Назир почти не заметил дороги до Линкольна, как прежде не заметил дороги из Шервуда до замка Беллем. Конь его сделался, казалось, неутомимым, а битый торговый тракт словно сам бежал навстречу и послушно ложился под копыта коня.

Человек, которого он должен был доставить к барону, был таким же чужаком в Англии, каким был и сам Назир, поэтому сарацину было вдвойне легко убедить его ехать – иудей Бен-Тальмон ему, чужаку, доверял гораздо больше, чем доверял бы норманну или саксу.

- Это книга, - тихо сказал старик, когда они садились на лошадей. – Это из-за книги Сара стала чужой. Книга ушла от меня, но книга должна вернуться.

В другое время Назир попытался бы выяснить, что значит «чужой», или хотя бы задумался над словами Бен-Тальмона, но сейчас он знал только приказ, который ему надлежало исполнить. Что-то давало ему уверенность в том, что старый больной, задыхающийся от грудной жабы Иегуди не просто доберется до Беллема живым, но и сможет скакать во весь опор вровень с самим Назиром. И сам Бен-Тальмон, похоже, тоже это знал.

Двое всадников вылетели за ворота Линкольна и понеслись на юг. К замку Беллем.

***

После того, как Робина вытащили из колодца в старой башне и он рассказал, что ни Марион, ни Сары там нет, но что он видел в стене какой-то подозрительный лаз, Гисборн и Назир, похоже, оставили идею поубивать друг друга и принялись размышлять, что же делать дальше. Робину волей-неволей пришлось присоединиться к ним – попытки развязать узел, которым веревка была обвязана вокруг его талии, ни к чему не привели. Кинжал у него отобрали, узел был хитромудрым, а второй конец веревки надежно удерживал Гисборн.

Ход оказался слишком узким даже для тощего Робина, и тем более в него не протиснулись бы Гисборн, который был пошире в плечах, и более массивный Назир.

- Это не может быть тайный ход в Ноттингем? – спросил последний, сосредоточенно чертя что-то палочкой на земле. Робин поймал себя на том, что разговорчивость Назира явно повысилась. Не говоря уже о том, что сарацин вдруг стал говорить совершенно без акцента.

Гисборн отрицательно покачал головой.

- Азимут явно не на Ноттингем. Смотри – если кинуть вектор в этом направлении, то… - он принялся что-то показывать на рисунке Назира. Силы небесные, подумал Робин, услышав непонятные слова, Гисборн-то, никак, колдовать пытается.

- Куда может вести ход? – его с силой дернули за веревку. – Не забудь, что твоя Марион Лифорд сейчас тоже может быть в этом подземелье.

- А… - Робин уставился на рисунок на земле, только сейчас сообразив, что Назир и Гисборн успели набросать довольно верную схему окрестностей.

- Юго-Запад, - показал Гисборн направление. – Если прочертить прямую в направлении хода – куда она может вести? Вот тут деревенька…

- Рутфорд, - ответил Робин. – Тогда получается, что ход … - он вдруг похолодел, вспомнив – Марион, привязанная к углам огромной металлической пентаграммы, занесенный над ней нож…

- Ход может вести к замку Беллем! – выпалил Робин, совершенно забыв о том, что перед ним враги.

Уже смеркалось. Скакать к замку Беллем на ночь глядя было безрассудством, рассудили Назир и Гисборн. Робин только удивлялся, как Гисборн может так хладнокровно рассуждать - ему казалось, что еврейка Сара, исчезнувшая вместе с Марион, была помощнику шерифа далеко не безразлична. Да если бы ему дали свободу, он бы рванул спасать Марион несмотря на ночь, несмотря на бурю, несмотря на все препятствия. Гисборн – трус, подумал Робин, безуспешно пытаясь справиться с путами: на ночь его связали и привязали к дереву понадежнее.

Бежать! Более всего были невыносимы разговоры, которые вдруг завели с ним эти двое. Сперва Назир стал доказывать, что то, чем занимались ребята Робина, не так уж дурно в конечном счете. Робин не слишком удивился, когда Гисборн стал горячо возражать – удивился больше тому, что именно говорил помощник шерифа.

- Они ничем не лучше террористов, - заявил Гисборн. – Они – угроза обществу.

- Я рад, что ты так говоришь, - неожиданно серьезно ответил Назир. – Я уж боялся, что ты тут окончательно вжился в образ помощника шерифа, Дитрих.

- Я и есть помощник шерифа, придурок! - рявкнул Гисборн, потом внезапно замолчал и озадаченно уставился на Назира. – Нейсс?

- Хвала Господу Авраама, Исаака и Иакова, как говаривала моя матушка, - расхохотался Назир. – Наконец вспомнил. А то все «сарацин» да «сарацин».

- Давай спать, - прервал его Гисборн, не желая, видимо продолжать беседу. Оба скоро заснула, а Робин все ворочался, не в силах поверить, что Назир – Назир, подумать только! – выражается почти как евреи.

***

- Если мы тут застрянем, придется есть летучих мышей, - вслух размышляла Сара. Проход, по которому они с Марион ползли, сначала был узок, потом вдруг расширился, так что можно было почти не пригибаться даже высокой леди Лифорд, не говоря уже о малорослой Саре. Но весь последний ярд потолок стал опять опускаться на головы, и скоро девушкам пришлось пригнуться совсем низко.

Стены слегка фосфорецировали – какие-то фосфоросодержащие вещества были в почве, думала Сара, вот их и нанесло на стены в виде осадка. Проход не содержал никаких ответвлений, что, конечно, значительно облегчало задачу. Они пробирались тут уже, казалось, целую вечность – саднили и ныли все мышцы, но обе девушки из гордости не признавались в чудовищной усталости.

- Почему ты так уверена, что это проход в Ноттингемский замок? – решилась спросить Марион, когда проход вдруг снова расширился.

- А куда еще он может вести? Из леса, из старой заброшенной башни, которая могла быть только форпостом древних оборонительных сооружений… - ответила Сара, проползая последний узкий кусочек и выпрямляясь. Она не признавалась даже себе, что как-то долговато они ползут, если проход действительно ведет в Ноттингем.

Но когда они оказались в почти круглом каменном мешке, в который откуда-то сбоку лилась струя неяркого света, уверенность Сары возросла. Это точно замок, а замком может быть только Ноттингем. Ну, может создатели прохода вынуждены были огибать какое-то препятствие, а может и не одно – поэтому проход получился таким длинным.

Правда, воздух тут казался посуше, чем в Ноттингеме, подумалось Саре. И сухой пыли было больше.

- Тебе пока отсрочка… - пробормотала Сара, укладываясь рядом с рухнувшей в полном изнеможении Марион. – Если попробуешь чудить или полезешь обратно – будет хуже.

Но у Марион явно сил оставалось только на то, чтобы пробормотать что-то невразумительное в ответ и провалиться в сон. Да и у самой Сары сил было немногим больше. Она улеглась у стены, свернувшись клубком – «теплопотеря во сне более существенна, чем во время бодрствования», услышала она, засыпая, голос Гая. А когда рядом только каменные стены и … ну не враг, но почти, становится совсем холодно, мысленно пожаловалась ему Сара. А наяву ей бы и в голову не пришлось жаловаться Гаю.

***

Очень холодно в полуразрушенном замке. Летучие мыши, и те перебрались из донжона в остатки подсобных помещений – цитадель замка Беллем веяла могильным холодом и печалью даже на них.

Барон Саймон де Беллем холода не чувствовал. Пальцы его, длинные и бледные, продолжали перелистывать страницы книги, а глаза скользили по строчкам – он был словно автомат, заведенный раз и навсегда, обреченный на существование, которое никак нельзя было назвать жизнью.

Пустыня… вся его жизнь – пустыня, и ничего удивительного, что то единственное дорогое, что у него было в жизни, он утратил тоже в пустыне. За чем погнался? За призраком, фантомом, за несбыточным?

Тонкие пальцы барона провели по странице – пергамент гладок и нежен, и словно сам ласакается к его руке. Как кожа любимого существа… как шелковистые волосы цвета ореховой скорлупы. Я вернулся, сказал себе Саймон, снова сосредотачиваясь. Я вернулся сам и я верну тебя. Свое прошлое, свое будущее, свое дыхание, самое жизнь…

Большой светильник на столе затрещал, готовясь погаснуть. Барон с трудом оторвался от книги и обошел стол, чтобы заправить плошку светильника маслом. Уже светало, серенький неверный рассветный полумрак скоро должен был взорваться розовым и оранжевым восходом. Где-то за стеной барон услышал возню и одновременно с этим со стороны двора послышался конский топот.