– Чего хочешь?

– Вот привет передать Анне Георгиевне. Где она? – и вынула конверт.

– Положи в гроб, она на том свете прочтет. А мне не мешай.

– Вот вы и положите.

Девушка всучила ему конверт, сделала снимки на мобильник и, не мешкая, удалилась. Во дворе ее окликнул веселым голосом Василий:

– Ну, поговорила?

Девушка раздраженно буркнула.

– Не грешно вам смеяться в такой день, – повернулась и столкнулась с входящим строгим мужчиной в очках.

– Извините, я из Налоговой инспекции, как найти мне госпожу Анну Сырбу?

– Опоздали, в гробу она, видите крышку у двери.

– Как в гробу? А кто налог за квас платить будет?

– Сделайте запрос в парламент, – рассмеялась джинсовая девушка.

В это время мастер объектива, прежде чем взяться за работу, выпил еще рюмочку, крякнул и начал щелкать фотоаппаратом, снимая гроб под разными ракурсами. Залез на стул, желая зафиксировать вид сверху. Вспышка пробудила задремавшую Анну. Она открыла глаза, испугалась наставленного на нее объектива фотоаппарата, взмахнула руками:

– Чур-чур, не меня! Изыди, сатана, изыди, еще поминки не кончились!

Фотограф, получивший новое, не дворянское звание, испугался еще больше. Свалился со стула, ударился затылком о табурет. Гроб покачнулся и перевернулся. Анна упала на фотокора. Тот дернулся и потерял сознание. Сбежавшиеся женщины закричали, зовя на помощь мужчин. Беседка во дворе мигом опустела. Вскоре приехала машина скорой помощи и увезла кряктуна.

В комнате стало просторнее. Гроб убрали. Рассевшиеся вокруг стола гости улыбались, уже не стесняясь. Голубцы в виноградных листочках манили ароматом, вино в стаканах искрилось. Чокались, не соблюдая принципа четности. Голос тостирующего спикера звучал почти без официоза.

Кто в зрелом возрасте не может не давать советы? Таких мало найдется. Тем более, в южном городе. Тем более, после рюмочки. И не имеет значения, разбирается или не разбирается в обсуждаемом вопросе желающий дать совет, но дать совет он обязан. Причем не важно, оценят его или нет.

Спикер был неудержим:

– Как видите, все уладилось, успокоилось, можно провести коллоквиум.

– Чего провести? – не мог успокоиться Федосеич.

– Коллоквиум – слово латинское, означает беседу, разговор.

Вот мы и поговорим о нашей уважаемой Анне Георгиевне.

Какой таксист не любит быстрой езды, нарушая все правила? Федосеич не стал исключением. Он не дал поминальному спикеру закончить фразу. Встав с поднятым стаканом, вежливо начал:

– Mille pardon, чёрт побери, господа! Позвольте нам, простым людям от баранки, пожелать, чтобы по дороге к Отцу нашему, когда Он призовет, Анне не мешали дорожные инспекторы.

Василий удивился:

– Ну, ты даешь, шашист. Какие там инспекторы? Они все в аду. А у Анны маршрут: земля – рай.

Таксист, названный «шашистом», обидчиво насупился:

– Ты мало с ними сталкивался. Полицейские инспекторы где угодно прячутся, хотя по закону не имеют права, но права потом качают, и четко знают, кого трогать чревато. Мы, таксисты, к таким не относимся. Потому мой тост справедливый.

– А что, Анна на такси в рай поедет? – продолжал подначивать Василий.

Спикер вспомнил о своих обязанностях:

– Предложение поступило, я поддерживаю уважаемого шашиста, тьфу, уважаемого господина таксиста. Он предупредил о возможных препятствиях в дороге, предупредил обоснованно, на основе личного опыта. Сколько лет за рулем, уважаемый?

– Через месяц тридцать будет.

– Слышите, тридцать! Месяц отбрасываем, как отпускной. Нельзя не считаться с таким опытом. Итак, за хорошую дорогу Анны Георгиевны, без излишних контролеров! Можно чокнуться.

Таксист, довольный признанием, снисходительно обратился к Василию:

– Ну что, Вася, вперед? – и чокнулся с ним. – Стоклеточные шашки не для тебя. Играй в простые.

Будущее Анны не могло оставить равнодушными соседок, а Прасковью плациндовну в особенности. Она немедленно повернулась к Федосеичу:

– Уважаемый, простите, мы не знакомы с вами. Как вас величать?

Непривыкший к подобному вниманию, он засмущался:

– Семен я.

– А по отчеству?

– Федосеевич.

– Так вот, скажу я всем вам, – она обвела взглядом сидящих за столом, – наш Семен Федосеевич, хотя не из муниципия, но прав. Дороги – дело серьезное, на них всякие встречаются. Хватает разных там. И инспекторов тоже. Сколько на ней ям больших и маленьких? И не везде дорога ровная. Потому соглашусь с опытом Семена Федосеевича и добавлю пожелание Анне, чтобы ее не трясло по дороге. А с вами, Семен Федосеевич, хочу чокнуться. Я была на рынке, видела как вы подушку покупали. Сам большой, и голова у вас крупная, а взяли маленькую подушечку.

– А мне большая не нужна. У моей жены грудь восьмого размера.

Изяслав, хотя адвокатом не был, за словом в карман не лез, ни в свой, ни в чужой, пил мало, выглядел обиженным, но напомнил о себе:

– Вы меня снабженцем называете. Между тем, по-современному, мы все менеджеры и чем-то управляем.

Статистик играл роль резонера:

– Или делаем вид, что управляем.

Реакции не последовало. Изяслав продолжил:

– Каждый из нас в своих делах менеджер. Я – купипродай сантехнику, Анна – менеджер по квасу, уважаемый господин прокурор – по государственным законам, не менее уважаемый господин адвокат – тоже по законам, но с другой стороны. Наш ребе, да пусть он проживет 120 лет, говорит:

«На небесах тоже разделение. В чистилище, как в синагоге: мужчины и женщины отдельно.» Я его спросил: почему, грехи-то общие? Разве не так? Вы знаете, что он мне ответил? Так я вам объясню. Ребе сказал: «Я сам грешник, но Божьи заповеди чту. Так что и у меня самого разделение в голове». Давайте выпьем за батюшку, который поддержал Анну!

Представителей общества трезвости за столом не оказалось.

Мария, любительница прогнозов погоды, слушавшая их по всем радио и телеканалам, и далее прогнозировала сама, дополнила тему переселения в лучший мир:

– Но все равно в дорогу одеться нужно потеплее. Дабы не простыть. На голову – шапочку вязаную, на ноги – носки шерстяные. В рай больного могут не пустить, чтобы других не заразить. Тогда что делать? Возвращаться? Поздно. И где лечиться прикажите? Может, там полис не действует. Земли уже, – она развела руками, – а неба еще, – она свела руки, – и на том свете хочется жить здоровым.

Коллега Анны по работе, дожевав соленый огурец, начала размеренно:

– Послушала Семен Федосеевича и скажу, не стесняясь: я с ним согласна. Опыта нам не занимать, как-никак вместе с Анной больше четверти века в одном цеху водичку лили. Потому важно для Анны, чтобы начальник справедливый и добрый там оказался. Он психологический климат создает.

Но сомелье плацинд была начеку:

– Фрося, воды ты, конечно, налила немало, но, скажи, какой начальник в раю? Если там появятся начальники, то и раю конец.

Однако цеховой психолог замечания не восприняла:

– Для кого Фрося, а для кого Ефросиния Михайловна, между прочим. Ты, Парасковья, дальше своего забора не ходила, видно. На работе как? Если начальник только гаркает, не понимает, когда потребовать, когда поблажку дать, добрые слова забыл, то с таким начальником работать не в дугу. Люди увольняться станут.

Молчавшая до сих пор соседка, сидевшая слева от сослуживицы Анны, очнулась:

– Какой начальник попадется, конечно, важно. О чём вы говорите, какие увольнения? В раю не работают, в аду – другое дело, даже черти трудятся, проверяют температуру в котле, управляют грешниками, но всё же главное – не то. Нам, женщинам, без мужика жизнь не в радость, одно бытие. Для укрепления семьи я бы установила нормативный минимум проживания в браке. И за его соблюдение доплачивать к пенсии, а при нарушении – снижать пенсию. Тогда супруги не раз подумали бы, прежде чем разводиться. Я думаю, – она показала пальцем на потолок, – правда, я там не была, но, уверена, и там тоже самое. Скажу по-культурянски: что за райская жизнь без хорошего мужика? Это не райская жизнь – одно безделье. Вот я и желаю Анне там найти такого мужика.