Поэтому вы и не должны верить мне, едва не вырвалось у Мартина. Он со всей ясностью понимал сейчас - такой человек, как Чезаре Борджиа, никогда не станет просто делиться досужими мыслями. Он будет говорить только то, что сочтет полезным, и только там, где это услышат уши тех, кому должно услышать.

К ночи пошел сильный дождь, как и говорил Мартин. Все, кто собирался уходить, разбились на небольшие отряды и приготовились.

Ночью дождь перерос в грозу, молния раздирала угольно-черное небо, и Мартину казалось, что гроза преследовала именно их. С Вьянского холма они спустились без приключений, и двинулись к долине Эбро. Идти под проливным дождем по размокшей низине, поросшей кустами и редкими деревьями, было тяжело, солдаты едва вытаскивали ноги из грязи. Однако никто не жаловался - каждый рад был убраться подальше из той смертельной ловушки, которой оказалась Вьяна. Все хотят жить, думал Мартин. Все. Он брел во главе их маленького отряда, все более отрываясь от более слабых и усталых солдат. И при каждом размете молнии ему казалось, что перед ним открывается окно в башне замка Азуэло, светлое и теплое. Окно, за которым ждет женщина с его ребенком во чреве.

И неожиданно сквозь шум дождя и чавканье грязи под ногами прорвался стремительно приближающийся топот копыт…

Мартин бросился вперед, прекрасно понимая, что уйти от конных отряду не удастся. Пропади оно пропадом, думал он на бегу - у него нет причин жертвовать собой за Бомонов. Он затеряется в этом редколесье. Дождаться рассвета, а там повернуть на север - к предгорьям. К Азуэло.

Азуэло! Он остановился на бегу - кем он будет в Азуэло? Снова беглый наемник, бросивший хозяина? Представил, как заявится туда - вымокший и грязный, как последний бродяга. Мартин на мгновение прикрыл глаза. Довольно! Он не для того поднимался, чтобы падать снова.

Глубоко вздохнув, Мартин повернулся и, вытащив меч, побежал назад - туда, где сейчас должен был идти бой. Уж одного-то верхового он сумеет прихватить, ему только и нужно, что добыть коня.

Однако боя не было. Уже не было. Выбежав на залитую дождем прогалину, Мартин в участившихся сполохах молний увидел с десяток мертвых тел графских пехотинцев, увидел, как у кустов бьется в агонии лошадь, а чуть поодаль двое графских солдат стаскивают одежду с упавшего. Солдаты деловито стянули с лежавшего неподвижно человека рубаху, один из них торопливо скомкал ее и сунул за пазуху.

- Штаны тебе, рубаху мне…

- И нагрудник мне. С тебя и сапог да шлема хватит, жадюга.

И тут на прогалину вылетел еще один всадник. Срывающимся голосом он кричал что-то по-каталански, Мартин разобрал только имя.

- Чезаре Борджиа! Это Чезаре Борджиа!

Не обращая внимания на отпрянувших солдат, юноша спешился и, на бегу сорвав плащ, прикрыл им тело. Мешая слова с рыданиями, он попытался приподнять лежащего - и коротко ахнул, когда один из солдат, подобравшись сзади, ударил его ножом в шею. Второй солдат с рычанием хватил юношу по голове щитом. Осатанели от крови, сразу понял Мартин - подобное он видел и не раз. Им надо остыть, тогда будет толк. Все равно ничего уж не поделать.

- Капитан… - вскрикнул один из солдат, когда Мартин спустя некоторое время вышел из-за дерева.

- Наваррцы четвертуют вас, коли узнают, что вы так поразвлекались с Чезаре Борджиа, - с нехорошей улыбкой проговорил Мартин. И, указав на убитого юношу, лицо которого превратилось уже в кровавое месиво, добавил: - Узнаю нагрудник.

Во вспышке молнии он увидел, как лица солдат под саладами (2) вытянулись в смертельном испуге. Немудрено - Борджиа казался сыном самого сатаны, так что убийц, поглумившихся над его трупом, не ждало ничего хорошего.

- Ходу отсюда! - рявкнул Мартин, когда солдаты с воплями и божбой бросились прочь, побросав украденное.

Он присел над обнаженным телом, до половины прикрытым плащом. Дождевая вода струилась по лицу, по волосам, смывала кровь с плеча. Мартин заметил движение губ - лежащий пытался что-то сказать.

Так-то можно и выдвинуться, думал Мартин, наблюдая, как едва заметно вздымается от дыхания грудь лежащего. Если привезти в Логроньо самого Чезаре Борджиа - можно выдвинуться и помимо Бомонов, что старшего, что младшего.

Он поплотнее завернул лежащего в плащ. Надо было выбираться, скоро рассветет, не ровен час, нагрянут наваррцы. К счастью, лошадь бедного мальчишки не отошла далеко, и Мартин смог поймать ее.

“-Лук…ре…ция”, - вышептали полумертвые губы, когда он поднимал обмякшее, ставшее словно бы тяжелее тело. Нечистый бы побрал тебя, выругался Мартин - имя, сорвавшееся с губ этого полутрупа, словно удачно пущенное ядро, ломало все выстроенное. Он оглянулся - черненый с золотом нагрудник Борджиа, брошенный убежавшими, очень узнаваем.

“Сделаем вам живого мертвеца”, - мрачно подумал Мартин, стаскивая с убитого паренька его нагрудник и надевая вместо него нагрудник Чезаре. Лицо… лица у парня все равно уже нет, так хоть похоронят по-королевски.

Он взгромоздил Чезаре на седло, вскочил позади него и легкой рысцой погнал к северу. Там, в предгорьях есть маленькая винодельня, которая была дана донье Кристабель в приданое. Матамороса. Затерянное место, глухое. Он знает арендатора, дона Иньиго де Мендоса. Видел его на свадьбе Арнольфини и Кристабель. Старому дураку не станет ума догадаться, кого привез к нему многоуважаемый дон Мартин де Бланко.

***

Ты, верно, и сам догадался, терпеливый слушатель, что через несколько дней Вьянская цитадель пала. Когда ворота открыли, там оказалось всего около тридцати солдат из самых слабых. Остальные, включая обоих графов - отца и сына, - исчезли, будто растворились.

А изуродованное тело, найденное в леске милях в пяти от Вьяны, было опознано только по дорогому нагруднику и длинным темным волосам. “Чезаре Борджиа мертв”, - полетели известия в Леон, Рим, Феррару, Мадрид, Венецию, Флоренцию, Неаполь… И во всех городах люди возносили молитвы - в слезах или же смеясь от неудержимой радости.

Комментарий к Глава 9, в которой начинают учиться, поддаются безумию и исчезают в дождливой ночи

(1) - ведьма, колдунья

(2) - тип шлема

========== Глава 10, в которой тело гниет изнутри, обретают крылья и начинается охота на гадюку ==========

Пожар, досточтимый слушатель мой, бывает, разгорается от крохотной искры. Это известно всем. Однако пожар на торфяниках схож со злотворной опухолью, что поедает изнутри тело, кажущееся снаружи здоровым и крепким. Уподоблю его также жучкам, проедающим ходы в дереве - и деревянное творенье может выглядеть целым и прочным, в то время как внутри все проедено злотворными жучками.

Так или примерно так думал Стефано Арнольфини. Он ощущал себя беспомощным - его семью, он чувствовал, разъедало изнутри, и все шло к тому, что от полнокровного тела должна была остаться лишь оболочка, наполненная гноем.

“Стефано, Стефано, погоди! Ну о каком полнокровном теле говоришь ты? Разве полнокровным было тело, когда твой отец предавал и подличал, нарушал все заповеди для удовлетворения прихотей, даже не утруждаясь добыванием долговременной выгоды?” - вещал голос, примстившийся ему в одну из ночей.

Стефано проснулся и сел на кровати - из-за стены слышались глухие вскрики. За стеною находилась спальня его супруги…

Агнесс! Когда Стефано вбежал в ее покой, благословляя незапертую на замок дверь, он увидел окровавленное тело служанки. Его жена с ангельской улыбкой на личике - детском личике, таком чужом сейчас и жутком, - гвоздила служанку тяжелым бронзовым канделябром. Подсвечник, который с трудом можно было поднять двумя руками, так и летал в ее тонкой маленькой ручке.

В первое мгновение Стефано перекрестился - таковая сила в хрупком женском теле казалась неприродной, пугала. Однако, вспомнив, как описывались подобные припадки у арабских лекарей, которых он читал, устыдился своего страха.

- Она не хотела тихо лежать, - с тою же улыбкой проговорила Агнесс. Подсвечник выпал из ее руки и бубухнул о каменный пол. И Стефано пронзила знакомая острая жалость - та самая, которая овладела им у горящего замка Монтеверде, когда Агнесс бросилась ему на шею, судорожно всхлипывала в его объятиях, говоря, что лишь сейчас осознала все, что с нею произошло. Как они тогда любили друг друга!