На следующий день хозяйка сильно задержалась на работе, приехала, когда обед уже остыл. Я побоялась, что придется готовить заново – Шейла Роузен ненавидела есть разогретое, еда должна была быть свежеприготовленной и сервированной со всей возможной тщательностью. Но на мой робкий вопрос она в то вечер махнула рукой:

- Подавайте как есть, - вид у нее был неважный, темные круги под глазами, щеки бледны, и губы без следа помады. Куда только делся привычный лоск; видно, и на старуху бывает проруха.

Везя тележку с приборами и едой, я услышала резкий голос Шейлы, говорящей с кем-то по видеофону.

- Ни одного эмпатоскопа? Неужели я должна непременно тащить свой?.. Нет, не проще, после отставки мы обычно препарируем cadaver с разбитой головой… Вся жизнь опасна, мой милый. Мне ни разу еще не попадался просто заснувший “шестой”.

Следующие несколько дней хозяйка пропадала на работе, даже не уверена, была ли она на похоронах доктора Тайрела. Сомневаюсь, что она пролила хоть слезинку над его телом, хоть и носила черное платье. И вряд ли она скорбела, когда вскрыли завещание Тайрела и оказалось, что Шейла Роузен – наследница главы корпорации.

Мне ее занятость была на руку; как раз тогда Рик уехал, и как я теперь понимаю, насовсем, а я познакомилась с офицером Дейвом Холденом, черти бы его взяли. Он явился в дом, чтобы еще раз побеседовать о мисс Роузен – она, видно, была под подозрением. Тогда, правда, мало кто знал, что созданием искусственного мозга занимался вовсе не доктор Тайрел, а Шейла.

Холден мне понравился – подтянутый, уверенный в себе. Сильный мужчина, подумала я, сильный, несмотря на то, что он тогда только вышел из госпиталя. Когда я услышала, что он работал с Риком, то с трудом подавила нервный смех – везет же мне на блейдраннеров!

- Рик не раз говорил, что его жена – прекрасная женщина, - Дейв галантно прикоснулся губами к кончикам моих пальцев. – Но я и не предполагал, насколько он преуменьшал действительность.

Это было как в старых фильмах, если вы понимаете, о чем я – в роскошном огромном доме Шейлы я была сейчас хозяйкой, и со мной беседовал один из тех храбрых детективов, которых играл, например, Хамфри Боггарт. Спустя несколько минут мы уже болтали вполне непринужденно.

По возвращении хозяйка отчитала меня, сказав, что беседовать с полицейскими в ее доме - это проявлять «крайнюю нелояльность».

- Я просмотрела запись вашего разговора, - заключила она. – Ваше счастье, Айрен, что вы не позволили себе ничего лишнего. Но еще одна такая… - брезгливо наморщилась Шейла, - беседа – и вы будете подыскивать себе другое место.

Ничего лишнего, мать ее! Я стиснула кулаки, едва сдерживаясь – эта вобла произнесла «ничего лишнего» так, будто я с Дейвом занималась… ну, вы понимаете, о чем я.

И вот через две недели Шейла вернулась с работы не одна. Судя по ее уставшему, лишенному макияжа лицу, день для нее выдался тот еще. Она даже не переоделась, так и приехала в рабочем комбинезоне, ярко-синем, с молнией и капюшоном. Ей определенно шло; впрочем, вся одежда сидела на мисс Роузен как на манекенщице. Выскочив из кабины, Шейла вывела из служебного ховера высокого парня в чем-то, похожем на больничную робу. Он двигался неуверенно, будто ребенок, едва научившийся ходить; взгляд у него был бессмысленный, отсутствующий. Я подумала, что ни у кого еще не видела таких ярко-голубых глаз.

Не допускавшим возражения тоном Шейла заявила, что некоторые аспекты ее работы предполагают наблюдения и опыты со специалами. Я удивилась не столько тому, что она сказала, сколько тому, что она вообще снизошла до объяснения со мной, прислугой.

- Расскажи-ка мне еще о специале, которого привезла твоя госпожа. – Дейв, помню, спрашивая, ласково провел пальцами по моей спине. Мы лежали на кровати в моей спальне, курили и болтали, а мой «Пенфилд» стоял на уровне С с кодом 104 и излучал удовольствие и радость.

Вот для этого я и была нужна Холдену, бесплатная ходячая информация и секс в виде бонуса. Что поделать, сама виновата. Мне было одиноко. А о специале - да что я могла рассказать? Я в чужую жизнь не лезу, мне своих проблем достаточно, если вы понимаете, о чем я.

- Красивый, - сказала я тогда, надеясь поддразнить Дейва. – Когда я во второй раз увидела его, он играл в патио с Багси, тот скакал вокруг него по траве.

- Искусственный пес играл с ним? – удивился Дейв. На первую мою реплику он никак не отреагировал. А я подумала, что с Багси, искусственным ротвейлером Шейлы, тоже было что-то не то - он всегда так заглядывал в глаза хозяйки, будто был настоящей собакой. А Шейла никогда не заботилась о нем особо и не ласкала его, как обычно люди ласкают питомцев, пусть даже искусственных. Но она собственноручно кормила Багси какой-то протеиновой массой, а по вечерам он лежал у ее ног, когда Шейла курила и слушала музыку или читала. Когда хозяйка – впрочем, это было очень редко, - музицировала на рояле, Багси дремал у черной толстой ножки инструмента, временами нервно позевывая. Если бы я своими глазами не видела чип Тайрел Инк. на его задней ноге, я бы точно решила, что пес живой.

- И что же он еще делал? – спросил Дейв. – Этот… специал. Или он только играл с собакой?

- Его зовут Рой, - ответила я.

В первые дни он вообще не показывался из домашней лаборатории хозяйки. А та даже перестала ездить на работу, разве что утрами связывалась по видеофону и раздавала указания, я слышала «дополнительное питание в восьмой блок… третьего отключить, проверить уровень ТТГ…» и прочую научную болтовню. В лабораторию мне доступа не было, да и раньше там дверь всегда была заперта на кодовый электронный замок. Лишь однажды, следя за автоматическим уборщиком в патио, я через приоткрытые жалюзи увидела Роя перед черным ящиком эмпатоскопа. Он держался за рукоятки, а хозяйка стояла над ним с планшетом, что-то записывая. Увидев меня, она тут же опустила жалюзи, и больше я уж ничего не видела.

Хозяйка могла и не говорить, что Рой специал – какой нормальный человек будет играть с чужим искусственным псом? Кроме этого, я заметила, что у него очень странное лицо – вернее, он словно бы не знал, что ему со своим лицом делать. Особенно в первые дни это было заметно: если он хмурился, то преувеличенно, если задумывался, то его лицо застывало как маска. Наверно, так бывает у детей. Правда, я никогда не видела, чтобы Рой смеялся; даже улыбался он как-то криво и с трудом, будто от улыбки его лицо сводило судорогой. И с Багси Рой играл странно – слишком сосредоточенно, будто решал сложную задачу; будто в бросании палки собаке-роботу заключался какой-то тайный смысл, который Рой стремился постичь.

- У меня нет ни времени, ни желания наблюдать за хозяйкиным специалом, - ответила я тогда Дейву. Это была почти правда – как бы ни нравился мне тогда Дейв, сплетничать о мисс Роузен с ним мне не слишком хотелось. Тем более, что тогда, когда Холден меня спрашивал, рассказать было практически нечего – чем там занималась хозяйка в лаборатории, я не знала, а все остальное время Рой только и делал, что слонялся по патио или сидел в гостиной. Я думала, что Шейла будет давать ему книжки, или какие-то игры, головоломки, или что-то еще подобное, чем умственно отсталых развивают. Ничего похожего – они часами напролет слушали музыку, или хозяйка играла на рояле, а Рой слушал, усевшись на полу скрестив ноги и, как мне казалось, не сводя с нее глаз. Еще Шейла показывала ему на большом экране какие-то старинные картины – не просто довоенные, а уж совсем невообразимо древние. Или фильмы – тоже старые. Хотя один раз я увидела, что Шейла учит его танцевать – то ли вальс, то ли медленный фокстрот; сладко пел «Summertime» саксофон Чарли Паркера, от этой музыки у меня всегда начинало сжиматься горло. Саксофон Чарли Паркера может быть приравнен к пытке, если вы поняли, о чем я. Он заставляет верить в нечто настолько прекрасное, что уж на нашей умирающей Земле такого точно не водится. В сравнении с этой музыкой даже слияние с Мерсером кажется почти бессмысленным «почесыванием изнанки души», как сказал кто-то. Рик бы оценил, подумалось мне, он любил музыку.