***
Призвав Эмунда в свой особый покоец, император Лев опустился в кресло без спинки и тяжело бросил кисти рук на подлокотники. Со дня покушения прошло более двух недель, и басилевс, казалось, оправился от потрясения. Он перестал казаться восставшим из могилы призраком, речь стала звучать спокойно, размеренно и взвешенно, как всегда, и, как и всегда, подкрепляли ее сдержанные округлые плавные жесты белых рук.
Сперва Лев заговорил о покушении, о своих догадках, о брате Александре. Эмунд отвечал скупо, догадываясь, что не за этим император позвал его.
- Грешник я, Эмунд, - сказал вдруг Лев. - Грешник великий. Стоял я у храма, смотрел на того несчастного безумца - и видел прежнего… государя… - с усилием договорил басилевс.
- Прости, государь, - отозвался варанг. - Стар я стал, не успел сам его схватить. Словно помутнение нашло.
- И на тебя также? - с живостью перебил Эмунда император. - Помутнение! Око нечисто, грехом затемнено.
- Что было сделано, государь, о том сожалеть не пристало, - сурово отрезал Эмунд. - А стеречь тебя мы будем теперь вдвое. Сын быстрее и сноровистее меня стал.
- Нет… - тихо и безнадежно, сникая, возразил басилевс. - Нет, Эмунд. Уж ты по-старому будь сам при мне. Оба мы грешники, одною кровью связаны. А чистое око пусть чистоту и оберегает. Я велю сына твоего поставить телохранителем к августе.
- Государь… - смущенно начал Эмунд. - Бьерн - хороший воин. Но патриарх, господин Николай - как бы он не воспротивился.
- Патриарха я умирю, - властно проговорил Лев, вставая с кресла и превращаясь в того императора, которого Эмунд всегда знал. - В пару к твоему сыну я назначу телохранителем Стефана Склира. Я видел его в свите Андроника, а недавно его сделали комитом схол.
- Скажу тебе, государь, что напрасно ты это делаешь, - заявил Эмунд, сдвинув брови. - Логофет Андроник ненавидит нас, варангов, и свита его вполне разделяла эту ненависть. Недалеко до несчастья, если поставить Андроникова парня вместе с таким, как мой Бьерн.
- Твой Бьерн и самому кесарю способен дать отпор, - с тонкой улыбкой возразил Лев. - Стефана я ставлю лишь для того, чтобы патриарх не поднял крик, что мою дочь, августу ромеев, охраняет язычник. Стефан хороший христианин. Но ты ведь знаешь, Эмунд - в столице у него никого нет. Если что и случится меж ним и твоим Бьерном… - император подошел вплотную к варангу и пристально, снизу вверх взглянул в его холодные светлые глаза.
- Мстить за него будет некому, - закончил Лев.
Эмунд усмехнулся - басилевс всегда очень хорошо знал своих воинов.
========== 7. Отблеск солнца ==========
- Ты сказал, господин комит, что тебе нужно сообщить нечто важное. Что это касается августы, моей госпожи, - Феодора, поправив наброшенный на голову мафорий, неосознанно грациозным движением убрала выбившуюся прядь жестковатых темных волос. Стефан, заглядевшись на неспешное движение ее руки, на то, как она гордо вскинула затем головку, моргнул, будто ребенок от резкого звука.
- Мы теперь будем чаще видеться, госпожа Феодора, - выпалил он. - Меня назначили одним из телохранителей августы. И потому я снова прошу тебя…
- Это и впрямь важная вещь, касающаяся августы, - насмешливо проговорила Феодора. И, внезапно посерьезнев, продолжила: - Много раз говорила я тебе, господин Стефан, чтобы ты оставил думать о помолвке со мной. Путь свой я избрала еще в раннем отрочестве. Мой Жених ожидает меня, и я не могу изменить.
- Госпожа Феодора…
- Прошу, выслушай меня! Да, ты умен и хорош собой, с тобой хорошо беседовать, делиться мыслями, ты обладаешь тонким восприятием. Как же ты не чувствуешь, что мы с тобой не созданы для… земного союза? - Феодора мучительно покраснела, заставив себя выговорить последние слова. - Помнишь, мы говорили о Платоне и его “Пире”? Афродита пошлая - это все, что может быть меж нами. И я готова даже допустить, что нам обоим это будет приятно - но это будет измена!
Стефан покорно опустил голову. Феодора украдкой взглянула на него - красивый! Красивый и умный, из хорошей доброй семьи, не беден - такому бы только и быть счастливым. И так пленителен его взгляд из-под длинных ресниц - кубикуларии шептались, что не одна знатная патрикия клала на Стефана глаз. Но он был целомудрен как Иосиф Прекрасный. И вот влюбился. В нее. Воистину, пути Господни неисповедимы.
- Я прошу тебя, господин Стефан, если есть в тебе хоть немного уважения ко мне, - Феодора пристально смотрела на него, - не заводить больше подобных разговоров. Феогност, мой сродник, под чьей опекой я нахожусь, противится моему желанию принять постриг. И если он прознает, что ты желаешь, чтобы я стала твоей женой…
Комит словно одеревенел - та, близ которой он дышать не смел, сама давала ему в руки все нити. Но может ли он воспользоваться ее доверием? Сделать насильно своей женой - синклитик Феогност будет счастлив сделать его своим зятем. Отбросив минутное искушение, Стефан сжал челюсти. И Феодора, поняв его мысль, улыбнулась неожиданно светло.
- Благодарю тебя от всего сердца, господин Стефан. Храни тебя Господь!
- Пустое, - пробормотал комит и через силу ответил на ее дружескую улыбку. - Вот, я заговорил о пустом, а главное-то едва не позабыл: я не один буду телохранителем. Вместе со мной эту службу станет нести один из варангов. Мы вместе с ним безотлучно должны находиться при августе днем, лишь ночью у ее покоев будет другая стража.
- Варанг? - удивленно переспросила Феодора. - Должно быть, Эмунд.
- Нет, госпожа. Будь это Эмунд, я был бы вполне спокоен. Но это - его сын. Тот самый, что схватил покушавшегося на жизнь государя.
- И что в том такого страшного? Или ты знаешь за этим варангом нечто недостойное? Но тогда тебе следовало уведомить аколуфа.
Стефан покачал головой. О столкновении с кесарем в квартале веселых домов он говорить не решился бы ни за что, а более против сына Эмунда ему нечего было сказать. Но было в Бьерне что-то, против чего восставало все сдержанное закованное в броню обычаев, обрядов и церемониала ромейское нутро Стефана. Слишком безоглядно ворвался этот варанг в его жизнь - возник из ниоткуда в грязном переулке, куда завел их кесарь Александр. Безоружный, Бьерн тогда расшвырял дюжих соматофилактов как детей и едва не искалечил самого кесаря, а тот вполне хорошо как владел мечом, так и дрался голыми руками. И слишком быстро Бьерн встал во главе варангов, которые теперь смотрели ему в рот - лишь одного Эмунда они почитали больше, чем Бьерна. А ведь Эмунд, как успел заметить Стефан, ничего не делал, чтобы поставить своего сына во главе отряда варангов. Напротив - Эмунд словно все время старался сдержать эту бьющую через край, сверкающую силу, которой был Бьерн.
- Он слишком буен, - наконец произнес Стефан. - Опасно ему быть рядом с августой.
- Но ведь и ты будешь рядом с августой, - рассмеялась Феодора. - Я уверена, господин Стефан, что такой доблестный воин и преданный слуга, как ты, всегда сможет направить буйство в должное русло.
***
Сегодняшние занятия с Никоном стали для августы Анны сущим мучением - она никак не могла хорошенько сосредоточиться и хотя бы просто услышать наставника: в мыслях она все возвращалась к случайно услышанным обрывкам разговора отца с патриархом Николаем. “Союз с Людовиком Провансальским** укрепит отношения с Римом… необходимо удалить августу из враждебного ей города”. Враждебного? Но разве Город враждебен ей? И ответ отца - “Я не уверен в удаче этого Людовика, она слишком переменчива”. Патриарх заявил, что удача - понятие не христианское. Все в руках Божьих. Николай, конечно, сразу почуял, что ветер дует от Эмунда - только от него император мог услышать подобное об удаче, подумала Анна - она прекрасно знала, что предстоятель не выносит варанга-спафарокандидата.
Разговор о ее замужестве зашел, наверное, не впервые, и отчего-то это напугало августу. Разумеется, она прекрасно знала о своих обязанностях, о том, что она в себе не властна и что высота ее положения налагает более ограничений, нежели доставляет преимуществ. Однако настойчивость патриарха привела ее в совершеннейшее смятение - недавно она видела сон, в котором к ней пришла мать. Это произошло на следующий день после того, как она молилась в “запретной комнате” в очередную годовщину со дня смерти матери.
