Нет…
Не так. Я гляжу его глазами… в мутную бездну… на мерцающую м о гильную зелень… на собственные лапы, светящиеся под водой как две гн и лушки…
Нет…
Не так…
(…- Скажи, Левкоя, а правда, что колдуны из Иреи и Ваденги приносят кровавые жертвы?
Старуха почесала лоб мундштуком трубки.
— Про деньгов ничего не скажу, про них разное болтают. Про ирейских ведунов… хм… тебе следовает знать, что это все враки бесталанные.
— Мать ничего не рассказывала. Она вообще про отца не упоминала.
Левкоя сунула мундштук в рот, попыхтела, но трубка уже погасла.
— Достань мне уголечек, малая… Ага. Так что я говорю… враки это про кровавые жертвы. Может, какие дикари дикие и покупают силу чужой кровью… да только не батька твой. Батька твой никаких жертвов не прин о сил. Никакой крови на его руках нету, вот как.
— Он тебе так и говорил?
— Ага. Я ж спрашала, неужто он к дьяволу обратился в Ирее своей, уж больно стр а шенное место, Ирея ента.
— А он?
— Никакого, говорит, дьявола нет и не было, и Черный, говорит, Даг ихний ирейский никакой не чертов прислужник, а вовсе древний король. А что язычники его богом огненным кличут и храмы ему строют, так это, говорит, обычное дело средь поганских племен. Короче, ересь всякую болтал, пустозвон… Ага. А колдуны, говорит, ирейские, Дагу не молятся, п о тому как ни бог он и не дьявол, а просто каме н ный статуй. И я словам его поверила, потому как и в церкву он со мной вместе ходил, и на мамке твоей по всем правилам женился. Так что жертв он не приносил, ни кровавых, ни каких других, чушь эту ты из гол о вы выкинь.
Я тяжело размышляла, кроша хлеб на скобленый стол. Значит, отец не приносил жер т вы и не проходил ритуал. И наверняка именно поэтому он и не был настоящим магом. Он все ключ какой-то искал… Причем тут ключ?
Но гении, дарующие волшебную силу, по описанию Амы Райны не походили на яз ы ческих богов. Они, скорее, схожи с ангелами-хранителями или стихийными духами. "Мой г е ний" — говорила Ама Райна, и воображение тут же рисовало: огонь, свет, тепло, благо… но тогда п о чему этот гений требует жертвы?
Вздохнув, я пошла по второму кругу:
— Я слышала, чтобы стать настоящим волшебником, надо призвать покровителя. С о вершить обряд и воззвать к высшим силам, дарующим магию.
Левкоя прищурилась с подозрением.
— Ты чего это, малая, в колдуньи намылилась?
— А почему бы нет?
— Тю! Наслушалась ерунды! Кто тебе такого наболтал-то?
Я дернула плечом. Не ответила.
— Ента принцесса заморская чернявая тебе голову морочит! — Старуха оттопырила ни ж нюю губу, показав бурые зубы, и ткнула в мою сторону мундштуком. — Ты, малая, забылась, али как? Ты разбирай, что ли, кто она — и кто ты. Ты для ей грязь подзаборная, котенок шел у дивый, она с тобой в бирюльки поиграет — да на улицу и выкинет. А то язык твой дурной в е лит к чертям вырвать, чтоб не болтала лишнего, как сейчас вот…
— Но ты же ей не скажешь, что я тебе говорила?.. — обеспокоилась я.
— Я-то не скажу, а вот кто другой… — Левкоя в сердцах плюнула под стол. — Я тебе д о бра желаю, паралик тебя побери, бестолочь окаянную… Что ты, что Ронька мой, и откуда с е мя такое выискалось препаршивое, ведь никаких обалдуев, никаких бродяг вроде вас не пр и вечала я…
— А кто дедом моим был, Левкоя?
— Да разве упомнишь теперь… Тьфу, беда мне с вами, что вдоль, что поперек, одна сплошная беда и разорение!
Левкоя еще раз плюнула, поднялась и отправилась за занавеску гр е меть горшками. А я сидела и думала. Жертва ради магической силы. Мне придется убить человека, чтобы пр и звать гения. И Каланде приде т ся.
Ама Райна это сделала, и не чувствует ни малейших угрызений совести. Правда, она проходила обряд очень давно. Аме Райне сейчас примерно столько же лет, сколько моей Ле в кое. Но у нее гладкое лицо, чистая кожа, королевская осанка, черные косы без единого седого волоска… У нее власть и сила, и у нее много, много лет впереди. Всего лишь за жизнь как о го-то… кто это был? Случайный прохожий, на беду попавшийся в руки райнариному учит е лю? Бродяга? Преступник, которого так и так плаха ждала?
Господи Единый, Милосердный… Я так редко взываю к тебе, Госп о ди! Наставь меня, что ли, выведи на путь истинный, открой глаза ослепле н ные.
Помоги мне, Господи…)
Я проснулась на рассвете от холода. То есть, я закоченела так, что не сразу смогла р а зогнуться. Платье отсырело, дыра на подоле разлезлась и о б махрилась, покрытая пупырьями коленка выставилась наружу; шаль скат а лась жгутом, в волосы набилась пропасть лесного мусора и прошлогодней хвои. Изо рта шел пар. Чертово жиденькое сукно не грело совсем… и это платьишко менее суток назад казалось мне гееной огненной? Я посидела немножко, ще л кая зубами и пытаясь разогреть дыханием руки и растереть ноги, потом поднялась, охая, как старая бабка. Поясница ныла, шея ныла, от холода и сырости меня била неудержимая дрожь.
Лето кончилось. Кончилось лето. На земле спать уже нельзя — а вот простынешь т е перь, соплями изойдешь… Видали вы простуженных утопленников? Чихающих и перха ю щих, с красными мокрыми носами? Нет? Увидите еще…
Я спустилась с холма в море тумана, захлестнувшего с головой лиственные деревья низины. Небо сочило зеленоватый свет, воздух был пер е полнен водяной взвесью. Деревья застыли силуэтами, коралловые непо д вижные ветви их переплетались бесконечной аркадой, то справа, то слева возникали таинственные гроты, уводя в неведомую глубь — меня не оста в ляло ощущение, что я иду по морскому дну. Птицы молчали. Небо за пеленой тумана из з е леного становилось золотым.
Я не боялась заблудиться, потому что еще с холма прикинула напра в ление. Овраг должен был пересечь мне путь. Мне не хотелось думать и строить предположения, где сейчас Эрайн и жив ли он вообще. Опоздала я или нет. Не хотелось мне об этом думать. Я просто шла вперед, пока деревья не поредели, и поперек дороги не встала белесая облачная стена, будто именно здесь и находился предел мира.
