В реальность двух любовников возвращает неожиданно раздавшийся стук в дверь, отчего сердца обоих почти перестают биться, вместо того, чтобы набрать темп. Будто бы притаились, готовясь к чему-то сокрушительному. И в одну секунду аристократка отталкивает мужчину, попутно приподнимает ткань рубахи на плечо.

— Элисон, — в комнату чуть ли не паря от счастья, входит рыжеволосая дама, что прежде выступала с ней на сцене, — Тебя спрашивает весьма привлекательный молодой человек, — на её лице светится кокетливая улыбка, а сама она подлетает к столу и берет с него веточку винограда, — Боже, дорогая, почему ты смотришь на меня, будто бы смерть увидела?

— Весьма привлекательный молодой человек? — как бы невзначай повторяет аристократка, не решаясь выходить из-за ширмы.

— С потрясающей оливковой кожей и вьющимися тёмными волосами, — задумчиво подмечает та, запуская в ротик очередную ягоду, — Тебе, может, с платьем помочь? — она взволнованно приподнимает взгляд, слизывая с пухлых губ сок сочного плода.

— Нет! — неожиданно для себя вдруг вскрикивает Бадлмер, — Нет, не нужно. Я уже почти справилась, — добавляет она и краснеет пуще прежнего.

— Это новый реквизит? — веснушки на лице актрисы вдруг начинают играть, а взгляд её падает на шляпу судьи, лежащую на столе.

— Да, вполне возможно, — Бадлмер буквально вталкивает мужчину в угол комнаты, пытаясь спрятать его среди костюмов, в то время как он возмущается, по крайней мере, пытается это сделать, — Я когда зашла она уже лежала здесь, так что…

— Очень жаль, что ты не сможешь застать пьесу с её участием, — женщина с любопытством вертит в руках головной убор, а затем надевает его на голову и щурит глаза, — Господин судья сегодня был в зале, слышала об этом? Сидел с таким лицом, будто бы его сюда насильно затащили. Вот не дана некоторым людям тяга к прекрасному, да, дорогая? Говорят, слишком часто посещает театр в последнее время. Молвят, что к Адель ходит, — она недовольно качает головой, — Боже, какая же наивная девчонка! Что не выступление, то новый ухажёр.

— Действительно, — тем временем, смущение девушки переходит с горячих щёк на ушки, окрашивая их в яркий багровый цвет. Ей вдруг становится стыдно, что она накануне свадьбы находится в комнате с другим мужчиной, да ещё и поддаётся его желаниям, ибо сама она до сих пор боится признаться себе, что жаждет его не меньше, — Ты, должно быть, завидуешь?

— Прости? — рыженькая женщина возмущённо округляет выразительные глазки, а сама, немного запоздав, понимает о чём идёт речь — она слишком любит обсуждать чужих ухажеров, пока сама в свой четвёртый то десяток ходит одна, — Ох, моя дорогая, чему завидовать то? — гнев её отходит на второй план, когда она вспоминает, что это было последнее выступление маленькой глупышки в театре, — Разгульным капитанам или иным мимолётным связям? — она щурит глаза, словно пытается что-то припомнить, — Тот молоденький, не француз, кажется, твой? За него ты замуж выходишь?

Мадмуазель Бадлмер уже желала выйти из-за ширмы, потому что находиться рядом с судьей было уже просто нестерпимо, но он останавливает её всё той же лентой, которой прежде обвил девичью талию, и резко дергает края ткани в свою сторону. Элисон бы наверняка упала, если Клод не впился тонкими пальцами в её бёдра и прикосновения эти были равнозначны иголкам.

— Мой, кажется, — придерживаясь руками за мужские запястья повторяет она и пытается успокоить сердце, — Не могла бы ты сказать ему, что я спущусь через пару минут?

— Красив, верно? Так ласково улыбается, что даже на меня радость накатывает. А красота то какая? Породистая, римская до такой степени что просто невыносимо, — с трепетом бормотала она и наблюдала за изменяющимся взглядом молодой девушки.

Стоит Элисон улыбнуться и мечтательно прикрыть глаза, представляя силуэт молодого мужчины с потрясающей нежной и в тоже время мужественной красотой, как тонкие пальцы ещё сильнее сжимаются, заставляют её вскрикнуть и испуганно прикрыть ладошками рот.

— Знаешь, — было бы глупым считать, что этот шум был упущен рыженькой особой, — А ты права, я даже немного завидую тебе, но доброй завистью, — как бы невзначай добавляет она, — Такая наивная, совсем ещё юная, вокруг мужики крутятся, словно пчёлы возле улья, — актриса обводит глазами ширму, будто бы пытается рассмотреть сквозь резьбу что-то интересное, — Да ещё и с принципами, — женщина медленно соскальзывает с поверхности стола и делает шаг в сторону деревянной стенки, — Или моральные устои твои лишь… ширма?

— Мадмуазель Эверетт, — подаёт голос Фролло и выходит из-за перегородки, не позволяя брюнетке даже осознать происходящее, — Ваши глаза ничего не видели, а уши не уловили ни единого звука, — он ловит на себе женский взгляд полный недоумения. Явно ожидала увидеть кого-то другого, — Надеюсь, Вы достаточно умны и в силах осознать, что ждёт Вас и Вашего милого дядюшку в противном случае, — а рыженькая уже тем временем пятится назад, послушно кивая головой вниз-вверх, — Шляпа, мадмуазель, — устало добавляет он все тем же невозмутимым голосом и приподнимает тонкую бровь.

— Конечно, Ваша честь, — едва успевает актриса вернуть головной убор законному обладателю, как тут же скрывается за дверью.

— Что же Вы наделали? — забеспокоилась девушка и зябко поёжилась, обнимая себя руками.

Она устала. Безумно сводило плечи, невообразимую боль рёбер перекрывал лишь ещё больший зуд в районе бёдер, которые все ещё хранили следы прикосновений напористых пальцев. В голову опять вбирались сомнения, которые она тщетно пыталась прогнать, но стоило им вылететь из её разума, как они ударялись о каменные стены и вновь возвращались обратно, подобно бумерангу.

Фролло пытался задуматься над словами, которые искал последние дни, но это было бесполезно, ведь кажется мужчина сомневался гораздо пуще своей спутницы. Он аккуратно, будто бы боясь оскорбить юную особу, подошёл к ней и прислонился лбом к её лбу. Должно быть, он усмехается сам себе, когда она неуверенно прикасается к его узкой ладони, сжимает её, и он физически ощущает девичью растерянность, стыд и искренность. Ему вдруг даже становится не по себе от прикосновения влажных атласных губ к его коже, на миг ему стало практически тяжело от того, что он позволил себе настолько влюбиться в девушку.

Элисон была настолько растеряна, что даже не сразу заметила, как она уже в накинутом на её плечи плаще, покинула душную комнату в компании судьи, и пришла в себя лишь, когда им пришлось пробираться через болтливую толпу к лестнице, что вела вниз. Ничего вокруг не изменилось — гости продолжали слоняться вокруг, смеяться и дарить друг другу фальшивые улыбки, но самым важным было то, что ни один из них не обратил внимание на двух людей, что крепко держались за руки.

========== Часть 22 ==========

Погруженный в раздумья, Фролло стал готовиться ко сну. Он тщетно пытался понять, почему при наступлении ночи им овладевало нелепое беспокойство. Но чувство это не имело ничего общего со страхом, ибо мужчине попросту нечего было бояться. Ему не мерещилась всякая чепуха, но чтобы он не делал, непреодолимая и абсолютно беспричинная тревога всегда являлась неожиданным и в тоже время постоянным гостем в его разуме. Это чувство не давало ему покоя уже несколько дней. Оно плотно засело в его сознании, подобно образу, который оставался пустым, но не позволял себя ничем заполнить. Беспокойство всегда возникало внезапно и лишало сна. Создавалось ощущение, что судья подошёл к невидимой грани, за которой больше ничего нет, и от одной лишь мысли об этом по спине его поднимался холод.

Клод устало расправил плечи, стараясь прогнать из головы тревогу. Облегчение приносила лишь мысль, что юная девушка находится в его доме. Он учтиво предложил мадмуазель Бадлмер провести ночь в разных комнатах. Она только смогла вновь довериться ему и пугать её своей настойчивостью мужчина вовсе не желал. Однако, к его великому удивлению, юная особа настояла на обратном, ссылаясь на жуткий страх темноты, что приведёт её в покои судьи ещё до того, как тот успеет сомкнуть глаза.