. И стоял он там до того, как Странник Невену в жены взял.
— А ведь верно… — задумался Хелд. — Тогда откуда ж там клад?
— Логично предположить, что золото оказалось там уже хорошо после истории с Лавеном, правда?
— Погоди, ты про Проклятого Колдуна, что ли, который маяк развалил? Так разве он не за золотом туда лазал и с драконом сцепился, что они там камня на камне не оставили?
