И пока она переодевалась за ширмой, он, стоя подле окна, настороженно всматривался в странные тени деревьев.

Элисон вдруг стало не по себе, когда она расстегнула последнюю пуговицу ночной сорочки. Неужели она и вправду по своей воле стояла почти обнаженная в спальне человека, которого до ужаса боялась и ненавидела ещё совсем недавно? Девушка бы очень хотела спросить себя, какого чёрта она вообще забыла здесь, но ответ слишком сильно пугал её. Она тревожно вспоминала сон, что прежде считала кошмаром, закрывала глаза, сжимая в ладони белую ткань сорочки. Она шумно дышала, прогоняя мысль, что поступок её будет недостойным и мужчина, скорее всего, посчитает её действия безрассудными, а саму юную особу — легкомысленной.

Аристократка наверняка бы одумалась, если бы не позволила себе поцеловать судью в театре. Хоть и прикосновения её губ были невинны, она была уверена — то был последний шаг к огромному греху, от которого она тщетно убегала. Она поддавалась мужским ласкам в сновидениях, но… Боже, ощущать его руки на своём теле было чем-то волшебным и настолько возвышенным, что противиться своему желанию становилось просто невозможно. И она должна была принять его, как что-то неизбежное.

Мгновение — и белая ткань ночной сорочки упала к её ногам. Элисон бесшумно подошла к судье и легонько коснулась пальчиками его спины.

— Ваше сердце так громко бьётся, — прошептала она и чуть более уверенно приобняла его, прижимаясь грудью к широкой спине.

В этот момент она почувствовала тепло его тела, ощутила аромат его кожи, особенный, он будоражил сознание.

Никогда ни один человеческий голос не волновал Клода так, как сладострастная мелодия её речи, настолько тихая, будто бы она боится собственных слов. Он приносил невероятное спокойствие. Фролло мог ощутить легкие толчки, что исходили от тела молодой девушки: билось её сердце, сильно, волнующе ударяясь о тонкие рёбра.

С ранних лет он приучил себя подавлять все чувства, он похоронил эмоции ещё в зачатках, и они послушно дремали все эти годы, до момента, когда им заблагорассудилось проснуться. И сейчас Клод с большим отвращением к самому себе осознавал, что был влюблён в девушку, и любовь его была гораздо больше той греховной и извращённой страсти, которой он был просто одержим. Он старался убедить себя в невозможности чувств, что обволакивали его плоть. Боже, в шестой десяток он смог полюбить любовью, которая в априори не может быть взаимной.

Одиночество — это свобода. Ему не нужны лишние эмоции, тем более грешные. Мужчина был уверен, что вскоре это пройдёт, но каждый раз когда видел юную девушку — убеждался в обратном.

Клод перехватил тонкую девичью ладонь, что увлечённо изучала крепкую мужскую грудь, своей и послушно развернулся.

Элисон стояла перед ним совершенно обнаженная, но не решалась посмотреть ему в глаза. Ей вдруг овладел страх вновь встретить колючий карий взор, как это было тогда, на колокольне собора. Девушка вновь чувствует себя жертвой, чувствует его давление, от которого вот-вот подкосятся ноги. Только на этот раз мышка сама явилась к хищнику, явно на верную смерть. Приподнимая взор, она видит растерянный взгляд, который уже не кажется таким холодным, как прежде. Но аристократка инстинктивно делает шаг назад и прикрывает груди и низ живота, словно лишь сейчас осознаёт глупость, которую совершила.

Он же словно превратился в статую, окаменел и больше не двигался, лишь продолжал растерянно смотреть на худенькие ручки, что обеспокоено прятали небольшую грудь; на изящную фигурку, которая ещё немного угловатая, девичья, лишь готовится стать телом молодой женщины; на кожу, мистическая бледность которой приобретала лишь ещё большую возвышенность в свете луны, создавая ощущение её недосягаемости; на волны чёрных волос, подобных самой тёмной ночи, усеянной блеском всех существующих созвездий. Она была подобна настоящему видению, которое способно являться лишь в человеческих грёзах, но ни в коем образом не в реальности.

Клод должен был сказать юной девушке насколько она красива, насколько очаровательно её смущение, насколько он ненавидит её за то, что она смела так долго прятать столь прекрасное тело под жалкими тряпками.

Но вместе этого Фролло подходит к ней и осторожно приподнимает маленький, округлый подбородок, вынуждая её остановить свой взгляд на нём. На её щеках горел румянец, а она смотрела на него своими широко распахнутыми глазами полными страхом перед неизведанным. Клод притянул брюнетку к себе и она ощутила на губах волнующий, требовательный поцелуй, а изящная ладонь его ловко перебралась на тонкую девичью талию. Он крепко прижимал её тельце к себе, давая понять насколько она сама жаждет его. И жар в её ответном поцелуе, и то, как она прижималась к нему всем своим телом, всеми изгибами — подтверждали это. Он же торжествовал, вновь и вновь убеждаясь, что девушка принадлежит ему. Девичье дыхание сбивается, когда дрожащими пальчиками она расстёгивает пуговицы на сорочке и освобождает тело мужчины от ненужной белой ткани.

Элисон отважно перехватывает инициативу на себя. Влажные губы покрывают мужчину множеством поцелуев, оставляя мокрые дорожки на щеках, губах, шее, ключицах. Он напряжённо дышит, сдерживает стон, ощущает прохладу её кожи, и глубоко вздыхает не в силах поверить во всё это сумасшествие.

Вкус его губ, его запах, жар, исходящий от его тела — слилось воедино и дарило невероятное наслаждение, которая она прежде никогда не испытывала.

Тело девушки охватила сладкая дрожь, когда судья, не в силах терпеть вожделение, что становилось все сильнее и сильнее, перерастало в жгучее желание, валит её на мягкую постель. Губы Фролло скользят по её губам плавно, осторожно, словно раздразнивают девушку, что нетерпеливо ёрзает по кровати, повинуясь инстинктам, выгибается и её руки наконец находят себе место на широких мужских плечах. С девичьих уст срывается сладострастный стон, когда горячие пальцы плавно перемещаются от талии к бедру и сильно впиваются в нежную кожу, вынуждая податься вперёд. Низ живота сводит от касаний и непреодолимого желания, которое она так долго прятала в себе.

Клод немного отстраняется, желая насладиться трепетом юного, прекрасного тела. Его глаза любовались её воспалёнными от жарких поцелуев губами, гладкой кожей, что светилась белизной, маленькой упругой грудью. Эти чёрные зрачки так жадно исследовали девушку, что кажется ревновали её даже к простыни. Он вошёл в неё одним быстрым рывком и сдавленно застонал, когда ощутил обжигающую тесноту. Мужчина ещё сильнее прижал Элисон к себе, когда та вдруг протестующе вздрогнула. Он одарил её множеством поцелуев, желая отвлечь от ноющей боли, давая понять что ей нечего бояться. Она же подалась к нему на встречу, и её груди провокационно прижались к крепкой груди судьи, вынуждая его вновь простонать, чувствуя как желание охватывает его ещё с большей силой. Он ласкал горошины её сосков, чувствовал как напрягаются прохладные руки на его плечах, страстно, нетерпеливо сжимают их и царапают кожу. Его медленные, глубокие движения продолжали причинять боль, и вскоре девушка стала отвечать возлюбленному взаимными движениями. Она обхватывала его шею, запускала пальчики в мягкие, седые волосы и прижималась к нему ещё сильнее прежнего в откровенном стремлении почувствовать каждый сантиметр желанного тела.

***

Утром Элисон открыла глаза от ласкового прикосновения тёплого луча солнца. В голове пронеслись обрывки прошедшей ночи, что отозвались приятной тяжестью внизу живота и на бледном личике девушки появилась умиротворенная улыбка. Это было странное чувство, и Симоне, кажется называла его «бабочками». Мадмуазель Бадлмер никогда прежде не могла представить его себе, да и сама перспектива, что насекомые будут ползать у неё внутри не особо радовала. Конечно, буквальное восприятие этого выражения прошло давно, но сейчас это неизведанное ранее чувство, нравилось ей и она сама того не замечая замечталась.

Симоне рассказывала девушке, что дети появляются от высокой любви, и сейчас брюнетка посмела представить себя матерью. Аристократка вообразила себя с выдающимся животом в золотом, подчёркивающим её положение, платье. Воображение рисовало восторженные глаза окружающих, ведь беременные женщины очень почитаются в обществе. А любимый смотрит на неё глазами, полными любви, наклоняется и взволнованно целует её живот. В мечты вбирались слова нежности, клятвы о вечных чувствах и милая семейная усадьба. Элисон вдруг стало так хорошо, что она захотела разделить свои мечты вместе с возлюбленными, но повернувшись на другой бок, она обнаружила лишь пустую простынь, которая даже остыла. Не успела девушка осознать происходящее, как в комнату вошёл виновник её переживаний: