— А ты, Юля?
— Я не хочу возвращаться.
— Почему?
— Мне здесь хорошо, спокойно.
— Пойдём со мной, Юля, я люблю тебя!
— Мне всё равно.
— Твоя любовь умерла, — с горечью сказал Тони. — Значит, место тебе только здесь.
«Этот мерзкий дед убил в ней любовь, забрал радость жизни, но почему она не сопротивляется?»
Чувствуя, что если задержится ещё хоть на мгновение, то останется и сгинет в этой тьме навсегда, Тони развернулся и пошёл прочь от мертвящего света костра. Он уходил с кровоточащим сердцем. Часть его души умерла, и образовавшуюся пустоту заполнил Зверь.
«Я убью каждого, кто полюбит тебя, — шептал, рождаясь в боли и безумии, Зверь, — я сумею защитить тебя».
Тони плакал, и вместе со слезами его покидало сознание. Он очнулся и понял, что находится на тонущей лодке. У его ног, свернувшись калачиком, лежала Юля. Он знал, что она мертва. Деда нигде не было видно. Он спрыгнул в воду и выбрался на берег.
Добравшись домой, он еле держался на ногах от голода и усталости. Он обо всём рассказал полиции, за исключением беседы с мёртвыми друзьями, и проспал целых три дня. Деда так и не нашли.
А сегодня, когда он сидел на уроке возле открытого окна, ему показалось, что, проходя под окном, кто-то сказал: «Любовь и смерть всегда рядом — славные подружки», — а потом захихикал. Он вскочил из-за парты и выглянул на улицу, но там никого не оказалось. Учительница и ученики странно на него посмотрели, а он, ничего не сказав, сел на место. Он знал, что по школе ходили слухи, что якобы он сам убил своих друзей, потому что сошёл с ума.
Это было днём, а вечером пошёл дождь. Тони сидел у камина, а в окно стучали холодные капли. Этот звук напоминал ему стук ножа, что он держал в руке, когда проделывал дырку в днище лодки.
«Любовь и смерть всегда рядом…» — шептал внутри Зверь и щурился на языки пламени.
И никто не знал, что два часа назад на секретном химическом заводе во время опасного эксперимента произошёл взрыв, и сейчас вещества, способные вызвать мутации, вместе с каплями дождя падали с неба.
========== 9. Амит ==========
— Какой-то ты сегодня тихий, — сказал Бха принёсшему дрова Амиту.
— Мне надо привыкнуть, — сказал Амит, глядя на отшельника.
В его глазах было столько теплоты, что Бха сказал:
— Мне прямо хочется обнять тебя и съесть.
— Я тебе ягод принёс, — сказал, протягивая на ладони ягодки, Амит. — Они тоже вкусные, я пробовал.
— Ладно, уговорил, — сказал Бха, забирая ягоды. — Тебя мы на потом прибережём. Подрастёшь, откормишься. Хотя это вряд ли, с нашей-то едой. Так и быть, живи пока.
— Спасибо, Бха.
— Иди, иди. Ещё дров насобирай, а то завтра дождь пойдёт.
Они сидели у огня и слушали, как тяжёлые капли дождя разбиваются о площадку.
— Пойду посмотрю, может, набралась уже, — сказал Амит и вышел из пещеры.
Тёмное низкое небо нависало над зелёной долиной, окутанной пеленой дождя.
«Как красиво».
Амит постоял под карнизом входа, любуясь стихией. Поднял кувшин с дождевой водой и вернулся в пещеру. Налил воду в чайник и поставил его на угли.
Бха отхлебнул из чашки и сказал:
— Сейчас ты будешь учиться дышать, но не так, как обычно сопишь, а так, чтобы тело пело.
— Не люблю петь.
— Балбес. Когда птицы летят, их тело поёт, и они выражают это чувство голосом.
— Так из-за этого все птицы поют по-разному, всё зависит от полёта?
— Ну, почти. Ты суть улавливай!
— Я пытаюсь! — сказал Амит, сосредотачиваясь на дыхании, но в голый зад впивалась колючая циновка, а сверху нависал недовольный Бха.
Амит встал, свернул в несколько раз одеяло и сел сверху. Бха нетерпеливо, но молча следил за его манипуляциями. Амит закрыл глаза, расслабился и вновь погрузился в дыхание.
— Вдох — воздух подхватывает тебя. Задержка — ты свободно паришь над всем миром. Выдох — цель становится ближе… Как орёл, падаешь на добычу, и вновь задержка. Цель достигнута и покоится в твоих ладонях.
— А на ладонях распускаются дивные и прекрасные лотосы.
— Эй, вернись, я ещё не закончил, — сказал Бха блаженно улыбающемуся Амиту. Тот открыл глаза. — Так вот. Цель покоится в твоих руках, что с ней надо сделать?
— Съесть?
— Правильно, — сказал Бха, сел и отхлебнул чая. — Именно съесть.
— А как? — спросил Амит, удивлённый тем, что ответил правильно.
— С любовью.
— Это как Кришна гопи, что ли?
— Ну, примерно так.
— Да… — сказал Амит, вспоминая гнилые зубы гопи. — А может, не надо?
— Надо, Амит, надо.
— Бррр, — передёрнул плечами Амит. — Я попробую?
— Пробуй.
— А на кого охотиться?
— А охотиться мы будем на спящую змею.
— На спящую неинтересно, — разочарованно махнул рукой Амит.
— Ничего, когда ты её схватишь, она обязательно проснётся.
— А не покусает?
— А Шеша её знает.
— А где змею искать-то?
— В заднице.
— Угу. — Амит качнулся на одеяле, умащивая поудобнее место поиска, и с подозрением покосился на отшельника, но тот вроде не шутил. — Ладно, поищу.
— Поищи-поищи, с другим кем-нибудь только не перепутай.
— Нет у меня других, — ответил Амит и отвернулся, делая вид, что больше не слушает.
Закрыл глаза, и его лицо расслабилось. Бха с тёплой улыбкой посмотрел на него. Внутренний покой, отразившийся в лице мальчика, был именно тем самым, необходимым покоем.
«Вдох — мои крылья расправил ветер. Я парю, ища взглядом змею, что покоится в основании тела. Вот она! Сверкают чешуйки кожи змеиной. Устремляюсь вниз, выпустив нежные когти. Миг прозрения, извивается гибкое тело. Возношу к небесам, поглощая. Замираю, восхитившись её красотой».
Амит чувствовал, как что-то раскачивается над головой.
— Бха, Бха, посмотри, что у меня там?
— Змея, — ответил Бха. — Не двигайся, а то укусит.
Амит замер, умоляюще глядя на отшельника.
«А ещё говорил, что в его пещеру змеи не заползают».
Бха осторожно встал и подошёл к Амиту.
— Хорошая, хорошая, — сказал он, двигая рукой над головой мальчика.
«Он её гладит. Может, он, до того как стал отшельником, факиром был?»
Внутри позвоночника защекотало, словно там что-то ползло, задевая нервные окончания.
«И не почешешь, внутри ведь».
Неожиданно все ощущения в позвоночнике оборвались. Амит словно очнулся от какого-то транса.
— Фу-ух, — сказал он. — А ты, Бха, факиром раньше не был?
— Был, — ответил Бха, — детским наставником.
— Теперь понятно, почему ты надо мной издеваешься. Мстительный ты, Бха.
— Тридцать пять лет назад я понял, что с меня довольно, и ушёл в горы, чтобы стать садху; так что детям, которых я воспитывал, можно сказать, повезло избавиться от меня, а вот ты и не надейся.