Мы вышли из квартиры, соседка закрыла дверь и сказала, что ключи оставит пока у себя. Мне было грустно, я отчаивался, а впереди ждала пугающая неизвестность. На подкашивающихся ногах, с трудом удерживая чемодан, я спустился на первый этаж.
— Давай я понесу, тебе тяжело, а идти далеко.
Интернат стоял у реки на высоком берегу. Он занимал старинное здание, на котором висела мраморная табличка, сообщающая, что это памятник архитектуры девятнадцатого века. Раньше в здании был театр. Между окон из стены выступали человеческие лица, напоминающие маски. Они смотрели в разные стороны. Одно лицо грустное, с опущенными уголками рта, а другое весёлое. Здание интерната было угловым, и ворота, что вели во двор, располагались на другой улице.
Мы почти пришли. На меня надвинулись кажущиеся огромными железные ворота. Они выкрашены в тёмно-синий цвет, а на створках большие рельефные ярко-красные с белой окантовкой звёзды, но для меня они просто грязно-серые. Мы прошли в приоткрытые ворота, словно через невидимую плёнку, и мир за спиной оборвался. Атмосфера внутри двора какая-то другая. Большие тополя. Белые линии разметки заасфальтированной спортивной площадки. Во дворе у дымящего костра сидели пацаны и внимательно за нами наблюдали, ещё двое собирали в кучу опавшие листья. Сильный запах сырой тополиной листвы и дыма наполнял воздух. Провожаемые взглядами, мы прошли в дверь под навесом и оказались в тёмном фойе.
— Нам на второй этаж.
Мы поднялись по широкой каменной лестнице. На втором этаже ярко горела свисавшая на проводе голая лампочка. По скрипучему паркету прошли в конец коридора к высокой обитой чёрным дерматином двери. На ней медная табличка: «ДИРЕКТОР Марьянова А.В.»
Соседка постучала по ручке и заглянула.
— Антонина Васильевна, можно? Я его привела.
— Входите.
Мы зашли, оставив чемодан за дверью. За широким тяжёлым столом сидела пожилая и очень толстая женщина. С боков, обтянутые кофтой, свисали жировые складки. Она затянулась сигаретой и, прищурившись от дыма, внимательно на меня посмотрела.
— Симпатичный, — задумчиво сказала она, и её губы скривились, показывая жёлто-коричневые прокуренные и неровные зубы. Наверно, она так улыбалась. Сквозь зубы сочился дым. — Оставляй.
Соседка попятилась к двери.
— Кликни Стаса, он, скорее всего, во дворе. — Соседка кивнула и выскользнула за дверь. — Раздевайся. — Я расстегнул и снял куртку. — Совсем. — Я, не понимая, посмотрел на неё. — Догола, и не копайся. — Вошёл черноволосый парень лет пятнадцати. — Поторопи его, — кивнула она в мою сторону и вновь затянулась.
Я возился, снимая пиджак, а парень подошёл и начал расстёгивать пуговицы на брюках. Я схватил его за руки. Он поднял взгляд.
— Давай быстрее, — шёпотом сказал он.
В его глазах я увидел страх. Штаны упали вниз, я снял майку и спустил трусы.
— Осмотри его хорошенько.
Мне заглянули в уши, глаза, проверили волосы, руки, ноги, пришлось разуться. Он осмотрел ногти.
— Чистый, — сказал он, поднимаясь с корточек.
Я стоял голый, а она разглядывала меня. Затем вздохнула и махнула сигаретой, словно отгоняя надоедливую мошку.
Стас наклонился и подхватил мою одежду.
— Штаны надень, — прошептал он, выпрямляясь.
Я натянул трусы и брюки, ещё не успел застегнуть, а меня уже вытащили в коридор.
— Одевайся, — сказал Стас, ставя на пол ботинки и передавая одежду.
— Тебя как зовут?
— Саша.
— А меня Стас.
Мы пожали друг другу руки.
— С ней лучше не связываться, — сказал он всё так же шёпотом и кивнул на дверь, — жизни не будет. — В голосе явственно слышался страх. — Пойдём, я тебе всё покажу.
Мы спустились на первый этаж, прошли в глубь фойе и повернули направо. Встречные мальчишки с любопытством косились на меня. Я из последних сил тащил чемодан. Стас открыл белую двустворчатую дверь и пропустил меня вперёд. В большой комнате, где стояли ряды двухъярусных железных кроватей, галдели мальчишки. Одни во что-то играли, другие просто валялись на кроватях. Несколько пацанов носились друг за другом по комнате, вслед им летела брань. Меня провели через всю комнату к противоположной от входа стене. Вплотную к ней, слева от ещё одной двери, стояла кровать. Со второго яруса, из-за стоящей на ребре широкой доски, выглянул светловолосый мальчик чуть старше меня.
— Вот, жильца тебе привёл, — сообщил Стас. — Отдавай один матрас, нечего тебе, как царю, на двух перинах спать.
Мальчик скрутил один из матрасов и передал вниз. Стас кинул его на сетку кровати.
— Расправляй.
Я задвинул под кровать чемодан и развернул матрас. Было видно, что он не новый, с характерными пятнами от мочи.
— Слав, сбегай в подвал, принеси постельное и одеяло с подушкой не забудь.
Мальчишка слез и направился к выходу.
— Пойдём, покажу, где туалет.
Мы прошли в дверь, что находилась недалеко от кровати, и оказались в маленьком коридорчике. Запах хлорки не перебивал неприятных запахов.
— Раковины и тубзик слева. Заходи, полюбуйся. Ссать не хочешь?
— Нет.
— А я хочу.
Отлив, Стас помыл руки.
— Пойдём дальше. Душевые напротив.
Он толкнул дверь. На нас оглянулась пара мальчишек, что мылись под душем.
— Привет, Стас, — махнул рукой один из них.
— Здорово, — буркнул в ответ Стас и потащил меня назад в спальню.
Несколько парней окружили кровать. Один склонился над вытащенным чемоданом. Сверху из-за прутьев спинки на меня затравленно глянул вернувшийся Славка. Подушка, тёмно-серое одеяло и бельё лежали стопкой на кровати.
Нас заметили. Тот, что достал чемодан, поднял взгляд.
— О! Но-о-овенький! Чемоданчик, а что в нём?
— Мои вещи.
— Сейчас посмотрим, может, что ценное есть.
Он взял чемодан за ручку и поднял. Я сделал движение, чтобы выхватить его. Меня толкнули. Я бухнулся на кровать, сильно ударившись о железную спинку.
— Та-а-ак, посмотрим, что здесь у него?
Он раскрыл чемодан.
— Шмотки, шмотки, шмотки. О! Солдатики!
— Это мои!
— Сиди не рыпайся, а то ещё по харе получишь!
Солдатики пошли по рукам.
— Больше ничего интересного нет, — немного разочарованно произнёс парень, а затем перевернул чемодан, высыпая одежду на пол. — Значит, заберу чемодан.
Он захлопнул крышку и пихнул ногой ворох одежды, разбрасывая её во все стороны. Я бросился вниз, стал хватать, а они смеялись, играя со мной в собачку. Я собрал, что смог, а потом не выдержал, залез на кровать, отвернулся к стене и беззвучно заплакал. Как и дома, я чувствовал, что если буду реветь в голос, всё станет только хуже. Кто-то собрал оставшуюся одежду и положил на кровать. Я не знал, кто это был, потому что сам не заметил, как уснул.