«А как же наблюдатель со своим взглядом?»

«Происки чёрных колдунов!»

«О как, ну-ну…»

И она опять многозначительно замолчала. Если б мог, я б её задушил! И почему у меня душа женского пола? Хочу не душу, а душа! Или как там его? Дух? Всё, меняю душу на духа!

«Да-а, — протянула душа, — бывают же такие недоразумения…»

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но вернулся наблюдатель, и я осознал, что добежал до предгорий с террасами и заброшенными поместьями.

Коргос, хоть и оставался последним крупным городом, всё равно сжался в размерах, тяготея к кормившему его морю. С таким трудом отвоёванные и благоустроенные гномами склоны гор опустели. А немногочисленная гномья община теперь занимала один из центральных кварталов.

Я уже поднялся на третий ярус, когда следы свернули в погибший без орошения сад. Голые сухие ветви деревьев взывали к безжалостному небу, но даже мёртвыми они не потеряли грации и красоты чистых линий.

След вёл в развалины двухэтажного особняка с провалившейся крышей. Но стоило мне подойти ближе и оказаться внутри иллюзии, как я увидел, что крыша починена, а окна поблёскивают новенькими стёклами. Генератор иллюзий, да ещё такого размера, стоил бешеных денег. Я столкнулся с кем-то посерьёзнее уличной шпаны. Подошёл к приоткрытой двери и прислушался — тишина. Лишь из-под земли доносился ровный гул, как от потревоженной пчелиной колоды. Туда же, минуя пустой холл и спускаясь по винтовой лестнице, вели следы. Опять подземелье. А гномы здесь вырыли целый город, во тьме которого можно было запросто затеряться. Но я зря беспокоился, по мере моего продвижения в нишах загорались магические кристаллы, озаряя путь и указывая любому желающему, где я нахожусь.

«Хорошо, что таких желающих нет», — подумал я и потерял сознание от удара по темечку. Кто бы ко мне ни подкрался, он был мастером своего дела. Или под заклятием невидимости, по тающему следу которого я пришёл.

Очнулся я от резкой боли в чреслах. Пинал меня высокий худой человек, с ног до головы затянутый в облегающий чёрный кожаный костюм в золотых заклёпках и сверкающих драгоценных камнях. При этом член, задница, пупок и соски его были обнажены, лишены волос и имели какой-то нездоровый синюшный оттенок. В мошонку было продето кольцо, на нём, мелодично позвякивая при каждом движении, висело три серебряных бубенца. Ещё по одному бубенчику имелось на каждом соске и на пупке. Лицо пряталось под маской-уздой с круглыми зеркальными стёклами в глазницах. Такие используют гномы, когда плавят металл, и путешественники в горах, чтобы не ослепнуть от блеска снега.

Всё это я видел как-то нечётко и, скосив взгляд на себя, понял почему — я был упакован в точно такой же костюм, только белого цвета. Сжав в горсть яйца, я облегчённо вздохнул: никаких серебряных бубенцов, всё своё, натуральное, хоть и лишённое привычной растительности, отчего кожа казалась нежной и шелковистой, как у младенчика.

Очередной пинок в зад заставил меня оторваться от детской гладкости яиц, подняться и обнаружить, что мы с обидчиком скованы цепью, идущей от моей правой ноги к его левой и продетой в кольцо в полу. Я невольно вспомнил подземелье башни магов в Заповедном лесу и порадовался, что хлебнул на ночь живой воды. Если укусят — отправятся на тот вампирский свет или в тьму. Я уже хотел сказать чернышу пару ласковых и только тут осознал, что во рту у меня мундштук, как в лошадиной узде, а рот не закрывается.

— Ы! — возмутился я.

— Ыгы! — ответил мой чёрный брат, игриво звеня бубенцами.

Я его знать не знал, и его агрессивный настрой действовал на меня угнетающе. Думаю, мы бы смогли ещё долго и мило с ним беседовать, обмениваясь многозначительными «ы-ы», но тут открылась обитая железом дверь, и в комнату вошёл огромный голый детина в фартуке мясника, в маске и с Велем на поводке. Его бычье волосатое тело резко контрастировало с полной обнажённостью выбритого и худенького Веля. Мясницкий фартук показался мне до боли знакомым. «Ганс?» — хотел спросить я, вспомнив имя патологоанатома, но вместо этого выдал:

— Аан?!

Тот ничего не ответил, а лишь толкнул Веля в кресло. На глазах у того была тугая кожаная лента, а руки были связаны за спиной. Из ошейника торчали острые шипы. Несмотря на мундштук, Вель узнал мой голос и дёрнулся мне навстречу.

— Яко…

Видимо, шипы были двусторонние, потому что когда Ганс одёрнул его, Вель застонал, а вниз потянулись алые ниточки крови.

— А-ар! — выкрикнул я, до отказа натягивая цепь. Чёрный сопротивлялся, как мог, а Ганс уже пристёгивал ноги и руки Веля кожаными ремнями к креслу.

Комната, в которой мы оказались, была залита ярким светом магических кристаллов и напоминала пыточную палача и сокровищницу одновременно. Все пугающего вида экзотические приспособления были отлиты из золота и украшены драгоценными камнями. В центре стояла тренога, а на ней — что-то наподобие ветвистого подсвечника, только с держателями для алых кристаллов с чёрными прожилками.

Я уже видел такие раньше на чёрном рынке. Кристаллы несозревших семян магических деревьев Гран. Нерождённые души. Их пустые сознания использовали для записи воспоминаний. Положив кристалл в рот и прижав его к нёбу, человек воспроизводил в своём теле и переживал всё, что испытал владелец памяти. Большой популярностью пользовались записи сексуальных утех и всевозможных извращений, но, как и сама добыча кристаллов, они были вне закона.

Пока я об этом думал, Ганс умащивал маслом огромный золотой член, торчащий из стула между бёдер Веля. Я понял, что должно произойти, ещё до того, как он стал насаживать на него заверещавшего от боли парня.

— Э! Э! — кричал я, а из-под ленты на глазах Веля катились слёзы.

Он извивался всем телом, но мучитель крепко давил ему на плечи, не позволяя соскочить. Потеряв контроль от боли, Вель обмочился, перестал дёргаться и лишь скулил, вздрагивая от рыданий. Чёрный за спиной мычал и пытался достать меня ногой. Я кинулся на него, повалил и молотил головой об пол, пока из-под маски не разлилась лужа крови, а он не перестал сопротивляться.

— Хорошо, — произнёс Ганс, и я бешеным зверем кинулся к нему, чуть не оторвав себе ногу.

«Почему? Почему ты это делаешь?» — спросил бы его я, если бы ещё мог говорить хотя бы в уме, но я не мог и поэтому только зарычал сквозь сжатые зубы. Но Ганс мне ответил.

— В совете есть люди, которые хорошо платят за пытки и насилие. Гораздо больше скупердяя Генри. А ещё лучше они платят за беззащитных и преданных паршивцев, лишённых проклинающего глаза. Но не пропадать же даром таком зрелищу. — Он достал из широкого кармана фартука скальпель. — Мой глупый напарник в прошлый раз решил передёрнуть на вкусняшку, а паршивец возьми да очнись. Пришлось вздёрнуть дрочуна, чтоб не мучился. Но кто знал, что шутка с глазом в заднице для зрителей так аукнется?

Он попробовал большим пальцем остроту лезвия и опустил левый край повязки, открывая опухший и блестящий от слёз глаз Веля.

Наши взгляды встретились. Переполненный его болью, я упал на спину и уставился в потолок, весь поросший длинными щупальцами, как коралл актиниями. Пульсируя, они тянулись к нам с Велем, впитывая страдания и боль, а вся комната, как паутиной, была оплетена белёсыми нитями связей монстровой сети.