— Да чем ты ему там таким страшным пригрозил? — усмехнулся Кирилл, пристегиваясь и заводя мотор. — Хех, даже спросить страшно...

Двадцать четыре часа спустя Тимур с Кириллом, замерев, сидели в кустах, видя как из дома выходит Лидия в сопровождении лже-Сергея Степановича. Больше никого не было видно, и Тимур начал нервничать, за какие-то доли секунды мир начал оборачиваться Преисподней… Неужели он опоздал?! Неужели с Камиллой и его ребенком случилось то же самое, что с Дианой и ее сыном? Он отвернулся, отчаявшись, потеряв всякую надежду вновь увидеть Камиллу живой.

— Тимур, смотри, это же Камилла! — тихо сказал ему Кирилл, и для Тимура эти слова прозвучали как небесные виолончели, его будто окатили живой водой. Он смотрел и не мог насмотреться на нее, более чем живую, в свободной бежевой кофте, скрывающей раздавшуюся талию, тяжело переваливающуюся на ходу из-за беременности — Тимуру она казалась самой красивой на земле.

— Моя сестренка жива! И она все еще беременна, — счастливо улыбнулся Кирилл. — Мы не опоздали.

Камилла неуверенно огляделась по сторонам и, поморщившись, присела на скамеечку под окном; поясница ныла уже второй день подряд, но она старалась не придавать этому значения. Ее ухо, порванное сумасшедшим Артемом, заживало крайне медленно. Лидия ворвалась в номер в тот самый момент, когда Камилла, не удержавшись, рухнула на пол, успев-таки вытянуть руки перед собой, чтобы основной удар не пришелся на живот. Схватив Камиллу, Лидия быстренько погрузила ее в машину, пока на парковке никого не было, а по прибытии домой, тут же бросила Артема в подвал. Конечно, же, этот шрам останется с ней на всю жизнь... Но так как, судя по всему, жить ей осталось не так уж и долго, Камиллу это особо не волновало. Весь день ее не покидало странное чувство, что за ней кто-то украдкой наблюдает, и спать она легла со странным предчувствием на душе, как будто вот-вот должно произойти что-то очень плохое. И это было не просто ее воображение.

Утром Камилла проснулась от странного ощущения сырости и прохлады. Открыв глаза, она поняла, что все простыни почему-то промокли, но до нее не сразу дошло, что происходит, пока низ живота остро не стянула болезненная схватка; она была короткой, терпимой и быстро закончилась. Подобные сокращения уже не раз в этом месяце беспокоили ее, но те были почти незаметные и совершенно безболезненные. Камилла обмерла от охватившего ее липкого тошнотворного ужаса. Начало ее родов означало конец всему. Паника охватила ее; с трудом сознавая, что делает, она быстро свернула все простыни, чтобы никто не догадался, что у нее уже отошли воды.

Весь этот нескончаемый, немыслимо долго тянущийся день Камилла провела в муках, со скрипом зубов стараясь вести себя как ни в чем не бывало, чтобы Лидия ничего не заметила. Она не могла есть и пить, перерывы между схватками стремительно сокращались, и к вечеру Камилла, сославшись на головную боль, ушла спать пораньше. Она лежала в темноте, изо всех сил сопротивляясь рождению ребенка, по ее щекам бежали слезы — все кончено. Как бы она ни оттягивала этот момент, но он все равно настал, а это значит, что малыш обречен. Камилла ничего не смогла сделать, чтобы вырваться из плена и спасти сына от этих сумасшедших. Волны жестокой боли набегали все чаще, заставляя ее беспокойно метаться по постели и время от времени бессильно стонать в подушку. Камилла вставала на четвереньки, вцепившись руками в спинку кровати, с ужасом сознавая, что ребенок уже вот-вот появится на свет; опять ложилась на бок, безысходно ворочалась, тяжело дыша. Она отчаянно игнорировала потуги, беззвучно ловила ртом воздух, не зная, сколько еще сможет терпеть это так, чтобы никто не слышал.

Неожиданно тишину ночи разрезали на кусочки оглушительные выстрелы с улицы. Камилла вздрогнула, почувствовав смертельную угрозу и неловко села в постели. Из-за вертикального положения внизу ее таза сразу же усилилось нестерпимое давление. «Господи, только не это! Пожалуйста, только не сейчас!» — отчаянно взмолилась Камилла, почувствовав совершенно непреодолимое желание тужиться, которое больше не поддавалось никакому контролю. На первом этаже творилось нечто непонятное и страшное: все кричали, что-то крушили, стреляли снова и снова…

— Ну что, моя дорогая, — дрожащими губами выговорил Кирилл, наставляя пистолет на Лидию, уже связанную и сидящую на полу прямо перед ним на коленях. — Пора отвечать за это, что ты сделала.

— Нет, ты не посмеешь, — нервно усмехнулась Лидия, — ты же хороший мальчик, а я — твоя бабушка…

— Еще как посмею, — резко ответил Кирилл и нажал на курок. Все вздрогнули, когда пуля попала ей в грудь и на белой шелковой блузке стремительно начало расплываться алое пятно. Лидия завалилась на бок, как затравленный зверь, глядя на бледное лицо Кирилла, на его посиневшие от ледяной ярости губы, на его пылающий беспощадный взгляд карателя. Она уже не сомневалась в том, что смерть пришла за ней в его облике. Эти холодные зеленые глаза, словно бездонное озеро ядовитой ненависти, светились лихорадочным блеском — он предвкушал, как убьет ее. Сам. Сегодня. Прямо сейчас.

— Эта была за Диану, — страшно улыбнулся он и всадил ей вторую пулю — на этот раз в живот. — Эта — за мою сестренку. А эта, — Кирилл подошел, опустился подле нее на колени и схватил дрожащую от боли и страха Лидию за волосы, вперив дуло пистолета ей в лоб, — за моего сына.

Их глаза встретились на мгновение, прежде чем раздался смертельный выстрел… и обмякшее тело женщины безжизненно упало на пол. Вслед за ее смертью воцарилась гнетущая тишина. Кирилл молча отшвырнул пистолет; глядя куда-то в потолок, он закричал так, будто им овладели демоны.

— Кирилл, все закончилось, все… — подошел к нему сзади Тимур и неловко обнял его. — Она мертва. Ты все правильно сделал. Теперь все будет хорошо.

Кирилл, почти не слыша его, зарыдал на руках брата, словно ребенок, больно раненный этим миром и этой жизнью.

Когда дверь в комнату Камиллы открылась и на пороге замаячила высокая мужская фигура, она испуганно сжалась в комочек и отползла в самый дальний уголок кровати, щурясь от яркого света, неожиданно разрезавшим сгустившуюся здесь темноту.

— Не надо, не трогайте меня, пожалуйста, — всхлипывая, забормотала она, закрыв лицо ладонями.

— Ты что, это же я, девочка, — услышала она знакомый ласковый голос. — Я здесь. Все позади.

Через мгновение она уже оказалась в объятьях Тимура, боясь поверить, что это не сон. Он осыпал поцелуями ее лицо, смеясь и плача от счастья, и она тесно прижалась к груди мужа, ощущая, как взволнованно и радостно бьется его сердце.

— Эти ублюдки все связанные сидят в гостиной, ты можешь их не бояться, — шептал он, немного гладя ее по волосам. — Все закончилось. Эй… а это что такое?

Тимур откинул волосы Камиллы набок и заметил, что ее правое ухо настолько ужасно изуродовано, что даже взглянуть было страшно.

— Кто это сделал? — судорожно сглатывая слюну, спросил Тимур. — Кто посмел?..

— Тимур… Ничего страшного, не думай об этом… Это было месяц назад: Артем накинулся на меня, а я вырвалась, и тогда он схватил меня за сережку в ухе… И…

Она даже не успела договорить, прежде чем Тимур в бешенстве выбежал из комнаты.

— Тимур! Подожди… Ах… — Камилла задохнулась, чувствуя что больше не может сдерживаться: ее тело непроизвольно напряглось в очередной попытке вытолкнуть дитя наружу. Она кричала от резкой пронзающей боли, но ничего не могла поделать; на минуту для нее перестал существовать весь окружающий мир. Постепенно позыв стих, и к ней вернулась способность мыслить. Она поняла, что Тимур сейчас может сделать что-то ужасное и непоправимое, может взять грех на душу и убить в гневе мерзавца! Поморщившись, она кое-как поднялась с постели и медленно побрела по лестнице вниз, придерживая доходившую до пяток ночную сорочку, дрожа всем телом и хватаясь руками за деревянные перила. Камилла увидела то, что и ожидала: Тимур посреди гостиной исступленно пинал ногами связанного Артема, беспомощно барахтающегося на полу; из его рта уже бежала тоненькая, едва заметная струйка крови.